Татьяна Чекасина - Маленький парашютист

– Возьми-ка душ и поокатывай меня осторожно, чтоб руку не забрызгать.

Так они с матерью мыли отца, изношенного болезнью, похожего на ребенка. Это был единственный мужчина, которого Аля видела не по телевизору голым, и то не целиком. Бывший любовник Пашка Груздев не раздевался, боясь неурочного возвращения своих родителей. Она полила на спину, на грудь. Мужчина сказал, что, пожалуй, он поднимется. Встал к ней боком, прикрываясь. Она добросовестно окатывала его столько, сколько хотел, боясь лишь: заметит он её особую улыбку.

– Теперь выйди.

Вышла. Он ещё побыл в ванной, тихо засвистел знакомую песенку: «Мы вдвоём теперь! Мы вдвоём…» Её губы сами сложились, будто тоже для свиста. Вымытый мужчина обвернул бёдра полотенцем. Выстиранные им самим трусы и носки (дорогие, купленные в фирменных магазинах) повесил сушить. Она отметила с досадой, что больную руку он зря натрудил стиркой. Конечно, травма не на кисти, а на предплечье, но лучше бы она сама выстирала в стиральной машинке «малютка» его вещи со своими вещами. Из спортивной сумки, которую он держал постоянно при себе, как и пистолет, достал майку, рубашку. Велел «провести утюгом», что и сделала она старательно. Не видела таких вещей близко – только в витринах, по телевизору.

В субботу зашла соседка-пенсионерка, просила на всякий случай номер телефона.

– …а боюсь, так как живу одна. А вы не запишете мой? Что, не желаете? Эх, молодо-зелено… А ведь милиция считает, что в нашем доме прячется преступник. Не слышали? Весь двор судачит. Тот, что милиционера у сберкассы убил. Передавали приметы… Вы включите телевизор, может, и теперь… Это всё видела соседка из тридцатой квартиры. Средь бела дня!

– Так эта соседка сообщила, раз видела?

– Не только! Её допросили как свидетеля этой пальбы! Она, как раз, сидела на лавочке в скверике. Мы там теперь сидим с тех пор, как нашу лавочку, ту, что была у подъезда, сломали. Если что, буду звонить. И вы в случае чего звоните, телефон ставлю на ночь у изголовья.

Соседка ушла. Решетникова выпустила мужчину из шкафа. Он сразу – к телевизору. По местному кабельному телевидению долго не передавали никаких объявлений: шёл в записи концерт группы «Куин». Когда Фредди появился в женском платье, Решетниковский постоялец сказал:

– Вот кого не понимаю, так гомиков.

Наконец, пошли «Криминальные новости»: «Разыскивается опасный преступник: рост сто восемьдесят два, волосы русые, атлетического телосложения, на вид тридцать – тридцать пять лет, одет в коричневую кожаную куртку, джинсы, белые кроссовки; у него имеется спортивная сумка чёрного цвета. Вооружен пистолетом “ТТ”. Просьба…» Выключили телевизор. Молча поужинали. На ночь снова – пенициллин, анальгин. Сказал – заболело опять.

Утром заехал брат (каждый раз заезжает, когда дежурит в воскресенье). Удивлялся, отчего Аля не забрала мать, ещё в пятницу надо было, тётя и ему звонила. Маму теперь в коридоре держат, ухода – ноль. Аля угощала брата на кухне большим капустным пирогом, только испечённым. Съев половину, он немного успокоился, мол, понимает, до чего Але тяжело пришлось с родителями. Отцу заслуженного МВД дали, а помощи никакой не было. Теперь – с мамой. Вроде как пожалел.

– Да, кстати, ты не слышала, налётчика на сберкассу ищем? Теперь вряд ли найдем. Его подельник вчера умер, и концов никаких. Отпечатков в картотеке нет. Наверное, гастролёры. Жаль Карганова, погибнуть на первом своём дежурстве… Ну, я пошёл.

Мужчина вылез из шкафа, где прятался со всем своим имуществом и в кроссовках. Аля закрывала дверцу на ключ, чтоб случайно не отошла. Доев остальную часть пирога, он похвалил, мол, вкусный пирог…

– А в каком звании твой братик? – спросил с весёлым лицом.

– В лейтенантском, – она глядела в это лицо, не отрываясь.

На ночь он опять решил вымыться. И она снова окатывала его душем, а он прикрывался рукой. Чувствовал он себя хорошо, был нервным. Она это поняла ещё в ванной: посмотрел на неё через плечо, широкое, загорелое, гладкое, а вот грудь и ноги волосатые. Стараясь не разглядывать, поливала, желая никогда не останавливаться… Среди ночи её позвали по имени, и она проснулась. Свет горел над диваном. Аля, спавшая на маминой кровати, надев не только ночную рубашку, но и халат (похолодало), повернула голову на подушке и увидела мужчину, сидевшего на краю дивана в белых трусах с синими корабликами.

– Не могу спать.

– Рука болит?

– Немного. Сегодня лучше.

– А…что?

– Мне холодно, – пожаловался он.

– Я ещё дам одно одеяло, – поднялась она, пошла к шкафу.

Дождь хлынул на балкон. Мужчина остановил ее, руки положил на талию, притянул к себе, заставил лечь рядом. Они укрылись вместе. Она прекратила спать на маминой кровати.

Всё шло спокойно, тихо. У него немного отросла борода. С руки Аля сняла бинты. По краям раны образовались наросты, это был свежий шрам. Решетникова разглядела одна, он боялся смотреть. Оставила только бактерицидный пластырь.

Мужчин продолжали убивать на планете. Но теперь это меньше тяготило Алю Решетникову. Губы её разомкнулись, будто «уздечка», которая была между ними, перестала тянуть; «уздечка» растаяла в те ночи, когда Алю целовали по-взрослому. Он сказал, что «никакая» она «не старая». Аля почувствовала себя не хуже Дашки и вполне способной делать и делать для этого мужчины всё и без оплаты баксами. Сон стал короче и беспокойней от предчувствия дня. Похожим стал её сон на сон, а не на смерть. Пролился дождь, зацвела акация. Теперь в ожидании автобуса Решетникова никого не оглядывала, и в короткие расставания она будто продолжала видеть этого мужчину, его лицо, его тело… Аля купила синее платье, о котором мечтала.

– Как, нравится? – спросила она.

– Где пистолет? – прошептал он.

– Выбросила.

Мужчина быстро оделся, но в узком рукаве куртки рука, ещё немного опухшая, застряла. Нелепо идти под дождём с курткой в руках.

– Дурочка. Этим не удержишь. Я буду прикрываться тобой, и они тебя убьют.

– Пусть. Мне теперь всё равно, умирать не страшно, – сказала Аля Решетникова, и улыбка, такая странная, что и улыбкой-то её не назовёшь, дёрнула её губы, точно нервным тиком.

Парень вышел из дома, пересёк скверик, направился к остановке автобуса номер тринадцать. Надо было скорее уходить. Поравнявшись со сберкассой, он обернулся на крик: вдоль дома неслась вниз большая синяя птица. Когда она ударилась об асфальт, он вскочил в подошедший автобус и поехал улицей героя Угорелова; в ушах стучало голосом Али Решетниковой: