Larkin - Социальный работник

Кажется, я провёл здесь, в ожидании, целую вечность. Я видел, как моя мама разговаривает с какими-то людьми в зале. Видел как прошли родители Дэни. Самого Дэни я нигде не видел.

Они здесь, но где же Дэни? Раз есть они, должен быть и он.

Наконец ко мне подошёл полицейский и приказал идти с ним. Он провёл меня по коридору, ввёл в комнату и вышел, закрыв дверь. В комнате стояли несколько стульев и стол. Что интересно, не было окна. Сказать, что я не волновался, было бы ложью.

Что им надо? Зачем?

На стене висели часы, такие же как в школе. Но они словно замерли. Стрелки если и двигались, то очень-очень медленно.

Под часами висело большое зеркало. Не нужно быть гением, чтобы понять – для чего оно тут. Эти трюки с тем, что с другой стороны оно прозрачно, а за ним другая комната, куда приводят свидетелей для опознания, показывали во многих фильмах.

Наконец дверь открылась. Я посмотрел выжидающе, и увидел высокую, красивую, женщину, одетую более формально, чем любая из моих учительниц, несущую портфель и стопку папок. Она одарила меня тёплой улыбкой, села за стол, положила портфель на один из стульев. Вынув из одной из папок несколько бумаг, разложила их перед собой, и опять улыбнулась.

- Ты, наверное Френсис, - заговорила она мягким завораживающим голосом. – Так тебя зовут в школе?

- Иногда.

- А как тебя обычно зовут?

- Френсис.

- Хочешь сказать, у тебя нет никакого прозвища?

Мне было неловко перед ней, хотя я никогда не стеснялся своего прозвища.

- Меня называют Бини, но я бы хотел, чтобы вы звали меня Френсис.

Я почувствовал, что мой ответ её озадачил.

- Меня зовут Диана Карвер. Я социальный работник и психолог. Но ты можешь называть меня Диана.

Она взглянула в одну из бумаг.

- Френсис, я задам тебе несколько вопросов. Не волнуйся, тебе ничего не грозит. Я попросила твою маму разрешения поговорить с тобой. Она согласилась. Единственное, о чём я тебя прошу – говори правду. Ты можешь выполнить мою просьбу?

Я утвердительно кивнул.

Она помолчала, и что-то написала.

- Дата твоего рождения, Френсис?

- Третье декабря, девяносто пятого.

- Значит сейчас тебе двенадцать, а в декабре будет тринадцать. Правда? Скажи, Френсис, у тебя есть братья и сёстры?

- Нет.

- Ты живёшь с мамой?

- Да.

Я знал, что она это всё знает, и проводит формальную проверку.

- Расскажи о своём папе.

Я промолчал.

Она сделала паузу на длинное мгновение и осторожно сказала.

- Френсис, я знаю что случилось с твоим папой. Я хочу узнать, что думаешь об этом ты. Самоубийство – страшная вещь. Но ты должен помнить, что в этом нет твоей вины.

Если она знает, то почему спрашивает? И какая может быть моя вина? Мне тогда было два года...

- Френсис, в какую школу ты ходишь? Какие уроки тебе нравятся, а какие нет?

- Средняя школа Воррен Гамалиеля Ха́рдинга. Седьмой класс.

- У тебя много друзей в школе?

- Хватает.

- Что ты подразумеваешь под словом «хватает»?

- Хватает.

- Френсис, я хочу знать, много ли у тебя друзей. Есть ли среди них такие, которых ты можешь выделить? Можешь ли выбрать из них одного?

- Да, много. Я ни с кем не ссорюсь.

- Френсис, школьные друзья могут быть просто твоими одноклассниками, а могут быть особенные друзья, с которыми ты проводишь время.

- Да, есть и такие и такие.

- А сколько у тебя особенных друзей, с которыми ты остаёшься подолгу наедине?

- Их много. Они часто меняются.

- Считаешь ли ты Дэни особенным другом?

Во мне нарастала паника.

Осторожней! Пошли каверзные вопросы!

- Может быть, - как можно безразличнее пожал я плечами.

- Френсис, объясни, что такое особенныйдруг?

Наверное всё это из-за того старого разваленного дома.

Я озадаченно запрокинул голову к потолку, словно ответ висел под ним в воздухе.

- Френсис, расскажи о времени проведённым тобой с Дэни.

Я продолжал изображать непонимание.

- Дэни старше тебя на год?

- Может быть, - отозвался я.

- Разве Дэни не прикасался к тебе в тех местах, к которым прикасаться не должен?

Я нахмурился. Я действительно не понимал к чему она клонит.

- Френсис, ты слышал о хорошем и плохом прикосновении? Я думаю, ты достаточно взрослый, чтобы понять меня.

Что она пытается выяснить? Как именно я играл с Дэни? Откуда она вообще об этом знает?

- Френсис, в начале нашей беседы, я сказала, что тебе ничего не угрожает. Но если ты солжешь, всё измениться. Ложь будет твоим преступлением. Подумай где ты. Ты в полицейском участке. А здесь нужно говорить только правду.

Мне захотелось, залезть в укрытие, как моллюск в раковину, и закрыть люк.

- Френсис, пойми, - её глаза пылали пламенем. – Когда один человек трогает другого, он наносит ему страшный вред! И мы должны остановить этого человека, чтобы он не трогал других! Скажи, когда вы были с Дэни наедине в последний раз?

- Вчера.

- Френсис, я хочу, чтобы ты хорошенько подумал. Говори только правду. Вчера вы встретились после школы. Ты пришёл к нему домой. Что вы делали? Шаг за шагом.

Что она вообще может знать? И откуда? Дэни ей бы не сказал! Ни за что!

- Мы играли в Playstation, – сказал я.

Она могла бы спросить, в какую именно игру, но она не спросила.

- Это не то, что сказал нам Дэни. Вы делали ещё кое-какие вещи.

Не знаю откуда, но на меня нахлынуло мужество.

- Что именно?

Она пытается обмануть меня! Она хочет, чтобы я проговорился. Чтобы я разозлился на своего друга и выдал его! Ей плевать, кто у кого взял член и что с ним делал! Ей нужно раздуть федеральное дело! В фильмах часто показывают эти подлые полицейские штучки.

Мой бунт возмутил её. Она вскочила и повысила голос.

- Если я узнаю, что ты лжёшь, у тебя будут крупные неприятности!

Она взяла себя в руки, села за стол и натянула свою добродушную ласковую маску. Но было уже поздно. Я замолчал и только презрительно улыбался, когда она задавала свои вопросы.

Она ушла. Я просидел в одиночестве ещё час. А потом меня забрала мама. Она даже не понимала что наделала, когда допустила это издевательство.

Оказалось, что прокурор во время моего допроса, давила на Дэни. Она, как и миссис Карвер, пускалась на такие же уловки, но Дэни раскусил её. Он не усомнился во мне.

И мы выстояли. Если бы один из нас не выдержал и признался, последствия были бы страшными, а наша жизнь уничтожена.

Мы не преступники. Мы обычные мальчики. А мальчики всегда играли и будут играть в свои особыеигры.