Джефф Дайер - Влюбиться в Венеции, умереть в Варанаси

Джефф понятия не имел, на что она сейчас похожа. Джулия Берман уже много лет не давала поймать себя в объектив — и это была последняя и, пожалуй, самая презренная часть его задания. Ему предстояло каким-то образом сфотографировать ее в неформальной обстановке. Причем — и такое бывает только с ним — никаких тебе телефотообъективов, а только обычный бытовой цифровичок с четырехкратным оптическим приближением. Главная же ирония всей этой катавасии, вгонявшая Джеффа в депрессию больше всего остального, — это что на каком-то уровне его, по-видимому, все же считают мастером своего дела. Другие завидовали, что он получает такие задания. И одним из тех, кто завидовал этим заданиям, был сам Джефф. Он ворчал и ныл, но страшно даже представить, как бы он заворчал и заныл, если б узнал, что старуху Берман отдали другому.

Текст — так называемая завлекалочка — был скучищей, необходимость тащиться на свидание с этой замшелой мисс в ее съемном палаццо — мукой, но Венеция в пучине биеннале… нет, пропустить Венецию было нельзя.

Он запихал вырезки обратно в папку, полистал немного «Гид по Венеции», задремал и был разбужен капитаном, объявившим по громкой связи, что борт начинает снижение над аэропортом Тревизо. Ничего необычного. Но когда вслед за этим он объявил температуру на взлетном поле — плюс тридцать шесть, — по всему салону пронесся вздох удивления. Тридцать шесть по Цельсию, это… это — сколько же? — девяносто пять по Фаренгейту. Ничего себе!

Все уже успели прийти к выводу, что тут какая-то ошибка, но стоило ступить на вибрирующий трап, как стало ясно, что единственная ошибка крылась в этом самом выводе. Это напоминало Ямайку в разгар жаркого сезона. Зной немедля породил среди британских пассажиров что-то вроде легкой истерии — эйфорию вкупе с ужасом. На такое, похоже, никто не рассчитывал. Кто-то, наверное, уже успел получить от прибывших ранее коллег звонки или е-мейлы: да, говорят, в Венеции жарко… но, Господи Иисусе, там действительно была ЖАРА! Она отскакивала мячиком от раскаленного бетона взлетной полосы. Воздух дрожал и обжигал, как сковородка. Вряд ли где-то в мире могло быть жарче — разве что в Каире, да и то навряд ли.

Как и следовало ожидать, венецианский аэропорт Тревизо был даже не рядом с Венецией. Благодаря своему месту Джефф прошел въездной контроль одним из первых. Он взял раунд, обошел всех соперников и был готов к старту. Но оказалось, что тащить с собой сумки в салон было совершенно ни к чему. У здания аэропорта притулился автобус, нанятый специально под их рейс, который не двинулся с места, пока все не добыли свой багаж, не прошли таможню и не погрузились в него. В итоге Джефф целый долгий мокрый час слонялся по залу прилетов размером с садовую беседку при температуре сауны. Лишь после этого автобус, набитый гостями биеннале, неторопливо пополз к городу, в который они, собственно говоря, и прилетели — хотя бы номинально. Джефф втиснулся на сиденье рядом с рыжей дамой, которую вроде знал в лицо (но при этом никак не мог вспомнить ее имени), — куратором из «Барбикана» [27] Еще одна лондонская художественная галерея. , весь перелет трещавшей по своему «Блэкберри» [28] BlackBerry (ежевика) — марка мобильных телефонов и смартфонов. . По причинам, не ясным даже ему самому, Джефф отказывался становиться владельцем мобильного телефона, не говоря уже о «Блэкберри», а это означало, что немалую часть жизни он проводил практически в небытии, пока все нормальные люди звонили, писали и обменивались информацией. Читать он ничего не взял, за окном ничего не показывали. Сначала он мечтал, чтобы уже наконец закончился полет… теперь — чтобы автобус уже наконец доехал до города. Когда, интересно, пройдет это чертово желание, чтобы что-то закончилось, и можно будет наконец-то прочно утвердиться в настоящем?

Окончание поездки этому никак не помогло, так как пришлось продираться сквозь забитый автобусами автовокзал со всеми сумками и в немыслимой жаре. Как в итальянской вариации на тему маслянистой и глубоко деморализующей инсталляции под названием «Эта машина идет задним ходом». Но стоило ему сесть на вапоретто [29] Маршрутный теплоходик, вид общественного транспорта в Венеции. на Пьяццале Рома, как Джефф очутился в той самой Венеции. Как же здорово ездить всюду по воде — даже притом, что теплоходики набиты народом не хуже лондонского метро в час пик. Разница, однако, была в том, что на этот раз его везли по Большому каналу сквозь живой мираж погружающейся в сумерки Венеции. Венеции, объятой обезумевшим жаром кузнечного горна. Венеция никогда не разочаровывает и никогда не удивляет; это город, оказывающийся в точности таким, каким ему и дóлжно быть (пожалуй, только пожарче), идеально совпадающий с первым впечатлением любого туриста. Нет никакой настоящей Венеции: настоящая Венеция — это Венеция открыток и фильмов, какой она всегда и была. Наблюдение, которое отнюдь не блещет новизной. Так о ней обычно говорят — все, включая и Мэри Маккарти, которая, правда, зашла еще дальше, утверждая, что о Венеции нельзя сказать ничего, чего бы уже не сказали до вас, «…включая и это утверждение». И все же первым впечатлением от нее всегда был и будет шок — неужели такое место и вправду существует? Не на картинках и в книгах, а в этой вот реальной жизни, со всеми своими венецианскостями, сваленными в кучу: каналами, палаццо, вапоретто, гондольерами и прочим. Город, возведенный на воде. Какая непрактичная, но замечательная идея! Джефф читал несколько версий того, как оно так получилось, но все они совершенно ничего не проясняли. Лучше уж думать, что такой она и явилась на свет в самый момент своего основания — полностью сложившейся и уже придавленной столетиями. Когда он выбрался из толчеи вапоретто на Салюте (ему сказали, что от этой остановки до отеля пять минут пешком), уже почти стемнело. Как и следовало ожидать, никакого отеля рядом не оказалось, или же он так мастерски маскировался, что опознать его оказалось совершенно невозможно. Если бы не жара, и не тяжелеющие с каждой минутой сумки, и не нарастающее давление в мочевом пузыре, было бы даже славно прошвырнуться по окрестностям, но три упомянутых фактора лишали прогулку всякой прелести, превращая любые телодвижения в унылый подвиг в стоградусном пекле. Якобы пятиминутное блуждание по лабиринту переулков, узеньких каналов и крошечных площадей, выглядевших как назло на одно лицо, вылилось на деле минут в двадцать. Отель, в дверь которого Джефф в конце концов уперся лбом, оказался, конечно, вовсе не там, где он ожидал его найти, и в то же время именно там, где ему и полагалось быть. Джефф вытащил паспорт. Регистратор отпустил какой-то комментарий по поводу жары (‘ары’) [30] В английских словах с начальной «h» — «heat» и др. — итальянцы зачастую не произносят первый звук. Англичанам это режет слух. . У конторки возник коридорный со стаканом воды на сверкающем серебряном подносе — воды настолько ледяной, что у Джеффа заломило зубы.