Алёна Хренкова - Записки Замухрышки (сборник)

Не помню уж, как долго это продолжалось, но нам вместе было весело. Не нравилось мне в этих обедах то, что тетя Оля перед каждой едой насильно вливала в Толино горло столовую ложку рыбьего жира под страхом настоящей кожаной плетки со свинцовыми концами, а затем вставляла ему в рот хвост селедки для заедания этой гадости. Я знала, что он выпьет рыбий жир, что тетка Оля не станет его бить, но все это наводило какую-то тоску. Кроме рыбьего жира тетка Оля поила Тольку гоголем-моголем, что по сравнению с рыбьим жиром было не лучше. Попробовал бы кто-нибудь проделать со мною что-либо подобное!

Тольку я жалела, но показывать этого не могла, так как почти во всех наших играх он выступал в роли рыцаря с деревянным мечом, какого-нибудь великана или другой довольно мужественной личности. Да и вообще, он был здоровее меня на голову. Его авторитет я должна была беречь.

Толькину мать я все равно любила и даже уважала. Она была хирургом на фронте. Мне в то время хотелось быть врачом.

Тетя Оля меня тоже любила и называла сношенькой, чего я искренне не понимала. Зато моя мать все очень хорошо понимала и не любила бедного Доходягу.

Доходяга, несмотря на свое прозвище, был довольно крупным парнем с большой головой. Как то раз выйдя на улицу с карманом, набитым грецкими орехами, он затеял с двумя своими приятелями некую игру с использованием голов. Играли днем в Толькином дворе. Я болела и могла наблюдать за происходившем только из своего окна. В чем заключалась игра, я не знала и была даже немного напугана непонятными действиями ребят.

На следующий день Толькина мать, придя меня проведать, рассказала нам ужасную историю. А произошло вот что. Накануне вечером Толькина семья собралась за столом. Не успели начать ужинать, как в дверь постучали. Отец пошел открывать. На пороге стояли возмущенные соседи по дому – родители друзей, участников так называемой детской «головной» игры, придуманной Доходягой. Они пришли жаловаться на него и попутно узнать, во что же играли их дети, если один из участников этой затеи был отправлен заботливой бабушкой в больницу сразу же после прихода домой, а второй – продемонстрировал родителям, пришедшим с работы, огромную шишку на голове, величиной с детский кулак. Кроме этого, мальчика еще и тошнило.

А теперь о самой игре. По задумке Доходяги каждый из участников по очереди должен был положить на свою голову грецкий орех, а двое других, захватив руками с двух сторон доску, ударить ею по ореху. Цель игры заключалась в испытании крепкости головы играющего.

Доходяга первым положил на свою голову орех, который был разбит с первой же попытки. Второй же орех скатился с головы следующего играющего, и удар доской пришелся на саму голову. Это было не по правилам. Третий орех не скатился с головы последнего из играющих, а был просто вбит в нее доской и не разбился. Это тоже было не по правилам. На этом игру и закончили. Единственный разбитый орех поделили на троих.

Если бы не пришедшие жаловаться родители друзей, Доходяга, наверно, спокойно поужинал и лег бы спать, забыв обо всем на свете. Но ни тут-то было!

На Кочновке стояли две водяные колонки. Для меня они были как бы географическими понятиями. Например, уходить за вторую колонку мне запрещалось. За первую – было можно, тем более что там находилась булочная, в которую меня иногда посылали.

Сходить за хлебом было привилегией. Объяснялось это следующим. В те времена хлеб продавали на вес. Продавщица не всегда могла на глаз точно отрезать, например, полкило, поэтому получался довесок. Съесть его разрешалось по дороге. Хлеб был всегда очень мягким. Его раскупали мгновенно. Какая же вкусная была дорога домой! Кроме этого в булочной имелся «сладкий» прилавок. Пределом моих мечтаний стал кулечек с кофейными подушечками за рубль.

Однажды доведя себя мечтами до слюнотечения, я решила провернуть одну операцию, продумав ее только наполовину. Набравшись храбрости, я заявилась к тете Оле и от имени мамы попросила взаймы до получки один рубль. Она очень удивилась размерам суммы, однако рубль выдала.

Пока я, задыхаясь от счастья, неслась за конфетами, тетка Оля перешла дорогу и очутилась в нашем доме. Разговора мамаш я, естественно, не слышала, другие ветры шумели в моей голове. Вернувшись, я очень удивилась оперативности раскрытия моего преступления. Мне-то казалось, что расплата наступит нескоро, а может быть, всё вообще забудется. О возврате денег я просто не подумала.

Меня отругали. Рубль был возвращен. Но оставался вопрос: зачем я это сделала? И тут на помощь моим мучителям пришла любимая сестрица. Нежно обняв меня, она предложила погулять. Мы вышли из дома и пошли по дорожке вдоль переулка. Ей ничего не стоило выведать правду. Угостившись конфетой, Лариса без оглядки пошла доносить. Мое плечо было еще теплым от ее руки.

Со мной ничего особенного не сделали. У тети Оли я попросила прощение. Она меня простила, сказав, что если бы я ей объяснила, на что мне нужны деньги, то вообще никаких проблем у меня не было бы.

А проблема все-таки была: плечо остыло.

Я не всегда мечтала быть врачом. Когда взрослые спрашивали меня, кем я хочу стать, когда вырасту, я просто говорила, что буду дворником. Все, конечно, смеялись, но я говорила вполне серьезно.

Нашу Кочновку в те времена подметала дворничиха-красавица: химическая блондинка с накрашенными алой помадой губами, одетая в белый фартук с металлической блямбой на груди. Звали ее Ольга.

Уж не знаю, откуда появлялось это чудо. Мне даже казалось, что из сна, но родители уверяли, что она существовала наяву. Я была влюблена в Ольгу, ее белый фартук и золотую блямбу. Мне казалось, что ее труд при такой рабочей одежде – дело почетное и им стоит заниматься.

Потом Кочновку перестали мести. Наглядный пример пропал с глаз, и мне захотелось стать хирургом, как мать Доходяги. Эту мечту подогревала во мне моя родительница. Она говорила, что когда придет старость, я буду ее личным доктором.

Коллекция медицинских инструментов началась со шприца, подаренного Доходягиной мамой. Потом появился скальпель, пипетки, клистирные трубки и груши, стеклянные баночки и много всяких «драгоценностей», относящихся к медицинской технике.

Первым объектом моих экспериментов стал Ларкин одноногий медведь. Так как медвежья нога была давно утеряна, пришить ее, то есть сделать настоящую операцию, я не могла. Медведя пришлось подвергнуть терапии. Я исправно делала ему уколы. Но он не хотел выздоравливать. Кроме того, внутри у него что-то «испортилось», и он стал пахнуть. Вскоре из медведя полилась мутная вода. Как я ни билась, пришлось снести его на помойку.