Дэвид Митчелл - Блэк Свон Грин

– Добрый день.

– Привет, то есть, здравствуйте (я хотел сказать «добрый день», но Палачу в последнее время нравится караулить букву «Д») Вы священник?

Старик оглядел двор, словно ожидая подвоха.

– Нет, я точно не священник. – Сказал он с иностранным акцентом, похожим на французский, но более твердым. – А ты?

Я покачал головой (Палач сейчас не дал бы мне даже сказать «нет»)

– Священник пригласил меня. – Я показал письмо. – Только он не написал (я не мог сказать «свое имя»)… не подписался.

– А-а, ага. – Не-священник выглядел так, словно его вообще невозможно ничем удивить. – Проходи в комнату света. Только сними обувь.

Внутри пахло печенью и почвой. Солнце светило сквозь лестницу, и желтый свет его, нарезанный ступенями на тонкие ломти, косо стелился по полу. Синяя гитара лежала на турецком кресле. На стене – картина в золоченой раме: девушка прыгает по кувшинкам в озере, словно идет по воде. Название «комната света» звучало клево. Как будто там живет свет.

Старик предложил мне рожок для обуви. Я никогда не пользовался этой штукой, поэтому сказал «нет, спасибо», и снял свои кроссовки обычным способом, надавив на пятку одного кроссовка носком другого.

– Вы дворецкий?

– Дворецкий, ага. Эт-то хорош-шее описание моей роли в этом доме, я думаю. Следуй за мной, пожалуйста.

Раньше я думал, что иметь дома слуг могут себе позволить только архиепископы или папы-римские, но, оказывается, и священники тоже заводят дворецких. Старые, изношенные половицы царапали подошвы моих ног даже сквозь носки. Из зала мы прошли в какую-то ужасно скучную комнату отдыха, потом – на кухню. Под высоким потолком висели опутанные паутиной люстры.

Я шел, глазея по сторонам, и едва не врезался в спину дворецкого, когда он остановился.

– К вам посетитель. – Сказал он.

В «комнате света» не было никакой научной аппаратуры, хотя мансардные окна здесь были большие, как в обсерватории – только телескопа не хватает. Оконные рамы делили заросший наперстянкой сад на отдельные фрагменты. Вдоль стен -- книжные стеллажи. Карликовые деревья стояли в заросших мхом горшках, прикрывая камин. Сигаретный дым застилал воздух, делая комнату зыбкой, как сон.

В плетеном кресле сидела жабообразная дама.

Старая, но величественная, словно сошедшая с портрета, с копной седых, серебристых волос и алой шалью. Возможно, она мать священника, подумал я. Брильянты в ее украшениях были разноцветные и какие-то слишком крупные, похожие больше на конфеты – барбариски и лимонки. На вид ей лет шестьдесят, может семьдесят. Старики и младенцы похожи в одном – никогда нельзя точно сказать, сколько им лет. Я обернулся, чтобы взглянуть на дворецкого, но его уже не было в комнате.

Старушка читала книгу, ее водянистые глазные яблоки двигались туда-сюда по строчкам.

Может, мне покашлять, чтоб привлечь внимание? Нет, это глупо. Она и так знает, что я здесь.

Тонкоя нитка дыма поднималась к потолку от кончика ее сигареты.

Я присел на диван без подлокотников и стал ждать, когда она заговорит. Ее книга называлась «Le grand Meaulnes». «Что значит «Мeaulnes»?» – думал я, жалея, что не знаю французский так же хорошо, как Аврил Бреддон из моего класса.

Часы на каминной полке тонкой стрелкой отрезали секунды от времени.

Костяшки ее пальцев были странной формы, острые и угловатые, как шоколадки «Тоблерон». Каждый раз, листая книгу, она стряхивала пыль со страницы своими костлявыми пальцами.

– Меня зовут Ева ван Отрив дэ Кроммелинк. – Если бы павлин умел разговаривать, его голос звучал бы именно так. – Ты можешь называть меня мадам Кроммелинк. – Акцент похож на французский, но я не уверен. – Мои английские друзья, вымирающий вид в наши дни, раньше говорили мне: «Ева, в Британии твое «мадам-мэ» звучит слишком по-французски, так, как будто ты всегда ходишь в берете и с круассаном в руке. Почему бы нам не называть тебя просто «миссис Кроммелинк»?» На это я обычно отвечала: «Идите до черта! Что плохого в беретах и круассанах. Я мадам, и именно этим я отличаюсь от всех ваших «миссис». Allons donc. Сейчас три часа с минутами, а ты, я полагаю, Элиот Боливар, поэт?

– Да («Поэт!»). Очень приятно познакомиться с вами… мадам Кромиленк?

– Кром-мел-инк.

– Кром-мэл-инк.

– Не верно, но уже лучше. Ты моложе, чем я предполагала. Четырнадцать? Пятнадцать?

Это клево, когда тебя принимают за более взрослого.

– Тринадцать.

– Ахх, чудесный, несчастный возраст. Уже не мальчик, но еще и не мужчина. Нетерпеливый, но робкий.

– Скажите, а священник скоро придет?

– Pardon me? – Она подалась вперед. – Кто (это прозвучало как «то-о») такой «свеченник»?

– Ну, это ведь дом священника, правильно? – Я показал ей мое пригласительное письмо, чувствуя неловкость. – Так написано на воротах этого дома.

– А-а. – Мадам Кроммелинк кивнула. – «Священник». Ты немного ошибся. Священник жил здесь когда-то, а до него еще два священника, или три, – много священников. – Она жестом как будто стряхнула крошки с невидимого стола. – Но не теперь. Англиканская церковь с каждым годом банкротится все сильнее. Мой отец говорил, только католики знают, как делать деньги на религии. Католики и мормоны. Покупайте или попадете в ад , говорят они своей пастве! Но ваша Англиканская церковь не такая. И, как следствие, эти очаровательные домики распроданы или сданы в аренду, а священникам пришлось переехать в более скромные хибарки. А имя дома – «дом священника» – осталось.

– Но, – я сглотнул, – я отправлял свои стихи с помощью вашего почтового ящика весь год, начиная с января. Почему же их тогда печатали в церковной газете каждый месяц?

– На этот вопрос, – Мадам Кроммелинк так сильно затянулась, что я буквально видел, как сигарета убывает, превращаясь в пепел, – ты смог бы ответить сам, если б хорошенько подумал. Я передавала твои письма настоящему священнику домой. Он живет в том уродливом бунгало, близ замка Хенлей. Не бойся, я не возьму с тебя денег за свои услуги курьера. Это было gratis. И, кроме того, такого рода прогулки полезны для моих старых костей. Но в качестве оплаты за свои услуги я прочитала твои стихи.

– Ох, а настоящий священник знает?

– Нет. Я, как и ты, доставляла письма под покровом ночи, анонимно, чтобы не столкнуться с его женой – поверь, она гораздо хуже него. Жуткая сплетница. Она попросила однажды разрешения провести у меня в саду летнее торжество в честь Святого Гавриила. «Это традиция, – говорила миссис Священник, – нам нужно много места для игры в Человеческий мост ( *Человеческий мост (human bridge) – командная игра, популярная в 80х*) ». И я сказала ей: «Идите до черта! Я ведь плачу за этот дом». – Мадам Кроммелинк чавкнула. – Ну, зато ее муж публикует твои стихи в своем забавном журнале. Возможно, он еще не безнадежен. – Она указала на бутылку вина, стоящую на жемчужном столике. – Выпьешь?