Дэвид Митчелл - Блэк Свон Грин

Я серьезно.

Каблуки миссис де Ру издают очень характерный звук, поэтому я всегда знаю, когда она приближается. Ей лет сорок на вид, может больше, тонкие бронзовые волосы, серебряные брошки, и одежда в цветочек. Она протянула папку красотке в приемной, бросила взгляд на дождь за окном и сказала:

– Ну и ну, сезон дождей добрался до мрачного Ворчестершира!

Я согласился, что дождь действительно льет как из ведра, и быстренько пошел за ней, на случай если остальные пациенты догадались почему я здесь. Дальше по коридору мы прошли мимо больших надписей «ПЕДИАТРИЯ» и «УЛЬТРАЗВУК» (говорят, с помощью ультразвука можно читать мысли людей, но со мной этот номер не пройдет: я запомнил названия всех спутников в Солнечной системе и просто начинаю мысленно перечислять их, когда мне кажется, что кто-то читает мои мысли).

– Февраль в этой стране такой мрачный, – сказала миссис де Ру. – Тебе не кажется? Этот месяц больше напоминает утро понедельника длиною в двадцать восемь суток. Ты утром идешь на работу в темноте, и возвращаешься домой – в такой же темноте. А в дни, вроде этого, мне кажется, что я живу в сырой пещере под водопадом.

Я рассказал миссис де Ру об Эскимосах. Их дети проводят время под искусственными лампами дневного света, чтобы избежать цинги, потому что на Северном Полюсе ночь длится больше полугода. Я предложил миссис де Ру купить лампу дневного света.

Она сказала: «Я подумаю об этом».

Мы прошли мимо палаты, где ревущий ребенок только что пережил свой первый укол. В следующей палате я увидел веснушчатую девочку, возраста Джулии, в инвалидном кресле. У нее была только одна нога. Возможно, если бы у нее был выбор, она бы предпочла быть заикой, но с двумя ногами. Это заставило меня задуматься: наверно, наше счастье как-то связано с чужим несчастьем. Завтра утром мои одноклассники увидят, как ужасно я заикаюсь, и подумают: Что ж, у меня может быть и дерьмовая жизнь, но я хотя бы не Джейсон Тейлор, я хотя бы говорить могу.

Февраль – любимый месяц Палача. Летом он обычно впадает в спячку до осени, и я могу говорить почти без проблем. На самом деле после моих первых визитов к миссис де Ру пять лет назад, и после того, как я переболел сенной лихорадкой, все думали, что я исцелился. Но наступил Ноябрь, Палач проснулся – и все вернулось на круги своя. В этом году Палач особенно жесток. Когда тетя Эллис приезжала в гости, я случайно, проходя по коридору мимо кухни, услышал ее фразу, обращенную к матери: «Ей-богу, Хелен, сделай уже что-нибудь с его заиканием! Это же просто социальное самоубийство! Я никогда не знаю, что мне делать – закончить фразу за него, или просто оставить его болтаться в этой словесной петле». (Подслушивать – иногда очень полезно, потому что ты можешь узнать, что люди думают на самом деле, но в то же время, иногда подслушивать бывает очень больно и неприятно – по той же причине). Когда тетя Эллис уехала, у нас с мамой состоялся разговор – и вот я снова здесь, в кабинете миссис де Ру.

Кабинет миссис де Ру пахнет «Нэскафе». Она без конца пьет «Нэскафе-голд. 3 в 1» из пакетиков. Из мебели тут: две ветхие софы, маленький коврик цвета яичного желтка, плюс – пресс-папье в виде драконькего яйца, какая-то детская машинка и, наконец, гигантская маска Зулу из Южной Африки. Миссис де Ру родилась в Южной Африке, но однажды правительство поставило ее перед выбором: или уехать из страны или сесть в тюрьму. Не потому что она сделала что-то плохое, но потому, что она была не согласна с мнением политиков. У негров в Южной Африке почти нет прав, они живут в резервациях, в домах из грязи и тростника, и там нет ни школ ни больниц ни рабочих мест. Джулия говорит, что полицейские в Южной Африке не особенно заморачиваются насчет тюрем и законов – они просто сбрасывают обвиняемого с крыши, а потом говорят, что он пытался сбежать. Миссис де Ру и ее муж (он – индус и нейрохирург) сбежали из Родезии на джипе, оставив позади все свои пожитки и вообще прошлую жизнь. (я читал ее интервью «Малвернскому вестнику», поэтому знаю об этом так много). Южная Африка находится в южном полушарии, и времена года там совсем другие – в Феврале у них тепло и сухо. У миссис де Ру забавный акцент. Ее «да» звучит как «дя», а «взять» как «взиять».

– Ну, Джейсон, – начала она, – Как у нас дела?

Большинство людей, задавая этот вопрос, ожидают услышать «все отлично», но не миссис де Ру – она ждет правды. Так что я рассказал ей о своем завтрашнем выступлении. Говорить о заикании – почти так же стыдно, как заикаться, но с ней я чувствую себя защищенным. Палач знает, что с миссис де Ру шутить не стоит, поэтому он помалкивает, когда она рядом. И это хорошо, потому что я могу говорить как нормальный человек, но в то же время это плохо, потому что – как миссис де Ру победит Палача, если она никогда его не видела?

Миссис де Ру предложила мне поговорить с мистером Кемпси – чтобы отложить выступление на пару недель. Я объяснил ей, что уже пытался, но мистер Кемпси сказал: «мы все должны смело смотреть в лицо нашим страхам, Тейлор, и сейчас как раз твоя очередь». Все ученики должны хотя бы раз выступить перед классом – в алфавитном порядке. «Завтра мы дойдем до «Т», а это именно та буква, с которой начинается твоя фамилия», – сказал мистер Кемпси.

Миссис де Ру издала «угу»-звук.

Мы помолчали немного.

– Как твой дневник, Джейсон?

Дневник – это идея отца. Недавно он позвонил миссис де Ру и сказал, что, учитывая мою «склонность к рецидивам», дополнительная домашняя работа была бы очень кстати. И миссис де Ру предложила мне вести дневник. Пару предложений каждый день, записывать – когда, где и на каком слове я начал заикаться и как я себя чувствовал в этот момент.

Первая неделя выглядела вот так:

Дата Место Слово Чувство

12фев столовая «обычно» плохо.

13фев Спорт зал «Саймон» Глупо.

14фев школьный двор «пение» Плохо и глупо.

15фев телефон «Ноттингем» Отвратительно.

16фев магазин Ридда. «Бумага» Отвратительно и плохо.

17фев Урок французского «Сюр ле порт» Плохо.

– Больше похоже на таблицу, чем на дневник в классическом понимании. – Сказала миссис де Ру. (Вообще-то я написал все это вчера вечером. Это не вранье, просто выдуманная правда. Если я буду записывать каждое свое столкновение с Палачем, мой дневник будет толще, чем ежедневные колонки сплетен во всех желтых журналах вместе взятых).

– Очень информативно. И аккуратно.

Я спросил, стоит ли мне продолжать вести дневник на следующей неделе. И миссис де Ру сказала, что отец будет разочарован, если я остановлюсь.

Потом она достала свой метро-гном. Метро-гном – это такой маятник, только наоборот. Он нужен, чтобы отсчитывать ритм. Он очень маленький, наверно поэтому его и называют «гном». Ученики музыкальных школ обычно используют их, но и логопеды тоже. Ты вслух читаешь текст, подстраиваясь под ритм: "Вот за-жгу я па-ру свеч, ты в пос-тель-ку мо-жешь лечь, вот во-зьму я ост-рый меч, и го-лов-ка тво-я с плеч".Сегодня мы прочитали целую гору слов на «С» из словоря, одно за другим. Метро-гном очень сильно облегчает работу, благодаря нему ты как бы напеваешь слова, но мне вряд ли позволят использовать его во время выступления в классе. Мальчишки вроде Росса Уилкокса скажут «Че это за фигня, Тэйлор?» а потом кто-нибудь просто оторвет у метро-гнома маятник.