Борис Евсеев - Пламенеющий воздух

Шестеро охранников, которые нагнали Савву по пути и теперь следовали за ним по пятам, быстро выставили всех гуляющих из парка вон. Однако Савва тут же приказал граждан с детьми вернуть обратно.

В тот час ему было все равно, узнают его или нет, будут ли клянчить, просить, требовать, выманивать деньги прямо в парке или уже по возвращении в гостиницу…

Савва стал водить с детьми хоровод, потом прошелся вприсядку — и у него впервые в жизни получилось!

Он стал показывать детям немые сцены, изображал рыболова и пограничника с собакой… И дети, сперва побаивавшиеся нелепого дяденьку, стали потихоньку улыбаться, некоторые даже смеялись.

— Have you in this park the лилипут-транспорт? — смешивая от волнения родную и чужеземную речь, спрашивал молчаливых детей Савва.

Не дождавшись ответа, мастерил он из стебельков зеленые усы, помогая накладывать их на губы пионеркам. Найденным куском красного кирпича рисовал очень пристойные, но иногда и чуть соблазнительные знаки, выводил на серебристых постаментах вполне себе печатные, но в новые времена и для новых детей звучавшие двусмысленно слова.

Все было как тогда, в беспечальном Саввином детстве, шестьдесят годочков назад!

Тут же Савва Лукич решил «Парк советского периода» купить.

Именно парк, а не какой-то занюханый музей или богом забытый цирк, вдруг стал представляться Савве символом новой российской жизни.

— В парках пьют? — рассуждал он, вернувшись в гостиницу и вышагивая мимо пустых номеров по всей длине третьего этажа. — Еще как пьют! Ну так в наших парках и питье будет особенное, беспохмельное. В парках совокупляются? А то! Так мы для взрослых просторных кабинок понаставим, и детям наблюдать за ними не позволим.

— В парках хулиганят? — допрашивал Савва ни в чем не замешанного Эдмундыча и сам за него отвечал: — Так то от задора! А мы хулиганящим управление реальными финансовыми потоками предоставим. Детскую биржу создадим! Подростковую земельную ренту наладим! Юношеский инвестиционный банк учредим! Старушечью меняльную контору организуем! И тогда старушка старушке — рубль, а не сумкой в глаз! И никаких тебе острых взаимных топоров, никакого старческого экстрима. Всё россиянам дадим через парк. Им из парка и выходить не захочется. Какой театр? Зачем музей? Развлекаясь — практикуйся! Вот наше будущее!

Оставлять «Парк советского периода» на своем месте, в городе Романове, Савва никак не желал. Желал целиком, со скульптурами, фонтанами, хозяйственными постройками и обязательно с почвой, на которой эти постройки стоят — перевезти в столицу. И где-нибудь у себя, в обширных подмосковно-московских владениях, этот парк разместить.

А для тех детей, подростков и отроковиц из числа романовцев, которые пожелают его новые владения посещать, решил уже в «Московском парке советского периода» — построить поместительную гостиницу в виде лебедя, поднимающего одно крыло.

Крыло поднятое и крыло, лебедем опущенное, должны были символизировать: с одной стороны, прохлопанные когда-то возможности, а с другой — беспримерный подъем производства и неслыханно успешную капитализацию всей культурно-парковой сферы!

— Толцыте и отверзется, — твердил, вышагивая по коридору Савва, — толцыте и толцыте! Не в дверь ногами — головой, головой толцыте!

— Ну учудил ты, Лукич, ну учудил, — тихий Эдмундыч от счастья служить такому человеку, как Савва, обмирал сердцем и моргал красноватыми от недосыпу камердинерскими веками. — Только забыл ты, Саввушка, вот про что: про нашу церковь! Как без нее в парке?

— Будет церковь. И не одна! Оно и правильно: помолился перед входом — и за ограду, за дело! И мечеть, и синагогу, да хоть буддистский дацан на входе и выходе поставлю. Верь мне, старик! Вся жизнь — в парке! И парк уже не советский, а переходный к российскому!.. Все о чем мечталось — в одном, так сказать, месте. Теорию одного окна знаешь? Эх, темнота!

— Что верно, то верно, темен… А дальше, дальше-то как, Саввушка?

— А дальше — прошел парк насквозь, вышел и снова очистился, в каких желаешь церквах! И сразу опять назад!

— Как же это, Саввушка? Разве ж вход и выход не в одном месте будут? И по деньгам невыгодно — там и там храмы ставить. Чтой-то ты зарапортовался…

— Эх, старик! Да если мы в одном месте все церкви поставим — как священнослужителям работать? Обманут их, как пить дать! В парке покуролесят и выйдут через задние — без церквей — ворота. И теперь уж, заметь, не помолившись! Скажут: «Зачем? Я уже на входе молился!» А если выходить через первоначальную церковь — старым знакомым могут и грехи по знакомству отпустить. Нет, Эдмундыч. Так у нас с тобой в парке честно работать и честно грехи отмаливать никто не станет. Поэтому на выход из парка специальное разрешение получать надо будет. А тех, у кого такого разрешения не будет, церкви и другие священные дома, на выходе стоящие, мягким отческим словом назад заворачивать станут! Так и будут храмы действовать: храм на выходе и храм на входе. И называться соответственно будут: входная церковь и выходная. И вообще… На входе в парк у нас с тобой все церкви милующие будут. А на выходе — мягко порицающие и бездельников, ну, так это… слегка карающие. Потому как только конченные лентяи и остолопы из парка назад в этот вздрюченный мир стремиться будут! А те, что к делу прирастут, те в парке навсегда останутся!

— Так ведь, Саввушка… Расширять «советский парк» придется!

— И расширим. Так расширим — ты от широты нашей дико ахнешь! Сперва расширим территорию парка на всю европейскую часть… Потом, конечно, Зауралье, Алтай, Тыва… А там и Восточную Сибирь подтянем! Может, до самого Дальнего Востока, до тигриного города Уссурийска с тобой доберемся. «Парковый капитализм» — это тебе не суп с треской… Его, паркового капитализма, всюду, расправив на груди салфетки и облизываясь, ждут! Вся Россия будет парк аттракционов!

— Так оно, Саввушка, уже и теперь так. Сплошные аттракционы кругом…

— Сгинь, старик! Я русский пернач Куроцап! Вижу далеко, раздробляю в щепки! И ты меня не зли. Иначе я тебя как штатную единицу аннулирую!

Приезжего москвича странноватые бесчинства встревожили не на шутку. От неуверенности и нервности в один из прозрачных романовских утренников он возьми да и брякни Ниточке:

— А давай мы с тобой всю эту науку — к чертям! И в белокаменную!

— Нельзя пока. Главный эксперимент два года готовили. Потому, наверное, и Трифон прячется — вдруг результат не тот будет. Или вообще никакого результата…

— А если — какого надо результата добьемся?

— Тогда Трифон сразу и вынырнет.

— Ты прелесть, Ниточка…

— А ты не мешай, не на ту клавишу нажму. — Ниточка остро выставила локоток. — Не видишь, работы по горло… И вообще: я колкая! Вот сейчас и уколю тебя: спустись-ка ты, дружок, к Волге. Тебе ведь рассказывали… Ну про наши земные ветра…Что они частенько эфирному ветру предшествуют или ему сопутствуют. Эфир ведь, как природный газ: ни тебе запаха, ни цвета! К нему, к эфирному, наши обычные ветра каким-то странным образом и примешиваются: так примешивают запах к природному газу, чтоб его учуять. Тебе, кстати, давно пора освоить кое-какие приемы работы с ветром.