Люси Фор - Славные ребята

Потом снова заговорила.

— Вот тогда-то произошло нечто страшное, мерзкое, вам этого все равно не понять.

— Да не волнуйтесь так…

— Я сейчас кончу. Услышав эту пошленькую фразу, Эльсенер начала хохотать; до сих пор у меня в ушах стоит ее пронзительный, неудержимый смех. И вот именно этот смех помог нам измерить всю глубину разделяющей нас бездны. Он уехал. Потом уже я узнала, что, возвратившись в Нью-Йорк, он всем стал говорить, что Эльсенер умерла. И, очевидно, говорил вполне искренне.

Марк не посмел нарушить наступившее молчание, Надин утерла слезы.

— А теперь вернемся, мы с вами сделали порядочный крюк, хотя от дома далеко не отошли.

Потом вдруг улыбнулась.

— Теперь мне легче, но за мной еще один стаканчик. Немногие умеют слушать. А вы принадлежите к этим немногим.

И даже как-то робко шепнула:

— Спасибо вам.

Он поднялся за Надин по крутой тропке, согласился выпить последний стакан виски и даже нарочно немножко позамешкался, в надежде увидеть Эльсенер; теперь бы он пригляделся к ней повнимательнее. Но на площадке никого не было, и в окнах розового дома не блеснул ни один огонек. Мишель тоже куда-то исчез.

Наконец Марк решил, что самое время отправляться восвояси. Надин не пыталась его удержать. Рассеянно бросила «до свиданья» и даже не упомянула о будущей встрече. Видно, и впрямь будущее для нее не существовало.

Марк подъехал к отелю, чувствуя, что в голове у него перепутались все впечатления этого странного дня. Хиппи… американки… Нелегко вжиться во что бы то ни было, если сам причастен к событиям. Описывал же он тюрьму, трущобы, скажем Гонконга, Калькутты, но описывал как бы со стороны, как человек непричастный. Ни к тамошним драмам, ни к тамошним законам.

Когда он поднялся к себе, зазвонил телефон.

— Вас в холле ждет какой-то молодой человек.

— Позовите его к телефону.

— Не кладите трубку, он сейчас подойдет.

Чей-то робкий голос:

— Алло… Добрый вечер.

— Добрый вечер.

— Правда, уже поздно, но я знаю, что вы только что вернулись.

— Вот как!

— Можно вас видеть?

— Хорошо… я сейчас спущусь.

— Я буду ждать на улице, потому что, когда я без вас, они на меня здорово косятся.

— Как тебе угодно.

Марк нарочно медлил, стараясь обрести утраченное за день спокойствие, хотя не желал признаваться даже себе, что взволнован.

Минут через десять он вышел к подъезду отеля, и сразу к нему как-то боязливо приблизился Ален. Но очутившись в обществе Марка, он тут же стал прежним самоуверенным юнцом.

— Я несколько раз в отель заходил… А знаете, как туда неприятно заходить Смотрят на тебя, как на вора какого-нибудь.

— Весьма сожалею. — И улыбаясь, добавил: — Со мной ты ничем не рискуешь, пойдем посидим в баре.

— Хорошо провели день?

— То есть…

— Надин красавица, да?

Марк тупо уставился на Алена.

— Что это вы? Прямо смех берет.

— Значит, за мной установлена слежка?

— Как будто здесь нужна слежка. Здесь все знают обо всем, что происходит в округе на тридцать километров.

— Ты знаком с Надин?

— Само собой.

— А как ты узнал?

— Подумаешь, тайна, Эльсенер приезжала сюда после завтрака.

— Значит, ты и Эльсенер знаешь?

— Как же не знать.

— Почему — как не знать?

— Она в нас нужду имеет…

— Ага!

— Мишель… Он ведь из наших. Все, кто при ней состоит, из наших.

Подошел бармен. Марк осведомился у Алена, что ему заказать.

— Сандвичи?

— Нет, сегодня не хочется.

— Тогда что же тебе?

— Апельсиновый сок.

— Два апельсиновых сока, пожалуйста, — Потом обернулся к Алену: — Ты говорил, что…

— Ну так вот, сегодня Эльсенер решила дать Мишелю отставку. Бросила колоться и прямо озверела, решила, значит, прогнать Мишеля и прикатила к нам. Осмотрела все комнаты и все такое прочее. А так как никто не согласился — одни вообще против, а другие, чтобы взвинтить цену, — она опять уволокла к себе Мишеля. Он на все согласен. Потому что деньги копит. Накопит четыреста долларов и прости-прощай. Но старуха догадывается и стала прижимистой. Чего это вы так удивляетесь? По-моему, у вас за целый день было достаточно времени, чтобы самому все понять.

Еще немного, и начнется настоящая сцена ревности. Марк даже застыл от изумления.

— А Надин Форстер?

— Ах да, я и забыл, что вас интересует она… По правде говоря, я мало что о ней знаю, но, по-моему, она не лучше старухи.

Марку стало как-то не по себе; неприятно ощущать, что ты попал в паутину, запутался в ней. Ален сразу потерял в его глазах все свое обаяние.

— В сущности, ты зачем сюда пришел?

Ему ужасно хотелось добавить: «Раз ты не голоден». Но он вовремя спохватился. Зачем зря унижать мальчишку.

Тут удивился Ален:

— Я думал, что я вам не помешаю…

И он тоже не посмел добавить: «Думал, что вам будет приятно».

— Я и не говорю, что ты мне помешал.

— Допустим, я просто пришел с вами поболтать…

— О том, как я провел сегодняшний день?

— И об этом и о многом другом.

— Например?

— Сам не знаю. Ну обо мне, о наших парнях, которых вы тогда видели. Как они вам?

— Занятные люди.

— А что значит «занятные»?

— Ладно тебе… Я и сам не знаю. — Он пожал плечами. — А что вот они думают о таком старикашке, как я?

— Говорят, что вы очень милый… Матье заявил, что вы можете снова к нему прийти. А Серж в следующий раз покажет свои гравюры.

— Почему же он тогда не показал?

— Вот он такой. Не желает, по его словам, продаваться. Если вы еще раз придете, тогда иное дело.

— Весьма польщен.

— Не надо издеваться. Он вполне заслуживает уважения. Ингрид и еще младенец. Ох, как же я о них тревожусь.

Марк тоже начал тревожиться. Но его вдруг пробудившаяся жалость обратилась если не на все человечество, то, во всяком случае, на людей, мало знакомых с их горестями. Ален с его лицом Христа. Серж с его будущим младенчиком. Надин с ее теткой. Сколько же нелепостей разом, и нужно поскорее выбросить их из головы.

— Ну что ж, как-нибудь на днях.

Ален поднял на него разочарованный взгляд.

— Ты уж извини меня, но я еле на ногах держусь. Не привык, очевидно, к климату.

Внезапно ему стало скучно с Аленом.

— Спокойной ночи.

Ален допил апельсиновый сок и уже поднялся, когда к Марку подошел портье и сказал, что его зовут к телефону.

Здесь Марк никого не знал… Значит, Париж… Какая-нибудь неприятность… И серьезная… Может, и больше. Несчастье. Ему сразу же представилась вереница автомобилей, окровавленное лицо. Он поднял трубку, его била дрожь.

— Алло! Марк.

Он едва нашел в себе силы ответить… Мыслями он был так далеко… Надин… Оказывается, Надин!

В трубке повторили:

— Это вы, Марк?.. Ничего не слышу.

— Да, я. Простите, пожалуйста.