Olga Koreneva - Интимный портрет дождя или личная жизнь писательницы. Экстремальные мемуары.

И она стала показывать, как танцуют. Это было красиво! Как в западных фильмах. Натка чуть не задохнулась от восторга. Мы сидели на сугробах и следили за каждым Маришкиным движеньем. Потом Натка начала рассказывать какие-то глупые анекдотики. Маришка тоже рассказала пару анекдотов. Правда, мы их не совсем поняли. Вернее, совсем не поняли. Но не подали виду.

А на другом конце катка ребята колошматили клюшками шайбу. Там у них были ворота. Носились-то они по всему льду. Но около ворот сосредотачивались основные действия.

Вскоре к хоккеистам присоединились взрослые парни. Они, с неподвижными красными лицами и оловянными глазами мчались, не разбирая дороги. И все, едва завидя их, шарахались в стороны.

Зажглись фонари. Лед стал пустеть... Марина здорово каталась. Еще бы, раньше занималась фигурным. Она, в своей белой вязаной шапочке и длинном свитере, казалась сегодня какой-то особенной. Лицо порозовело, а ресницы стали длинными и влажными от тающих снежинок. Длинные волосы веером относило вбок, иногда черные густые пряди совсем закрывали ей лицо. Марина показывала тройной переворот, когда сзади появились эти хоккеисты с отупевшими потными лицами. Мы завизжали и едва успели отскочить. Маришка не успела...

Она лежала лицом вниз. Когда мы хотели поднять ее, заехала по Натке коньком:

- Уйдите, - говорит.

Потом встала. Спиной к нам. Заковыляла к забору. Лед под ней был в крови. Начала тереть лицо снегом.

-Что с ней? — испугалась Томка.

-Мариша, что с тобой, Мариш, а? – Натка подъехала к Маринке.

Та молча, с ожесточением терла лицо.

Мы стояли поодаль. В такие моменты Марина не любила, когда к ней подходят. Натка вернулась к нам и прошептала:

- Вся физиономия вспухла, страсть. — И она вдруг хихикнула.

-Жаль, Иванова нет верхом на быке, - шепотом отозвалась долговязая Тома.

-Ага, ага, верхом на быке, - подхватила Натка.

Ее быстрые черные глазки, казалось, силились сфотографировать весь каток, с красным пятном сбоку и Маринкиной упрямой спиной у сугробов.

- Да, Иванов бы не упустил случая подонжуанствовать, - глубокомысленно протянула Тома.

- Ага, - подхватила Натка, - приехал бы за ней Дон-Жуан верхом на быке.

А на другом конце льда кто-то шумно переругивался с хоккеистами, не желавшими уходить, и сторожиха в стеганке тыкала пальцем часы. Каток закрывался.

Мы молча брели по рыжему от песка тротуару. Огни рекламы безжалостно светили в Маришкино разбитое лицо.

-Гляди, как девочка покалечилась, - сказала женщина в вязаном платке малышу. — Вот не будешь маму слушать, тоже...

-Бедняжка, кто ж это ее так, - сочувственно завздыхали две старушки.

Маришка мрачно покосилась на старух:

- Они меня доконают сегодня, - дернула уголком рта. - Слушайте, - обернулась к нам, - кто меня еще пожалеет, врежу тому по морде.

Первая в Маринину квартиру ступила Натка. Маринка быстро выключила в коридоре свет.

-Ну, наконец-то, гулена, замерзла небось? Отец поднял руку к выключателю.

-Все о'кей, па, - зазвенел в темноте бодрый Маришкин голос. - Только свет не зажигай.

-Что за глупости? - отец быстро включил свет.

Да-а, тогда, на катке, ее физиономия выглядела приличней. Куда приличней. Маришкин отец побледнел и бросился к телефону. А мы тихонько выкатились из квартиры. На улице Натка затарахтела:

- Спорим, Маринка не придет в понедельник в школу? Спорим?

-Конечно, не придет, - усмехнулась Тома. - Представляю, что будет с Ивановым...

-Ага, не придет, ой, что с Ивановым-то будет! - как эхо отозвалась Натка. - Дон Жуан на вороном быке.

В понедельник Марина пришла.

Все уже сидели на местах. Учителя не было. Когда вошла Маришка, Тома присвистнула и произнесла нарочито громко:

- Гордон, почему вы опаздываете?

И все разом посмотрели на Маришку. Ее распухшее лицо было густо запудрено и напоминало высеченную из камня физиономию скифа. Под глазом примостился порядочный синяк. Тома и Натка переглянулись и хихикнули. А Маришка невозмутимо направилась к своей парте, но на полпути остановилась и обвела класс детективным взглядом.

Тут поднялся шум, все завертелись и стали спрашивать, что такое? Что случилось?

Но Томка с Наткой лишь усмехались и таинственно перемигивались...

Всю перемену Маришка стояла в коридоре и сосредоточенно смотрела в окно. Когда подкатывались девчонки, она косила на них своим длинным мрачным глазом, и девчонки сразу отходили.

- Что с ней такое сегодня? - удивлялась Лена Зайчикова.

- Странно, - пожимала плечами отличница Зина, - и лицо какое-то жуткое, и взгляд змеиный…

- Ага, ага, глаза как у удава, - подхватила шустрая Натка.

Маленькая, хилая Лена Зайчикова печально сосала бесцветную прядь волос.

- А почему Иванов не пришел сегодня? - спросила она вдруг.

- Заболел, значит, - уверенно ответила отличница Зина.

Натка мелко засмеялась, прищурила черненький глаз:

- Ага, заболел от горя, что Маринка на него не смотрит. Ага.

Тут все стали приставать к Натке, расспрашивать про случай с Маринкой. Потом разговор зашел об Иванове.

- Да какой он испанец, елки-палки, - сказал Сашка Серегин и плюнул через трубочку жеваной промокашкой. - Бахвал он, вот кто.

Саша втайне завидовал Витькиной популярности.

- А почему он не пришел? - снова спросила Лена Зайчикова.

Тома сдула пылинку с фартука.

- Как почему? Его папа на дипломатической машине увез.

- Ага, на дипломатической машине, ага! - оживленно блеснула антрацитовыми глазками Ната.

- На какой еще машине, елки-палки? - промямлил Серегин, жуя промокашку.

Тома фыркнула:

- Тебе он еще не рассказывал, как папочка катал его на черном лимузине марки "ДА" по Мадриду?

- Чего-о? У-у, палки, кхе-кхе... – подавился промокашкой Серегин.

Ната стрельнула глазами в сторону Марины, которая все стояла у окна в конце коридора. Она жалела, что Маринка не слышит этот разговор. Интересно было бы заглянуть ей в лицо, если бы слышала. Хотя лицо у Маринки всегда одинаковое: презрительно-высокомерное. Во всяком случае, так казалось Натке.

А рядом шумели ребята:

- Да болтун он! - говорили одни про Иванова.

- Врун! - кричали другие. Кто-то из девчонок сказал:

- Мне Иванов рассказывал, что у него дома на стене ружье висит, которым его отец убил в Испании двенадцать фашистов.

- А мне болтал, что у него шпага отцовская, елки, - сплюнул катышек промокашки Серегин.

Тут все окончательно разозлились. Обидно стало, что Иванов всех так долго водил за нос. И после уроков решили зайти к Витьке и публично уличить его во лжи.

И мы пошли. Маришка тоже пошла с нами.

Иванов жил в старом доме без лифта. В подъезде едко пахло горелой картошкой и щами.

Дверь долго не открывали. Наконец в квартире что-то стукнуло, упало, и детский голосок спросил: