Михаил Бару - Повесть о двух головах, или Провинциальные записки

Сами горбатовцы и без шустовской наливки умели спотыкаться так, что мало не покажется. В середине позапрошлого века в отчете Горбатовской городской думы написано, что город потребляет в год пять тысяч ведер вина (вина, которое и водка, и наливки, и спирт)*. Ежели эту цифру поделить на количество жителей Горбатова в то время, то получается по полтора ведра с лишним на брата, сестру, мать, отца, деда с бабкой и малых ребят. В конце девятнадцатого века в городе было семь трактиров и две винные лавки. За теми, кто безобразил безобразия в пьяном и трезвом виде, присматривали шесть полицейских нижних чинов… Прошло полторы сотни лет. Пить стали в Горбатове… Ну да этим не удивишь. Удивительно то, что в Горбатове упразднили полицейский участок. То ли безобразий стало меньше, то ли решили сэкономить на участках – не могу знать. Местные жители уверены – это все потому, что живут они тихо: «…по части распорядительной и исполнительной указы, постановления и всякие бумаги исполняются неукоснительно, лживых размышлений не имеется». Хоть эта цитата из отчета городнического правления и городской полиции «О состоянии промышленности, сельского хозяйства и народонаселения за 1857 г.» – что из того? Лживых размышлений у горбатовцев как не было – так и нет.

* Здесь и далее в примечаниях цифры и другие материалы из отчетов горбатовских властей цит. по книге «Круги времен. Горбатов. Историко-краеведческий очерк». Составитель А. С. Савинов. Нижний Новгород, 2011.

Выпускали в Горбатове еще одну модель ножа – «Спутник туриста». Это был специализированный нож для открывания банок с консервами «Завтрак туриста». Нож, признаться, был отвратительный – и ржавел, и тупился через минуту после заточки, но к «Завтраку туриста» подходил идеально.

Если честно, то никаких материальных свидетельств посещения Пушкиным Горбатова не сохранилось. Не собирать же было краеведам, которых тогда и не было, косточки от вишен, которые он ел. Поэтому в витрине под названием «Пушкин в Горбатове» лежит карта европейской части Российской империи, поверх которой приклеена открытка с портретом поэта и датами его рождения и смерти. Рядом лежит на подставке маленькое и ржавое пушечное ядро. Должно быть, для рифмы.

Заметим, что это уже второй городской музей. Первый музей, созданный еще до войны, был расформирован. Сами и уморили его – небрежением. «Никто не обращает внимания на музей, много перенесли мы мытарств. Переводят из одного помещения в другое. Музею необходимо предоставить помещение», – записано так со слов товарища Сафонова в протоколе пленума Горбатовского горсовета в январе тридцать первого года. Второй музей открыли через тридцать лет стараниями горбатовского учителя истории Семена Петровича Завирущева. Из горбатовских учителей истории получаются не гвозди, а музеи. Много лет Семен Петрович собирал у себя дома все, что связано с историей Горбатова, а потом упросил горсовет открыть краеведческий музей. Власти открыли, и, поскитавшись по разным углам (а как же без этого), экспонаты все же получили постоянную прописку в старинном купеческом особняке. Музей так и не стал государственным. Он – народный и находится на балансе горбатовской школы. Вернее сказать, он балансирует на краю этого баланса, поскольку денег у самой школы…

По правде сказать, в музей из других городов приезжают редко. С самих горбатовцев плату за вход не берут. Время от времени приходят в музей отдыхающие из двух городских санаториев. С туристов и решили брать за вход, чтобы совсем не протянуть ноги. Посчитали, и получилось, что билет стоит несусветных денег – пятьдесят рублей. В самом Павлове билет в музей стоит почти в два раза дешевле, но в Павлове музей государственный, и ему полагаются дотации, а в Горбатове – народный, и ему полагаются…

Водочных талонов, как ни искали – не могли найти. Да и как им было сохраниться, если они все до единого отоварены.

Новая часть кладбища растет и растет… Смертность в Горбатове в четыре раза превышает рождаемость.

При внимательном чтении списка осужденных по этому делу наткнулся я на фамилию Завирущев-Ращин. Уж кем он приходился Семену Петровичу Завирущеву, основателю горбатовского краеведческого музея, я не знаю, но думаю, что вряд ли только однофамильцем. Для однофамильцев Горбатов слишком мал. Как хотите, а сага о горбатовских Форсайтах, если бы ее написать, получилась бы поинтереснее английского оригинала.

Савинов по архивам проследил свою родословную до первой четверти девятнадцатого века и бросил.

– Что так? – спрашиваю.

– А смысл? – отвечает Анатолий Сергеевич. – Там сплошные крестьяне бог знает до какого колена. Еще и крепостные.

– А вы, поди, надеялись найти в родословной не крестьян, а…

– Надеялся, – смеется он.

Сам Анатолий Сергеевич живет в Горбатове на улице с удивительным названием Краснофутбольная. Хоть он и краевед и знает о Горбатове все и даже чуть больше, а почему так названа улица – понятия не имеет. Не родились в Горбатове футболисты, не проходил в нем не только европейский, но даже и районный чемпионат. А может, потому, что в те времена, когда улицам давали такие названия, брали прилагательное «красный» и прилагали его ко всему, к чему могли приложить? К примеру, в тридцатых годах была в Горбатове артель «Красный сапожник». Кстати сказать, убыточная артель. К сороковому году преобразовали ее в сапожную мастерскую имени «Третьего Интернационала».

Представляю себе, как происходила эта реорганизация. Это снаружи превращение сапожной артели в сапожную мастерскую, да еще в крошечном Горбатове, выглядит как событие масштаба в одном километре три нанометра, а изнутри…

Накурено так, что хоть сапог вешай, председатель правления артели, товарищ Кожевников, только что закончил свой отчетный доклад, сел в президиум, налил полный стакан теплой воды из графина и пьет, судорожно двигая кадыком по тощей, плохо выбритой шее. Председательствующий, стуча по графину ключом от дровяного сарая:

– Тихо, товарищи! Открываем прения по отчетному докладу. Слово имеет товарищ Сморчков*.

Товарищ Сморчков встает с правого боку стола президиума:

– Товарищи! Лучший друг сапожников товарищ Сталин в своей речи на съезде нашей родной партии… международная обстановка нам не позволяет… каждая оторванная от нашего советского сапога подметка льет воду на мельницу…

Молодой и насмешливый голос из зала:

– Да не на мельницу, а на портянку…

Председательствующий, стуча по графину ключом: