Михаил Бару - Повесть о двух головах, или Провинциальные записки
- Название:Повесть о двух головах, или Провинциальные записки
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент «Лайвбук»aadd0e21-c534-11e3-bab0-0025905a069a
- Год:2014
- Город:Москва
- ISBN:978-5-904584-87-0
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Михаил Бару - Повесть о двух головах, или Провинциальные записки краткое содержание
Эта книга о русской провинции. О той, в которую редко возят туристов или не возят их совсем. О путешествиях в маленькие и очень маленькие города с малознакомыми или вовсе незнакомыми названиями вроде Южи или Васильсурска, Солигалича или Горбатова. У каждого города своя неповторимая и захватывающая история с уникальными людьми, тайнами, летописями и подземными ходами.
Повесть о двух головах, или Провинциальные записки - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Гобой в секции деревянных духовых – это укроп, а вот гобой д’амур – молодой чеснок, исполняющий в борще одну из заглавных партий. Тромбоны в медных духовых – теплый, уютный запах сложенных в поленницы березовых дров в нагретом солнцем полутемном сарае. Валторны – душистые, чувственные запахи дачных шашлычных дымков, составленные из букетов сухого итальянского или испанского вина, молодой баранины или свинины, кинзы, вышибающего слезу репчатого лука и запеченных целиком над углями баклажанов и болгарских перцев. Огромная, неподъемная, начищенная до нестерпимого блеска туба – снова навоз, он же литавры в секции ударных, он же бубен… впрочем, бубен – это, скорее, дурманящий запах молодой браги, который и барабан, и там-там, и бум-бум, и я вам дам, суки, промеж глаз…
Тотьма
В маленькой Тотьме целых три гостиницы: «Варницы», «Монастырские кельи» и «Рассвет». «Варницы» дороже всех, но там ресторан с живой музыкой, которая умучивает постояльцев до полусмерти, в «Монастырских кельях» удобства в конце коридора, а в «Рассвете» нет ресторана и тихо, но всего три канала в телевизоре – первый, второй и культурный. Говорят, что в глухих деревнях Тотемского района и того меньше. Или вовсе как включишь – так появляется картинка, на которой наше навсегда грозит с экрана пальцем, чтоб не баловались. Бабы телевизор включают детишек пугать, когда они расшалятся, или мужа, если вернется домой пьяный. Но это редко, конечно. Бабы там такие… Только приди домой пьяный и откажись есть манную кашу. Так накормит… Впрочем, с манной кашей я заехал несколько вперед и даже в сторону. Сначала о Тотьме, которая, на минуточку, а вернее на десять лет старше Москвы. Был бы я на десять лет старше Москвы – из вредности уступал бы ей места для инвалидов с детьми в общественном транспорте. Вот только ехать до
Москвы из Тотьмы далеко – сначала две с лишним сотни километров не по самой лучшей в мире дороге до Вологды, а потом еще полтысячи до столицы. Не убежишь из Тотьмы… Ну да никто в Москву и не бежит. Дорога столица для тотьмичей во всех смыслах этого слова. На заработки едут в Вологду, в Ярославль, в Петербург. Туда же едут учиться, чтобы выучившись и осев в Вологде, Ярославле, Петербурге и… Москве, если повезет, время от времени приезжать в Тотьму на каникулы, в отпуск, за грибами, ягодами, на рыбалку…
Не всегда так было с работой в Тотьме. Это сейчас местный молокозавод в смену перерабатывает всего шесть тонн молока, а раньше сотню. Это сейчас закрыты льнозавод и мясокомбинат. Это сейчас местная пилорама еле пилит рамы, а раньше… а еще раньше тотьмичи варили соль. Бурили скважины в поисках соляных ключей и бадьями поднимали на поверхность рассол, который затем выпаривали на железных сковородах. Готовую соль ссыпали в мешки из рогожи и везли продавать. Или дарить. К примеру, тотемский воевода Кузьма Строганов в начале семнадцатого века «ударил челом государю… тысячью пудов солью». Умный был воевода. Понимал, что пустым челом можно только шишку набить.
По правде говоря, это только на словах, да на бумаге производство соли укладывается в два предложения, а на самом деле… Скважины бурили на глубину более ста и даже ста пятидесяти метров. Для этого строили высоченные, похожие на крепостные, рассолоподъемные башни. Трубы в скважину ставили деревянные, просмоленные, скрепленные для прочности железными обручами. В местном краеведческом музее хранятся фрагменты рассолоподъемной трубы шестнадцатого века. Если ее лизнуть… то можно занозить язык. Процесс бурения мог затянуться на несколько лет. В процессе бурения набегали и, все разграбив, убегали казанские татары, поляки, литовцы, казаки… а тотьмичи, для которых соль была хлебом насущным, всё бурили, качали, выпаривали, затаривали ее в мешки, грузили на дощаники, насады, лодки, лодочки и везли по реке Сухоне, на которой стоит Тотьма [59], продавать во все концы нашей, уже и тогда хронически необъятной родины.
Скважина была дорогим предприятием [60]и очень часто участие в ней было долевым. Купец, московский или местный, мог владеть такой трубой сам, без совладельцев, а простые горожане и крестьяне имели кто половину, кто четверть, кто осьмушку… Доходило даже до одной шестидесят четвертой доли. Мало того, такие крошечные дольки иногда делили еще и на какие-то уж совсем нанодоли под названием «жеребьи». Вот выписка из писцовой книги 1647 года: «Труба Наставка Прилуцкого монастыря, а в той трубе малая доля Анисиму Нератову двадцатая доля. В той же трубе тридцать вторая доля дьяку Осипу Палицыну. Четвертая да шестнадцатая, да тридцать вторая доля Васьки Выдрина, в той же трубе четверть гостю Алексею Булгакову» [61]. И это не все. Буровое оборудование, столбы, бечева и прочий инвентарь тоже делились на доли. Миноритарии в ЗАО «Труба» могли владеть одной восьмой долей в трубных снастях и даже в бечеве. Со стороны, быть может, это выглядит молекулярно-экономическими отношениями и похоже на филиал сумасшедшего дома, но… Представьте, к примеру, что у вас нет доли в трубе. Не в соляной. Вот прямо сейчас и нет. Даже одной миллионной нет доли, а не то, что одной шестьдесят четвертой. Зато вы владеете маленьким, буквально микроскопическим краником на этой трубе и можете… Вот на этом месте лучше всего перестать мечтать, успокоиться и вернуться в Тотьму, на берега Сухоны, по которой со времен Ивана Грозного сплошным потоком шли товары заморских купцов из Архангельска в Вологду и Москву, а из Москвы и Вологды плыли меха, кожи, пенька, воск, черная икра и медведи с балалайками. Через Тотемскую таможню проходило столько грузов, что она боролась за звание Шереметьевской.
В середине семнадцатого века был в Тотьме таможенным головою некто Гаврилов. Как и всякий таможенный голова он… Да и кто бы удержался на его месте? Всего за год образовался недобор пошлин на полторы тысячи с лишним рублей. По тем временам это были такие огромные деньги, которые даже и сейчас меньше, чем за день, не украдут хоть бы и в самой Москве. И эта недостача возникла несмотря на то, что пошлины Гаврилов брал в два и в три раза больше положенного. На допросе посадские люди показали, что к загребущим рукам головы прилипали в большом количестве казенные деньги, которые он давал в рост, земельные участки, огороды, покосы и соляные варницы. Из Москвы, из следственного комитета, прискакал человек с приказом таможенному голове немедля ехать на допрос. Делать, однако, нечего – надо ехать. На время своего отсутствия Гаврилов передал все свои, с позволения сказать, «промыслы» купцу Кубасову. Тот заступил на должность таможенного, а в придачу и кабацкого головы и оказался… Видно место там такое было. Красило всех, кто на нем оказывался одной краской. Кубасов еще и скупал краденое, бил смертным боем подчиненных целовальников и даже был причастен к ограблениям тотемских пьянчуг в кабаках в ночное время. Стали писать в Москву жалобы, и уж был готов вмешаться в это дело воевода, как пришел из столицы указ Кубасова не трогать, а дать ему доработать положенный срок и выйти в почетную отставку с разрешением, в виде особой милости от царя, варить пиво и ставить мед. Он и вышел как раз к тому моменту, когда в Тотьму вернулся Гаврилов, которому удалось договориться об условном сроке и возмещении недоимки. Имущество Гаврилова оценили в шестьсот с лишним рублей, а недостающие деньги обязали выплатить посадских людей в шесть лет. И это логично, потому что за награждением виновных у нас всегда следует наказание невиновных. Посадские старосты обращались с челобитными в Москву, с просьбой освободить от платежа посад, а взыскивать с Гаврилова… [62]Кажется, дело еще и сейчас незакончено. На этом месте мы оставим семнадцатый век и перейдем в восемнадцатый.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: