Милош Форман - Призраки Гойи

Какие судьбы? Какие решения? Об этом можно только гадать. Хотя король и принимая время от времени посла Соединенных Штатов, он почти ничего не знал об этой новой стране. Поразительное безразличие, если вспомнить, что его отец Карлос III наряду с французами посылал войска для поддержки Вашингтона и американских повстанцев.

Наконец, монарх входит через боковую дверь. Камергер, державший дверь открытой, закрывает ее и уходит. Карлос делает Гойе знак и указывает на диванчик, обитый штофом, предлагая ему сесть.

Немного поколебавшись, художник садится. Он не видит, что за дверью стоят, обступив камергера, трое-четверо придворных, жаждущих услышать, о чем пойдет речь.

Король направляется к секретеру, открывает его и достает оттуда скрипку в футляре. Гойя смотрит на него с изумлением. Государь берет скрипку, быстро ее настраивает, кладет под подбородок и начинает играть стоя.

Сидящий на диванчике Гойя смотрит на короля Испании, играющего для него на скрипке.

В тот же самый миг запыленный небритый всадник в местами разорванной одежде спрыгивает с лошади и бегом направляется к королевскому дворцу. Он предъявляет часовым бумагу, подтверждающую его полномочия. Его незамедлительно впускают. Гонец делает знак, чтобы позаботились о его обессилевшей лошади, и быстро входит во дворец.

Он стремительно поднимается по главной лестнице и спрашивает, куда ему идти. Он должен видеть короля, у него послание для государя, срочное послание. Гонец провел в пути шесть дней и всё это время почти не спал. Его ведут в личные покои Карлоса IV, и камергер стучит в дверь кабинета.

— Позже! — доносится изнутри королевский голос.

Посланец вынужден ждать. Он запыхался, и от него пахнет потом.

Кораль продолжает играть в своем кабинете. Он играет минут пять-шесть, и художник всё так же изумленно глядит на него. Закончив, государь спрашивает:

— Вам понравилось?

— Очень, ваше величество, — отвечает Гойя.

— Вы говорите искренне, по крайней мере?

— Вполне искренне. Я разволновался. И до сих пор не могу успокоиться.

В дверь снова стучат. Король в очередной раз восклицает: позже! И спрашивает у Гойи с легкой улыбкой:

— Известно ли вам, кто сочинил эту пьесу?

— Нет, ваше величество. Не знаю. Может быть, Гендель? Или Моцарт?

— Нет-нет. Это я.

— Вы?

— Да, я. На прошлой неделе.

— Примите мои поздравления, ваше величество. Вещь показалась мне превосходной, в самом деле. Очень ритмичной и хорошо… поистине хорошо сыгранной, даже если я не бог весть какой знаток.

— Хорошо сыгранной? Не уверен, — ответил король. — Но в этом что-то есть, не так ли? Нечто, что могло бы… Пожалуй, стоит бы посмотреть, что сумел бы извлечь из этого какой-нибудь виртуоз.

Снова раздается стук в дверь, и на сей раз государь кричит:

— Да-да! Войдите!

Дверь открывается, и гонец входит в комнату. Он преклоняет колено перед монархом и говорит:

— Ваше величество, я приехал из Парижа… Короля Франции казнили.

Он протягивает Карлосу запечатанное письмо, отправленное из испанского посольства во Франции. Король всё еще держит в руках скрипку, слишком ошеломлен, чтобы взять письмо. Он только и может сказать:

— Короля Франции?

— Да, ваше величество. Его судили и публично отрубили ему голову. Шесть дней тому назад.

— Моему кузену Людовику? — переспрашивает король.

Посланец встает и уходит. Он отдает письмо камергеру, который вручит его королю. Но самое главное уже сказано. Король потрясен, он медленно кладет скрипку в футляр, закрывает его и убирает в секретер.

Затем направляется к двери, по-видимому собираясь поговорить с королевой или кем-нибудь из министров. Любопытные придворные, собравшиеся за дверью кабинета, расступаются, пропуская государя, который медленно, как бы в полусне, проходит мимо них. Камергер протягивает ему запечатанное письмо. Король машинально берет его.

Прежде чем удалиться, Карлос, словно внезапно что-то вспомнив, оборачивается к Гойе и говорит:

— Нам с королевой очень понравилась картина. Вы поистине великий художник.

Итак, после довольно долгих неизбежных раздумий главный инквизитор, испросив помощи у Бога, принял решение изгнать Лоренсо не только из Конгрегации в защиту вероучения, но и из ордена доминиканцев. Это решение не было беспочвенным, ибо отец Григорио дорожил присутствием Лоренсо. Он, можно сказать, наделил Касамареса неограниченными полномочиями в новоявленном крестовом походе инквизиции Мадрида против нравственного упадка Испании. Нелепый крах Лоренсо грозил повлечь за собой его собственное фиаско. Поэтому он чувствовал, что обязан принять жесткие меры, не поддаваясь чувству, не давая воли снисходительности.

Несколько дней главный инквизитор даже подумывал обратиться в Рим за позволением отлучить Лоренсо от церкви, после чего отступнику до конца его дней было бы запрещено причащать и, самое главное, причащаться. Затем отец Грегорио отказался от этой мысли. Незачем, вероятно, рассуждал он. Лоренсо был не из тех, кто способен обратиться в ислам или принять какую-либо иную веру. В глубине души он всегда останется христианином. Зачем же лишать этого человека единственного доступного ему утешения?

Он вызвал Лоренсо для последнего разговора, во время которого распространялся о том, в каком плачевном виде тот выставил инквизицию и их орден, в первую очередь в глазах короля, и в заключение заявил, что Касамаресу придется покинуть ряды черно-белой братии.

Лоренсо спросил, нельзя ли ему уехать из Испании в качестве монаха-проповедника в дальние края, куда еще не долетела весть о его прегрешении. Отец Григорио наотрез отказался. Он сказал, что Лоренсо лишился доверия, и не может быть и речи о том, чтобы он продолжал служение где бы то ни было.

— Я жду неизбежных дисциплинарных санкций, — заявил инквизитор, — после чего вы навсегда покинете стены этого монастыря. Вам будет запрещено носить сутану доминиканца, и я советую вам взять другое имя. Отныне только вам решать, как вы распорядитесь своей жизнью. Возвращайтесь в свою келью и не выходите оттуда до прибытия официальных бумаг. Главное, я не желаю, чтобы вас видели в городе.

Лоренсо опустил голову и повиновался. Он отправился к Инес, с которой говорил, но лишь намеками. Ему разрешили всего одно свидание с узницей, всего на несколько минут. Монах сообщил ей, что он отправляется в далекое путешествие с неизвестной целью. Куда? Он еще не знал. Девушка стала умалять взять ее с собой. Невозможно, ответил Лоренсо, ее не выпустят за порог этой кельи, за ограду монастыря. Она должна терпеливо ждать суда. Вероятно, ему больше не удастся с ней встретиться и поговорить. За ним тоже следят, и в ближайшие дни его скорее всего будут держать в тайном месте.