Джеймс Херлихай - Полуночный ковбой

Внезапно он представил себе такой пейзаж: белый камень на могиле Салли Бак, пустой, без надписи. Воображение быстро подсказало, что следует изобразить на камне — собственную глупую рожу. Теперь все в порядке, можно и передохнуть, снова вернуться к Перри.

— Я вот думаю, — он с удивлением прислушался к собственным словам, — что я так всю жизнь буду мыть посуду, а мне ее все будут подтаскивать и каждый раз все больше, а я все мою, мою…

— А дальше?

— Потом приду сюда и посплю, потом опять примусь за мытье, а потом…

— Что потом?

— Потом я… — Он вытянул ладонь вперед, словно ощупывая еще непроизнесенное слово.

— Так что же потом?

— Потом я умру.

«Черт возьми! Что же за стена между нами? Я сломаю ее! Разобью! Разнесу!»

Джо снова попытался рассмеяться. Нет, так стену не прошибешь. Да и никак ее не прошибешь. Уж слишком она огромна, слишком толста.

И тут он увидел призрака с лопатой в руках. И стал тот призрак копать яму рядом с могилой Салли. А потом появился открытый гроб, в нем лежал красивый парень — Джо Бак. «Ох, черт возьми, — подумал Джо, — неужели это все, что меня ждет? Такой молодой, сильный, красивый — и в ящик?» Его охватила тоска, и неожиданно он рухнул на колени и заплакал. Он задыхался, ловил ртом воздух и видел рядом с собой грязные ботинки незнакомца. Ему очень хотелось, чтобы тот ушел, и он выдохнул: «Убирайся!» Больше он не смог ничего сказать. Внутри него, в легких, распускалось нечто огромное, что переполняло его, перекрывало дыхание. Потом оно вышло из легких, заползло в печень, сердце, повсюду, впилось в тело, как сотня ножей. Грязные ботинки… в них был обут человек. Что он хочет от меня? Что они все хотят от меня? Что нужно этому сукину сыну? Вопрос не давал покоя, колотил в мозг. Разве он не понимает, что я… я…

Вдруг незнакомец с силой схватил его за плечи и опрокинул на спину. Он уселся верхом на Джо, обхватив его ногами. Внезапность нападения выбила из Джо тяжкий, бесформенный страх, что вполз внутрь и царапал душу. Джо теперь мог снова дышать. Он постанывал при каждом выдохе и понял — значит, жив, только живые могут стонать.

Лицо его было мокрым, он, наверное, плакал, но слез своих не стыдился. Это все марихуана, ее штучки, а он тут ни при чем. Он посмотрел на Перри, прижимавшего его к полу, увидел его лицо совсем рядом со своим. Потом услышал голос — дружеский, глубокий, чарующий, как наркотик.

— Пари держу, теперь тебе гораздо лучше, а?

Джо почувствовал, как волна дружелюбия, мудрости и спокойствия подхватила и понесла его. Прекрасно. Наконец-то! И что теперь?

— А теперь, — заговорил Перри, — тебе стоит только сказать, всего лишь намекнуть, что же ты хочешь. Иначе я не смогу выполнить твое желание.

«Кто же он? — думал Джо. — Бог? Санта-Клаус? Волшебник? Даст мне, что я хочу?.. Он спятил? Он все время твердит: «Скажи, чего хочешь…» Ладно, я скажу, пусть знает. Я скажу, что хочу блондинку, и чтобы она меня любила и заботилась обо мне всю жизнь, блондинку с длинными ресницами и с полными коленками, и чтоб ямочки на них, и не худышку какую-нибудь, а чтобы носила желтое платье и за пазухой было за что подержаться, не то что у бедной старушки Салли, ей вечно приходилось подпихивать в лифчик всякую дрянь, и сидим мы дома, она стряпает, а я смотрю какую-нибудь муру по телевизору, и подходит она ко мне, шепчет: «Ковбой, я от тебя без ума» и еще долго про любовь говорит, а я отвечаю: «Вот уж не думал, что можно любить так, как ты меня любишь. Интересно, за что?» А голос у блондинки такой же мягкий, как ее грудь: «Хочешь знать, почему я люблю тебя? Потому что ты — ковбой, Джо Бак, и мне с тобой здорово, ведь выкладываешься ты только со мной в постели, а не на какой-нибудь паршивой работе. Уж что-что, а любить ты, ковбой, умеешь, и времени на это дело тебе не жалко. Так что садись поудобнее, милый, и скажи, что тебе принести поесть. Пирожок с кремом? А может быть, персик и жареную куриную ножку? Погрызи ее, моя радость, а я тебе спою. А потом мы займемся любовью прямо здесь, на полу, а после ты запоешь свою любимую песню про щенка, который бежал далеко… далеко… далеко…»

— Ничего особенного, — произнес Перри. — После марихуаны всегда хочется есть. — Друзья сидели за стойкой закусочной где-то на шоссе — там кормили круглые сутки. Перри курил и пил кофе, Джо приканчивал второй бифштекс.

— Еще заказать? — спросил Перри.

Джо помотал головой, его рот был забит до отказа. Ему было очень хорошо — как младенцу, который получил порцию шлепков, а потом сытый ужин. Он испытывал к Перри невыразимо теплое чувство.

— А кто такая Салли? — поинтересовался Перри.

— Салли? Откуда ты знаешь про Салли?

— Ты без конца твердил ее имя, когда с тобой приключилась истерика. Это твоя старая подружка?

— Да! Подружка! — Опять соврал. А ведь Перри говорил, что признает одну лишь правду. Так-то оно так, но какой взрослый парень признается, что лепетал о своей бабушке?

— Чем бы ты хотел заняться, Джо? Сейчас всего четыре утра.

— Чем заняться? Я? Стоит ли об этом, Перри… Поступай как знаешь, а уж за мной дело не станет.

— Нет, Джо, сегодня твой день. Итак, говори.

— Да чем скажешь, тем и займемся.

— Нет уж, выкладывай.

— Но, Перри, я понятия не имею…

— Не прибедняйся. Каждый человек должен знать, что ему хочется.

— Ну я говорил тебе, как было у нас в армии. А больше мне развлекаться никак не приходилось. Ну что мы делали? Ехали в Колумбус, там снимали шлюх, ну дальше сам понимаешь. Вот и все. И так каждый раз.

— Так ты сейчас этого хочешь?

— Сейчас?

— Да, сейчас. Хочешь женщину?

— Да брось ты, не нужна мне баба. Мне и так хорошо и ничего такого не надо.

Джо помолчал, помешивая кофе. Потом обратился к Перри:

— А чего ты спросил? Может, тебе хочется?

— Обо мне не беспокойся. Итак, ты хочешь женщину?

— Ну…

— Хочешь, правда?

— Ну если бы рядом сидела и за локоток держала, я бы своего не упустил… Но, знаешь, особо дергаться по этому поводу не стоит. — Джо помолчал и добавил с надеждой: — Разве что ты сам хочешь…

— Нет, — ответил Перри.

— Ну и черт с ними… вот если кто просто под руку подвернется… чтоб не бегать далеко… Тогда, конечно, можно.

— Пойдем, — поднялся Перри. Он протянул кассирше пять долларов, но Джо забрал их, дал десять, а пятидолларовую банкноту положил Перри в задний карман брюк. Тот улыбнулся и промолчал.

Сбоку от автомобильной стоянки была телефонная будка. Перри зашел, оставив дверь открытой. Джо прислонился к стенке и слушал. Набрав номер и дождавшись ответа, Перри заговорил:

— Хуанита? Это Перри. Да, Перри. Он самый. Хуанита, слушай, что надо сделать. Да не кричи так, Хуанита, в ушах звенит. Держи трубку подальше, а то я оглохну. Слушай, Долорес у тебя? Нет, разговаривать с ней я не буду. Да, разбуди. Я привезу ей хорошего парня… Просто красавчика. Не горячись, Хуанита, слушай внимательно. Разбуди ее, пусть примет ванну, а мы через полчаса подскочим.