Ольга Пашнина - Истории, рассказанные в полночь

Внезапно я слышу крики, женские крики. Крики торжествующих ведьм. Сестры? Или отступницы? Наверное, сестры, отступницы у нас не водятся, нечего им делать здесь.

Иду на голоса, мало что соображая. Когда чувствую запах костра поверх запаха мороза, тихий стон вырывается из груди. Мне уже все равно, кто это, близость огня лишает меня способности думать и бояться.

Выхожу на поляну и останавливаюсь, испуганно вздохнув.

Отступницы. Трое.

Истерзанное тело мужчины. Пронизывающий до костей ледяной ветер. Струйка крови, сбегающая по виску и опущенные уголки губ, которые так часто изгибались в хищной усмешке при виде меня.

- Эй, девочки! - кричу ведьмам и быстро сбрасываю теплую, но лишнюю одежду. - Это мой инквизитор!

И откуда только силы берутся? Кидаю заклинание наугад, попадаю прямо в грудь одной из ведьм, прыгаю в сугроб. Не замечаю, как снег забивается за шиворот, морозит тело.

В голове нет вопроса “зачем”, есть только слепая ярость, которая подстрекается видом избитого тела моего инквизитора.

- Сучка!

Обжигающий огонь проносится над моей головой и даже чуть-чуть согревает. Возвращаю заклинание и теперь уже ведьма кричит, не своим голосом, а пламя радуется, обнимая хрупкое и изящное тело.

Последняя. Сильная, красивая, с алыми губами, по которым стекают капельки крови несчастного мужчины. Нет, такой смерти даже он не заслужил. Пускай считает меня тварью, но потворствовать зверствам отступниц…

- Глупая девчонка, - отступница расплывается в улыбке. - Он сам убьет тебя.

И исчезает в темноте утреннего леса.

Вовремя, надо заметить. Я уж едва стою, тошнит и трясет.

На нетвердых ногах подхожу к мужчине. Он тихонько стонет, грудь его часто сокращается, глаза закрыты.

- Бедный, - шепчу я, успокаивающе гладя его по щеке, а сама меж тем отвязываю веревки. - Потерпи.

Милосерднее убить его. Одни боги знают, что он вытерпел от ведьм. Но не могу. Рука не поднималась никогда, не поднимется и сейчас.

Он падает на холодную землю, когда я отвязываю веревки, и я не могу удержать тело, которое вдвое больше меня.

Демоны!

Мне не дотащить его до деревни!

Как холодно, когда же прекратится эта метель?!

Кусаю себя за кулак, чувствую на языке кровь, и это немного отрезвляет меня. Нужно идти вперед. Я столько сражалась… Плету заклинание, взваливаю мужчину на плечо и медленно бреду вперед. Кажется, с такой скоростью мы не дотащимся никогда.

- Отвали, - шепчет, тратя последние силы.

Закатываю глаза. Даже перед смертью ненавидит ведовство, идиот законченный.

- Может, помолчишь?

Тяжелый, зараза, почти вся магия уходит, чтобы его транспортировать. И бросить не могу - замерзнет ведь.

Деревня приближается и я, по всем законам обязанная упасть без чувств, упорно иду вперед, не надеясь на чью-то помощь, еле волоча за собой обнаженного и потерявшего сознание от боли инквизитора.

Дверь распахиваю ногой, отстраненно замечаю свежую буханку хлеба, от которой идет потрясающий аромат. Кое-как дотаскиваю его до жесткой кровати и отпускаю нити заклинания, чувствуя, что вот-вот потеряю сознание. Тепло словно палкой ударяет по голове, и я без сил падаю рядом, не заботясь о лежащем в беспамятстве инквизиторе.

***

Открываю глаза и морщусь: все тело ноет после серьезного использования магии. Резерв на нуле, сил совсем нет. Разве что от холода больше не трясет, да счастье робко стучится в душу: мама не забыла обещание, она ждет меня!

А тяжелые руки, которые снятся мне в кошмарах, крепко прижимают меня к дрожащему телу. Замерз он, что ли? И что теперь делать мне? Права была отступница, теперь мне не жить. Дура бесхребетная! Идиотка махровая! Спасать инквизитора - виданное ли дело для ведьмы?! Да я первая должна в него камни кидать и смеяться над предсмертным хрипом.

От таких мыслей становится нехорошо. Даже этому существу, злому, беспринципному, жестокому, я не могу причинить боль.

Слезы все катятся и катятся, я слишком долго не позволяла себе плакать.

А потом тихий и полный боли стон заставляет меня забыть обо всем и кинуться к шкафчику с травами.

- Потерпи, - уговариваю его я, насыпая в кувшин трав и, остатками магии подогревая ее, воду. - Еще чуть-чуть, сейчас будет легче. Сейчас.

- Уйди, - хрипит, силясь прийти в себя.

- Тише, пожалуйста, я сейчас.

Снова стонет, почему-то заставляя мое сердце испуганно сжиматься. Быстро наливаю отвар в кружку.

Приподнимаю его голову, приставляю кружку к губам, заставляя пить.

- Нет, - он дергается с такой силой, что я едва удерживаю его голову.

- Пей, станет легче. Ну, пожалуйста, давай. Пару глотков, это всего лишь отвар из трав. Давай, ты же можешь.

Я плачу, отчаявшись заставить его выпить. Уже не стесняясь, навзрыд. Захлебываюсь и вздрагиваю.

- Да пей же ты!

Он, наконец, делает несколько неуверенных глотков и вслед за ним я.

Он засыпает тяжелым сном, я пристраиваюсь на полу, не обращая внимания на сквозняк. Он восстановится, я знаю это. Теперь, когда он в тепле и выпил укрепляющий отвар, он восстановится и тут же убьет меня. Но почему-то мне все равно. Лишь горькое одиночество заставляет меня кричать, свернувшись калачиком. Я одинока как никогда, напугана и совершенно вымотана.

Густая тьма зовет меня к себе, и я не противлюсь. Под звуки прерывистого дыхания спящего инквизитора, я сдаюсь, хотя должна бежать из этого дома без оглядки.

***

По ощущениям я сплю очень долго, но сознательно не хочу просыпаться. Почему-то мне кажется, будто пока я сплю, я жива. Открою глаза - и все померкнет, оставив только боль.

Конечно, он не убьет меня сразу. Пять лет погони. Ну, начни уже, жестокая ты скотина!

И тепло-то как, хорошо! Будто бы под одеялом лежу маминым, маленькой девочкой, напугавшейся ночи.

- Мама, мамочка, - неосознанно говорю это вслух и всхлипываю.

Теплая рука ложится на мою голову, слегка теребя копну волос. Подаюсь этому движению, тянусь к руке как кошка, которую приласкал хозяин. Уже много лет до меня никто не дотрагивался.

Рука сползает вниз, гладит шею, играет с волосами. Я замираю и даже дышу через раз. Я жду боль, но ее почему-то нет. Вот-вот он сожмет в кулак мои волосы и…

Чувствую, как он проводит рукой по спине, вдоль позвоночника. Невольно выгибаюсь навстречу руке. И на краешке сонного сознания возникает вопрос: а почему моя спина обнажена?

Но его рука уже скользит по талии, обхватывает меня поперек живота и меня прижимают к теплой и твердой груди. Он убирает волосы, и горячие губы касаются нежной кожи на шее. Я прерывисто всхлипываю, напуганная этой жуткой игрой, и отодвигаюсь, но сильные руки не дают, не отпускают, а губы продолжают целовать шею, спускаются ниже, повторяют путь вдоль позвоночника.