Нил Гейман - Дым и зеркала (сборник)

— Но вот к чему я веду. Когда фотографии напечатали, я понял, что буду… ну, что до титек и всего остального, то ничего нового я не увидел. Но она настоящая женщина, понимаешь? И я сумел это показать. Нет-нет, теперь я угощаю. Моя очередь. Кровавая Мэри, не так ли? Я хочу сказать, что с нетерпением буду ждать продолжения нашего сотрудничества…

Но никакого продолжения не было.

Наше агентство купила более старая и солидная фирма, позарившись на наши счета. Наш логин стал составной частью логина фирмы, а еще они сохранили в штате несколько самых успешных копирайтеров, уволив всех остальных.

Я вернулся к себе в съемную квартиру и стал ждать предложений, которых не было, но однажды ночью друг подруги друга затащил меня в клуб (послушать музыку парня, о котором я ничего не знал, по имени Дэвид Боуи [65] Дэвид Боуи (р. 1947) — британский рок-музыкант, композитор, художник, актер. Он был одет как космонавт, а остальные участники группы были в серебряной униформе ковбоев. Слушать я их не стал.), а следующее, что вам следует знать, — вскоре у меня была собственная рок-группа «Алмазное пламя». Если вы не бродили по лондонским клубам начала семидесятых, вы никогда о такой не слышали, хотя это была очень хорошая группа. Слаженная, лиричная. Нас было шестеро. В настоящее время двое играют в самых знаменитых группах. Один работает водопроводчиком в Уолсолле; все шлет мне открытки на Рождество. Еще двое пятнадцать лет как мертвы: ПЕРЕДОЗ. Они ушли один за другим, в течение одной недели, и группа распалась.

И я тоже. Сразу после этого я свалил, желая оказаться как можно дальше от города и того образа жизни, что мы вели. Купил небольшую ферму в Уэльсе. И был там счастлив, с овцой, козами и капустой. Я и сегодня бы жил там, если бы не «Пентхаус» и она.

Не знаю даже, откуда он взялся; однажды утром, выйдя из дома, я обнаружил в грязи, во дворе, журнал, обложкой вниз. Он был почти годовой давности. На ней совсем не было макияжа, а снимки были сделаны, кажется, в очень дорогой квартире. Впервые я увидел волосы на ее лобке, точнее, мог бы увидеть, если бы фотография не была мастерски затемнена, а небольшая ее часть вообще не в фокусе. Это выглядело так, будто она выходила из тумана.

Внизу была подпись: ее зовут Лесли, и ей девятнадцать.

С того дня я не мог уже оставаться на ферме. Я продал ее за бесценок и вернулся в Лондон в конце декабря 1976 года.

Я получал пособие, жил в муниципальной квартире, вставал к ланчу и шлялся по пабам, пока они не закрывались после полудня, читал в библиотеке газеты, а потом снова, до закрытия, обходил пабы один за другим. Жил я на пособие, а напивался за счет оставшихся сбережений.

Мне было тридцать, но я чувствовал себя много старше. Я начал жить с блондинистой девушкой-панком из Канады, которую встретил в клубе на Грик-стрит. Она была барменшей, и однажды ночью, после закрытия, она сообщила, что ее только что вытурили из ее норы, и я предложил ей свой диван. Оказалось, ей всего шестнадцать, и на диване она ни разу не спала. У нее были маленькие, как яблоки, груди, на спине вытатуирован череп, а прическа как у младшей сестры невесты Франкенштейна. Она призналась, что уже все попробовала и ни во что не верит. Она могла часами говорить о том, что мир скоро низвергнется в хаос, утверждать, что ни надежды, ни будущего у него не осталось, но трахалась она так, будто только что открыла для себя секс. И я рассудил, что это хорошо.

Когда ложилась спать, на ней не было ничего, кроме черного кожаного ошейника с шипами и грязно-черного макияжа вокруг глаз. Иногда она плевалась, то есть сплевывала прямо на тротуар, а я злился, и заставляла меня водить ее в пан-клубы, где я смотрел, как она плюется, матерится и скачет, как коза. И я почувствовал себя старым. Правда, кое-что из музыки мне нравилось: Пичез и ей подобные. Там я видел вживую «Секс пистолз» [66] Мерил Бет Нискер, или Пичез (Peaches р. 1966) — канадская певица в стиле электроклэш. «Секс пистолз» (Sex Pistols) — британская рок-группа середины семидесятых, оказала большое внияние на рок-музыку. . Тухлятина.

А потом девушка-панк от меня ушла, заявив, что я скучный старый пердун, а она нашла себе жутко богатого арабского шейха.

— Я думал, ты ни во что не веришь, — окликнул я ее, когда она садилась в присланный за ней «Роллс-Ройс».

— Я верю в минет за стольник и простыни из норки, — бросила она, одной рукой теребя прядь своей прически «Невеста Франкенштейна». — И в золотой вибратор. В это я верю.

И она ушла к владельцу нефтяного состояния и к новому гардеробу, а я проверил сбережения и обнаружил, что у меня за душой ни пенни. Время от времени я все еще покупал «Пентхаус». Моя душа шестидесятника была шокирована и потрясена количеством плоти, выставленной отныне на всеобщее обозрение. Нечего было додумывать, и это одновременно притягивало и отвращало меня.

И тогда, ближе к концу 1977-го, она появилась вновь.

Волосы у нее, моей Шарлотты, были разноцветными, а губы — темно-красными, словно она ела малину. Она лежала на атласной простыне с украшенной драгоценными камнями маской на лице и с рукой между ног, экстатическая, сводящая с ума, воплощение всего, что я хотел: Шарлотта.

Теперь ее звали Титанией, и она была украшена павлиньими перьями. Работала она, как понял я из слов, извивавшихся вокруг ее фотографий, в агентстве недвижимости на юге. Ей нравились чувствительные, честные мужчины. И было девятнадцать лет.

И черт возьми, она и выглядела на девятнадцать. А я был без средств, жил, как миллионы других, на пособие, и деться мне было некуда.

Я продал свою коллекцию пластинок и все мои книги, кроме четырех и того «Пентхауса», а также почти всю мебель, и купил довольно хорошую камеру. Потом позвонил фотографам, тем, кого знал, когда работал в рекламе, почти десять лет назад.

Большинство из них меня не вспомнили или сказали, что не помнят. А те, кто помнил, не хотели обзаводиться нетерпеливым помощником, к тому же немолодым и неопытным. Но я продолжал искать и в конце концов уговорил Гарри Блика, среброволосого гея, имевшего собственные студии в Крауч-энде и целый выводок дорогостоящих мальчиков.

Я сказал ему, чего хочу. Он не стал заморачиваться.

— Будь здесь через два часа.

— Кроме шуток?

— Через два часа. Не позже.

И я не опоздал.

В первый год я убирал студию, раскрашивал задники и выходил в местные магазинчики и на улицу, чтобы выклянчить, купить или взять напрокат необходимые атрибуты. На следующий год он позволил мне заниматься светом, устанавливать софиты, дымовые таблетки и сухой лед и готовить чай. Правда, чай я приготовил лишь однажды: у меня это получилось ужасно. Но я чертовски много узнал о фотографии.