Абдель Селлу - Ты изменил мою жизнь

* * *

Я давно перестал ходить с родителями по воскресеньям в парк Тюильри, в Ботанический сад или Венсенский зоопарк. В воскресенье я дремал перед телевизором, где показывали очередную серию «Старски и Хатч»[15], пока за мной не заходили Ясин, Нурдин или Брахим.

Мы спускались в паркинг и там слонялись – прикидывая, чем заняться, что нового еще попробовать. Торговый центр по воскресеньям был закрыт. Какой облом для тех, кто всерьез решил прошвырнуться по магазинам. Впрочем, постойте… а что нам мешает войти. Вот эта металлическая дверь ведет прямо внутрь. Да ладно, чем мы рискуем?.

Ничем. И вот тому доказательство.

* * *

В магазине «Go Sport» рядом с кабинками есть дверь с табличкой «Запасный выход» – белые буквы на зеленом фоне. Если в зале нет какого-то товара, продавец выходит в эту дверь и приносит искомую шмотку. Из этого следуют два вывода. Во-первых, там, за стеной, – склад. Во-вторых, на этот склад можно попасть с улицы; даже тупой инспектор Гаджет сообразил бы..

И вот он, этот выход. Прямо перед нами – металлическая дверь, через такие в кинотеатрах выпускают зрителей после сеанса. Абсолютно гладкая дверь, без единого выступа, без скважины. Значит, открывается она изнутри. И открывается легко – ведь если во время пожара к ней ринутся десятки людей, она должна сразу распахнуться.

Конечно, теоретически снаружи ее открыть нельзя. Но – вперед, зубило Гаджета. – я отжал дверь, сунул ногу в щель, а Ясин изо всех сил потянул дверь на себя. И вот мы в пещере Али-Бабы..

А что это за воротца, под которыми мы только что прошли. Что-то раньше такого не видали. Ну и ладно, мы тут вообще-то не на экскурсии. Я убрал зубило в карман, и мы стали осматриваться. Почти все вещи еще были запакованы в пленку. Не очень удобно: как узнать, подходит ли тебе этот фасон. И вообще – твой ли это размер?.

– Абдель, посмотри-ка! – Ясин что-то нашел. – Штанцы – офигенчик!

Я поднимаю глаза на Ясина, который стоит передо мной. Ну что сказать, штаны и вправду классные. В отличие от немецкой овчарки, которая скалит зубы у него за спиной. Еще выше – поводок и рука, которая его держит. Почти такая же волосатая, как собака. А дальше – квадратная челюсть и кепка с надписью «Охрана».

Что ж, последние сомнения рассеялись..

– Вы оба, сюда! – Охранник хватает Ясина за воротник.

– Но мы же ничего не сделали!

– Заткнись!

Он открывает небольшую дверь – уже со стороны торгового центра – и запирает нас в туалете для сотрудников. Щелк! Оказывается, на двери снаружи есть щеколда!

– Ясин, ты видел? – Меня пробило на истерический смех. – Во дают! Заранее подумали, что в сортире можно устроить тюрьму, если вдруг попадется какой-нибудь воришка. Чтобы место зря не пропадало!

– Кончай ржать! Мы конкретно попали!

– Да ладно, с чего бы это? Мы же ничего не взяли.

– Просто потому что у нас не было времени. И дверь мы все-таки взломали.

– Как взломали? Кто? Ты? Ясин, ты взломал дверь? Нет! И я тоже нет. Она была открыта, мы просто вошли.

С этими словами я открыл бачок и сунул туда зубило. Через несколько минут охранник вернулся с двумя полицейскими, и мы им выдали нашу историю. Они не были дурачками, но не смогли ничего доказать. Охранник вывел нас на улицу тем же путем, каким мы попали внутрь.

– И для справки: вот это – рамка, она подключена к системе сигнализации. Когда кто-то проходит через нее, на посту охранника включается красная лампочка.

– О, круто! Полезная вещь! – Я изобразил восторг при виде этого чуда техники.

– Очень полезная.

Металлическая дверь захлопнулась у нас за спиной. Корчась от смеха, мы вернулись к друзьям.

* * *

Моя самая крупная кража (если оценивать размеры украденного) произошла, когда мне еще не было десяти лет. В магазине «Голубой поезд», все в том же торговом центре в Богренеле, я уцепил автомобиль – потрясающая электрическая игрушка, на ней можно было ездить, как на настоящей машине. Как теперь всё вижу: подняв эту штуку над головой, я стремительно бегу по лестницам – а по пятам за мной гонится директор магазина:.

– Стой, ворюга! Остановись!

Немудрено: игрушка стоила бешеных денег.

Мы все на ней катались по нашему паркингу. Вообще-то ездила она не очень хорошо. За такие деньги могла бы и получше.

6

Я вырос тем, кем вырос. И уже не мог измениться. К двенадцати годам не осталось ни единого шанса, что я вдруг стану законопослушным гражданином. Все остальные мальчишки из нашего района стали такими же, как я, – сели на тот же корабль и не сходили на сушу. Даже если бы нас лишили свободы, всего, что у нас было, оторвали друг от друга… Нет, даже и тогда ничего не вышло бы..

Нас нужно было полностью переформатировать. Как жесткий диск компьютера. Но мы не были компьютерами, и никто не смел использовать против нас наше оружие – силу, не подчиняющуюся никаким законам.

Мы очень рано поняли, как устроен этот мир. Париж, Вилье-ле-Бель или еще какое Сен-Пердю-Деламудю – везде одно и то же. Мы, дикари, – против цивилизованной Франции. Нам даже не приходилось сражаться, чтобы отстаивать свои привилегии. Ведь что бы мы ни делали, в глазах закона мы были детьми. Которые ни за что не отвечают.

Ребенка оправдывают всеми возможными способами: его чересчур опекали, на него не обращали внимания, слишком баловали, или он рос в нищете… В моем случае это была – цитирую – «психическая травма, вызванная разлукой с родителями»..

* * *

В шестом классе я попал в коллеж Гийома Аполлинера в XV округе. Помню свой первый разговор с психологом. Со школьным психологом, разумеется. Прочитав дело Селлу А. Я. – сплошные угрозы исключения и прочие нелестные отзывы учителей, – он что-то возбудился и захотел со мной познакомиться:

– Абдель, ты ведь живешь не со своими настоящими родителями, верно?

– Это мои тетя и дядя. Теперь они мои родители.

– Они стали твоими родителями после того, как настоящие тебя бросили, верно?

– Они меня не бросали.

– Абдель, когда родители перестают заботиться о своем ребенке, это называется «бросить». Верно?

Задолбал этими своими «верно»!

– Говорю вам, они меня не бросали. Они поручили заботу обо мне другим родителям, вот и все.

– Это и значит бросить.

– Но не у нас. У нас так принято.

Психолог вздыхает, не в силах победить мое упрямство. Я решаю немного смягчиться, чтобы он от меня отстал:

– Месье психолог, не волнуйтесь, все в порядке. Нет у меня никакой психологической травмы.

– Нет, Абдель, травма все-таки есть!

– Ну, как скажете…

Одно могу сказать точно: мы, дети района, жили, совершенно не видя краев. Мы никогда не получали ясного сигнала: «вы вступили на опасный путь». Родители молчали, потому что просто не знали, что говорить. Даже если им не нравилось то, что мы делаем, они ничего не могли изменить. В большинстве арабских или африканских семей ребенок набирается опыта самостоятельно, даже если это грозит опасностями.