Назым Хикмет - Жизнь прекрасна, братец мой

Я рассказал о беседе с мутасаррыфом Юсуфу и Осману у себя в комнатке над конюшней постоялого двора «Погонщик», в которой все пропахло навозом, под доносившееся снизу ржание мулов и звон цепей, при свете керосиновой лампы. Мы единогласно решили объявить в Болу большевизм, как только Анкара падет. С мутасаррыфом мы разговаривали еще два раза. Разработали план. Но Анкара не пала. Он вновь вызвал нас и сказал: «Вам здесь делать больше нечего, еще на мою голову бед навлечете, уезжайте». В это время Юсуф получил телеграмму. Не знаю от кого. Нам он сказал: «Меня по одному делу вызывают в Трабзон. Хорошая возможность, вы тоже приезжайте. Оттуда мы все вместе переберемся в Россию и там хорошенько изучим большевизм, в самом подходящем для этого месте».

Мы приняли предложение Юсуфа. Он уехал, но Осман вернулся в Стамбул. А я направился в Трабзон.

В Трабзоне, по указанному Юсуфом адресу, его я не нашел. Хозяева дома посоветовали мне сходить в одну кофейню: «Иногда он ходил туда играть в нарды. Есть такой знаменитый мастер по нардам Хафиз, он тоже бывает там». Я отправился туда. «Юсуф-эфенди уже давненько не заходил», — сказал хозяин. Я вернулся в гостиницу. Уснуть не смог. Спустился вниз, чтобы выйти на улицу. Встретил хозяина гостиницы.

— Куда ты, бей-эфенди?

— Мне не спится…

— Поздно уже, все кофейни закрыты.

— Я в кофейню и не собирался. Поброжу немного, подышу воздухом.

— Твое дело, конечно, но время теперь позднее.

Я удивился.

— А что, грабят?

— Нет… Но…

— Что — но?

— Ты же только сегодня приехал в Трабзон, ты ж не здешний…

— Ну и что?

— Ничего, но после того случая все приезжие под присмотром.

— После какого случая?

Хозяин гостиницы не ответил. Было видно, что он уже пожалел о своих словах.

— Какого случая?

— Если уж тебе так хочется погулять, иди гуляй, бей-эфенди. Ты мне сразу понравился. Так что — твое дело…

Я вернулся в номер. Подняв батистовую занавеску, посмотрел на улицу. Послезакатная тьма анатолийских городов…

Наутро я спозаранку выскочил из гостиницы и пришел во вчерашнюю кофейню. Мальчишка, помощник хозяина, поливал водой мостовую у входа. Внутри — один-два посетителя. Хозяин узнал меня:

— Вчера, после того как ты ушел, приходил Юсуф-эфенди. Я ему сказал про тебя. «Один парень, — сказал я ему, — один парень в эдакой островерхой папахе спрашивал про тебя» Ты ж мне свое имя не назвал. «Похож на стамбульца. Такие вот виски заросшие у него» — так я ему сказал.

— И что ответил Юсуф?

— Сначала он не понял, о ком я. Потом сказал: «А, знаю».

— И что?

— Больше ничего не сказал.

— Как это — ничего не сказал? Не сказал: пусть подождет, если придет завтра?

— Не сказал. Но если хочешь, подожди. Сегодня придет шах нардистов мастер Хафиз, ну и Юсуф-эфенди, думаю, зайдет.

Ничего не понимаю. Но что делать, остается только ждать.

— Отсюда ходят пароходы в Батум?

Хозяин кофейни как-то странно посмотрел на меня.

— Ходят иногда.

— Наверное, и катера всякие, и баркасы бывают?

— Как не бывать!

Хозяин ушел, вернулся с чаем, бубликом, брынзой.

— В Батум путь держишь?

— В Карс, через Батум и Тифлис.

План у нас был таков: в те времена из Трабзона в Карс можно было добраться двумя путями. Первый — по суше. Второй — по морю до Батума, оттуда в Тифлис, а оттуда в Карс. Мы решили выбрать второй путь, чтобы остановиться в Батуме.

— У тебя есть бумаги, чтобы ехать через Батум?

— Есть.

Бумаги я сделал в Болу, у мутасаррыфа: «По служебным делам следует в Карс. По дороге Батум-Тифлис».

— Если так, хорошо; сухопутным путем и долго, и тяжело. Бумаги тебе здесь выдали?

— Нет.

— В Анкаре?

— В Болу.

— Бумаги из Болу здесь не пройдут. Тебе понадобится брать разрешение и здесь.

— А что, не дадут?

— Ну, то одному Аллаху ведомо.

Хозяин кофейни ушел. Я заметил, что остальные посетители прислушивались к нашему разговору, а затем принялись перешептываться.

Я заказал еще чаю. Чай снова принес сам хозяин, а не мальчишка-помощник.

— Послушай, а говорят, тут на днях какой-то случай произошел, — вновь завел я разговор.

— Что за случай?

— Не знаю… Услышал мельком от хозяина гостиницы.

— А ты где остановился?

Какой-то странный внутренний голос внушил мне на всякий случай не говорить, где я остановился. Я назвал другую гостиницу, мимо которой проходил по пути в кофейню.

— Значит, ты не знаешь, что здесь произошло?

— Не знаю.

Ясно, что уж он-то что-то знает.

В тот день я прождал Юсуфа до заката. Он не пришел.

На следующее утро я вновь появился в кофейне:

— Приходил он?

— Приходил, когда уж ставни закрывали.

— И что?

— Сказал, пусть утром меня ждет.

Через некоторое время Юсуф вошел в кофейню. Мы обнялись, точнее сказать, это я его обнял.

— Пойдем-ка выйдем, — сказал он мне.

Мы вышли.

— Послушай, Юсуф, ты ведешь себя, будто…

— Замолчи. Я тебе все расскажу.

— Что происходит?

— Я сказал, замолчи.

Мы быстро шагаем прочь. Юсуф то и дело пытается незаметно оглядываться. Мы шагаем быстро, очень быстро. Пришли в квартал с узенькими улочками, которые то тянулись вверх, то уходили вниз, — как я потом узнал, этот квартал назывался в честь местной обители — текке. Юсуф замедлил шаги.

— Ну, теперь рассказывай, Юсуф-эфенди.

— Мне надо было съехать с той квартиры.

— Ладно, а почему же ты не сказал хозяевам, где мне тебя искать?

— Так надо было.

— Что значит «так надо было»? Как я должен был искать тебя в огромном Трабзоне?

— Но ты же нашел… Ты что-нибудь говорил хозяину кофейни?

— Что именно?

— Не знаю, что-нибудь лишнее. От тебя только и жди какого-нибудь безрассудства.

— Я спросил, часто ли ходят отсюда пароходы в Батум.

— Ляпнул, что нужно!

— А что такого?

— С бумагами, которые ты получил в Болу, отсюда ты до Батума не доберешься. Что ты еще ему наболтал?

— Больше ничего.

— В Айн-Пе тебя вызывали?

— Нет… Ладно, а как же мы в Батум-то поедем? — Внезапно меня осенило: — Послушай, а ведь здешний губернатор — один из воспитанников моего деда. Пойду-ка я к нему, попрошу у него нам бумаги.

Юсуф задумался:

— Мысль неплохая.

Мне до сих пор не приходит в голову спросить Юсуфа, чем он занимается в Трабзоне.

— Ты делай бумаги для себя, Ахмед. Делать пропуск нам обоим будет подозрительно. А я придумаю что-нибудь и через три-четыре месяца приеду. И давай больше здесь не встречаться.

— А в чем дело?

— Ты здесь кому-нибудь рассказывал о суде Болу, о мутасаррыфе?

— Кому же мне было рассказывать?

— Не знаю, от тебя всего можно ждать.

— Почему от меня можно всего ждать? Ты чего-то боишься, Юсуф. Ты в чем-то замешан? Кстати, послушай, здесь ведь что-то произошло.