Сергей Носов - Полтора кролика (сборник)

Да ведь она ж меня провоцировала (я потом догадался) этой задвижкой нарочно.

Но я о другом.

Я бы выбил задвижку, если б не внутренний голос – второй, а не первый. Уймись. Иди на улицу и не выдавай волнения. Пистолет не пригодится тебе. План отменен. Так что выйди и посмотри. Просто побудь. Пока он не проехал.

Я так и выбежал в домашних тапочках, чтобы не терять ни секунды.

Я выбежал из дома, но уже во дворе перешел на обычный шаг. Вышел из подъезда свободно. Ельцин еще не проехал. Шли по тротуару прохожие. Как обычно ходят они. Некоторые останавливались и смотрели в перспективу Московского. Далеко, за Обводным каналом, виднелись Триумфальные ворота, памятник победе в турецкой войне.

Обычно улицы, когда проезжали государственные деятели, перекрывались не менее, чем за десять минут, так что время было еще.

Со стороны набережной Фонтанки перегородили движение. Там стояли машины, впрочем я их не видел с того места, где был.

Странно смотреть на пустой проспект. Пустота проспекта тревожит душу. Ни одной припаркованной машины. Убрано все.

Еще проехала одна милицейская.

И повернула с Московского на Фонтанку, то есть налево – там было свободно.

То, что Ельцин поедет тем же маршрутом, не было ни для кого тайной. Это единственный путь.

Я посмотрел на крышу ЛИИЖТа, недавно переименованного в ПГУПС – нет ли снайперов где?

Вроде бы не было.

Диспозиция – вот. По правую руку – мост через Фонтанку, имя ему – Обуховский. На той стороне сад, светофор, милицейская будка. Особая достопримечательность – высокий верстовой столб в виде мраморного обелиска – в восемнадцатом веке здесь по Фонтанке проходила, говорят, черта города.

Не по минутам даже – по секундам помню эти события. Вот – едут: приближаются по Московскому. Президентский автомобиль шел не первым, а тот, что был впереди, уже со мной поравнявшись, убавил скорость – впереди налево ему поворот. Я смотрю, конечно, на президентский – и другие глядят, не только я, и другие зеваки-прохожие, – я ж смотрю и думаю, а правда ли, там он сидит, может, он в другом, а в этом – ложная кукла… Ложная кукла за истинно бронированным стеклом? И тут я вижу руку его, несомненно, его, слегка шевелящуюся в немом приветствии – за стеклом, где сиденье заднее, – а кого он приветствует, как не меня? Меня и приветствует! Это когда он со мной поравнялся.

Притормаживая. Сбавляя скорость. (Впереди поворот.)

А далее происходит невероятное.

Ему наперерез чья-то бросилась тень. Я даже не сразу разобрал, кто это – женщина ли или мужчина. А когда увидел, что женщина, в первую секунду подумал, не Тамара ли моя. Не вняла ли Тамара моей подсказке?

Сердце екнуло, подумал когда о Тамаре.

Но с какой стати Тамара, когда она должна быть под душем? Да нет, конечно, была не она.

И произошло еще более невероятное – остановилась машина. А вслед за ней и другие – и весь кортеж. А дальше – еще невероятнее: вышел он.

Дверь отворилась, и вышел он!

Было шестое июня одна тысяча девятьсот девяносто седьмого года.

Он стоял в шагах десяти от меня, и та женщина тоже стояла – шагах в пятнадцати!

Такое невозможно представить! Но так было! Он вышел и к ней подошел!

И все его клевреты стали вылезать из машин своих и солидарно к той женщине подходить.

Губернатор! Он тоже вышел!

И вышел Чубайс!

О, вы не знаете, кто такой Чубайс? Мне рекомендовано забыть это имя! Но как же забыть, когда помню? Как же забыть?

И зеваки, случайные пешеходы, они тоже стали подходить ближе к нему, и я вместе с ними!.. Я – бессознательно – вместе с другими – шаг за шагом – ближе, ближе – к нему!..

Было будто бы это все не сейчас, а когда-то до этого!

Как в прежние времена, когда он – было несколько тогда эпизодов! – общался с народом! На заводе, на рынке, на улице, где-то еще…

Смело общался с народом!

Я слышал – мы все слышали – их разговор!

Женщина лет сорока. Эта она остановила президентский кортеж. Вы не поверите, она говорила о состоянии библиотек.

Вот как она сказала: у нас большие проблемы с библиотеками, я сама учительница русского языка и литературы, и хорошо знаю, как обстоят дела, Борис Николаевич. А еще, Борис Николаевич, у библиотекарей и учителей, а также у врачей в поликлиниках очень низкие зарплаты.

А он ей отвечал: это неправильно, надо во всем разобраться.

А помощник ему говорил: обязательно разберемся, Борис Николаевич.

А я думал: где мой пистолет?

У меня не было с собой пистолета!

А она ему вдруг о себе говорит: меня зовут Галина Александровна, я живу на Маклина, дом девять дробь одиннадцать, в одной комнате со взрослеющим сыном… дом в аварийном состоянии, квартира у нас коммунальная…

А он ей говорит: дадим вам новую квартиру.

А помощник ей говорит: во всем разберемся.

И все это рядом – передо мной! А я не взял пистолет!

Другие тоже стали спрашивать, но нечетко, сумбурно. К ним у него не было интереса.

Я тоже хотел: Борис Николаевич, неужели вы, правда, не пойдете сегодня в балет? (… или в оперу?) (Я еще не терял надежду.)

Но тут широкая спина заслонила от меня президента.

А спросил бы – хрен бы они сказали.

Следователь, кстати, был настолько любезен, что показал мне потом газету: Ельцин, оказывается, в этот день возлагал цветы к монументу Пушкина.

Он грузно определил свое тело в машину. И все помощники и клевреты разбежались по своим авто. И весь кортеж медленно тронулся и повернул с Московского на Фонтанку.

Учительница стояла и смотрела на них, отъезжающих. К ней приставали журналисты из президентского пула. Мент-подполковник просил нас покинуть проезжую часть.

Скоро на Московском возобновили движение.

И я очнулся.

Я стоял под светофором в домашних тапочках и понимал, что такого шанса никогда больше не даст мне судьба. Почему я не взломал дверь в ванную? Но разве мог я догадаться, что такое случится и что он выйдет наружу из бронированного автомобиля?

Мог! Мог! Мог! Я просто обязан был это предвидеть!

Я видел себя стреляющим в президента. Я видел падающего – его. Я видел удивленные лица зевак, не смеющих поверить в освобождение от тирана.

Я бы мог даже спастись. У меня не было такой задачи. Но я бы мог бросить мой пистолет и побежать в подворотню.

Я просто видел, как я бегу в подворотню дома номер восемнадцать и пересекаю двор. Те, кто, опомнившись, мчатся за мной, думают, что я идиот, – ведь там впереди очевидный тупик… Это я идиот? Это вы идиоты! А как насчет прохода налево? Там есть довольно широкая щель между глухой стеной и углом пятиэтажного дома. Вот я пробегаю мимо тополя, который тогда еще не спилили, и устремляюсь налево, и вот я уже в прямоугольном дворе, в котором нет ни одного подъезда, если не считать двери в бывшую прачечную… А? Каково? Отсюда два пути – во двор по адресу Фонтанка, сто десять, или во двор по адресу Фонтанка, сто восемь, мимо бетонных развалин древнего туалета. Лучше – в сто восемь. Меня никто не ждет на Фонтанке!.. А можно рвануть по лестнице на крышу, а по крышам здесь одно удовольствие уходить!.. По крышам легко убежать аж до самой крыши Технологического института!..