Ольга Морозова - Музыкантша

Баба Зина приняла на ночь снотворное и легла в постель. Вечером она видела, как её сосед, Петр, шел, пошатываясь, от Глашки и нес в руках бутыль самогона. Баба Зина неодобрительно покачала головой — Петю она не любила. Она, конечно, знала о похождениях Лиды, его жены, но осуждать её не осмеливалась даже в мыслях. Лида — баба красивая, видная, из города приехала, к сельскому труду непривычная, а поди ж ты, и огород развела, и сад привела в порядок, и на рынок не брезгует ездить. И девочка у нее чистенькая да ухоженная. А этот упырь присосался, словно пиявка, не отдерешь… Кто ж её осудит? Что толку терпеть да маяться? Времена нынче другие настали, не то, что раньше. Верность до гробовой доски никому не нужна уже, да плохо ли это? Разве Бог говорил кому, что нужно жизнь свою загубить, положив на алтарь верности какому-нибудь прощелыге? То-то и оно, что не говорил… А кто говорил? Да люди все и придумали. А раз люди, так что слушать пустые разговоры? Живи, как знаешь, как сердце велит, тебе с Богом беседовать с глазу на глаз придется, там и скажешь все. А нам, простым смертным, чего нос свой совать куда не следует? Сказано же в Писании — не судите, и не судимы будете… А Петя, тот конченый человек совсем, пропащий… Лида с ним разве счастье найдет? И дочка у нее… А с Саввой, глядишь, еще деток нарожают, вот и польза будет. Савва, он мужик хороший, ласковый, доверчивый, Лидочке такой как раз и нужен. Да и Саввушке жена нужна, чай, во вдовцах тоже не сладко. Лида уж его в руки возьмет, она баба хваткая… Н-да… Что вот толку, что она, Зинаида, верность всю жизнь хранила мужу своему, безвременно погибшему на фронтах нашей Родины? Кто спасибо ей скажет за это? Бог? Он молчит. А зачем она тогда жизнь свою молодую загубила, спрашивается? Баба Зина заворочалась, застонала, воспоминания нахлынули непрошенные, горькие. Первое время гордилась собой даже — вдова героя! Жалела только, что деток нарожать не успели, но терновый венец носила, высоко подняв голову. Потом поняла, что, собственно, никому и дела-то до нее особо нет, до её верности или греховности, жизнь у всех своя, трудная, послевоенная, не до ближнего. А парни на нее в молодости засматривались! И потом, позже… А уж как старухой стала, тут уж, конечно, не до ухаживаний. Сама-то она и не заметила, как время ушло, улетело… Жизнь прошла, утекла, как вода в реке — вот была и нет уже… всю жизнь, почитай, в деревне и просидела. Нет, как она забыла! Как-то подалась на комсомольскую стройку, мир посмотреть захотелось. Там весело было, интересно. Девчат много и ребят. Работа спорилась, и отдыхали шумно, по-доброму. Многие и там на нее заглядывались, погулять приглашали, на свидания… Но она упрямая была, что тот баран — меня, мол, так мама с папой воспитали — верность мужу до гроба, пусть и погибшему. Парни уходили, потом она их с другими девушками видела прогуливающимися под ручку. Обидно было, но только укреплялась в мысли — не стоит размениваться. Разочарование одно. А может, боялась? Теперь уж не разберешь, давно это было, ох, как давно! А потом на родину потянуло, в деревню. Сниться стала. И еще одно было, из-за чего уехать хотела. Парень у них в деревне был, с фронта вернулся без руки — Федор. Сватался он к ней, да и ей он по вкусу пришелся, хоть и постарше, но зацепил чем-то… Так смотрел на нее, что она алела, словно маков цвет. Ничего не сказала, на стройку сбежала, хоть сердце и просило «да» ответить. Втайне надеялась, что Федор ждет ее, что придет опять руки просить. Готова была согласиться, да и тут неудача. Всему свое время видно… Как приехала, узнала, что Федор на Дарье из соседней деревне женился и уехал туда жить. Долго еще после этого рыдала в подушку, но слезы плохое подспорье. Так лямку одна и тянула. Никуда уж больше не ездила, так доживала век. А недавно Федор помер, на похороны ездила. Всю жизнь с Дашей душа в душу прожили, троих сыновей вырастили. Обнялись с Дашей, поплакали. А что еще? Сама виновата. Три дня справили, и уехала обратно. И теперь вот ждет, как сама помрет. Скучно жить, устала… Баба Зина лежит, глаз закрыла, ждет, когда снотворное подействует, и она провалится в черный бездонный омут, из которого утром то ли вынырнет, то ли нет…

Сон у неё в ту ночь выдался тяжёлым, беспокойным. Хоть снотворное и приняла, а спалось плохо. Что-то нехорошее улавливала краем уха на границе сна и яви, но глаза разлепить не было сил. Так и промаялась до утра, а когда встала и вышла во двор — мать честная! За голову схватилась, чуть в обморок не упала. Дома-то соседского и нет! Головешки обугленные торчат, дымятся… Народ уже собрался, гудят, перешёптываются. Она платок накинула и поковыляла в ту сторону. Ропот по толпе шёл, Петю ругали, на чём свет стоит. Кто же, как не он, спалил? Ирод. Душегуб! Чтоб и на том свете ему ни дна, ни покрышки! Спалил всех, как есть спалил… И Савва здесь был, волосы на себе рвал, Лиду звал… А нет Лиды… И Анжелочки нет… Господи, горе-то какое! Баба Зина уголок платка к глазам поднесла, заплакала. Вот ведь жизнь какая! Потом уж разбредаться начали… Лиду жалели, и девочку… Петра проклинали…

Когда народ разошёлся, обгорелый остов дома остался в одиночестве, на этот раз надёжно спрятав Марго и Эдика от посторонних глаз. Смерть не так просто расстаётся со своими жертвами и, в конце концов, всегда забирает обещанное. Не стоит играть с ней в прятки, она всё равно найдёт и в точности исполнит то, что ты сам так хотел и так боялся. Странная инсценировка, выдуманная Эдиком, сыграла с ним злую шутку, в точности воплотившись в жизнь в сотнях километрах от места постановки…

Анжела проснулась под вечер, было уже темно, и она испугалась. Закричала, но кто ночью в лесу услышит? Разве волки или медведь? Анжела зверей не боялась, но темнота её пугала. Она зарыдала, отползла в овражек, и залегла под куст, чтобы не видно было. Так и промучилась до утра, то погружаясь в беспокойный сон, то выныривая из него в лесную чащу, наполненную ночными звуками и шорохами. Утром, когда начало светать, страх отступил. Анжела вылезла из своего убежища и пошла по лесу, не заботясь о цели и направлении. Она боялась возвращаться в деревню, думая, что придётся рассказать про человека в бейсболке, а это, она полагала, ему совсем не понравится. Человек внушал ей страх, и она хотела забыть всё как можно быстрее. Теперь и отец, и мать, и дом — всё стало абстрактными понятиями, всё, за исключением скрипки… Анжеле казалось, что, лишившись инструмента, она лишилась и важной части своей жизни, и ей просто необходимо его вернуть, чтобы вернуть себе смысл самого существования.

Кто-то захрустел ветками, явно двигаясь ей навстречу. Анжела спряталась за дерево, не уверенная, что стоит показываться незнакомцу на глаза. Но, очевидно, она ошиблась в расположении источника звука, и, к её ужасу, кто-то подошёл к ней сзади и схватил её руку. От неожиданности она закричала, но чья-то холодная рука зажала ей рот, и Анжела забилась в истерике. Тогда этот кто-то ударил её по лицу, но так, совсем не больно, чтобы она пришла в себя. Анжела затихла, уставившись во все глаза на незнакомца. Им оказался чернявый паренёк лет шестнадцати, симпатичный, кудрявый, но немного неряшливо одетый. Он удивлённо смотрел на Анжелу и цокал языком, будто оценивал её достоинства и недостатки.