Дуглас Кеннеди - Момент

Пока я убеждал себя в этом, заваривая кофе, другой настойчивый голос возражал: тогда почему ты вновь и вновь прокручиваешь в голове ту первую встречу, каждое ее мгновение? Почему ты не можешь стереть из памяти это лицо?

После того как Петра вышла из кабинета, Велманн снова стал сама деловитость, и я решил, что он либо не заметил того, что произошло между нами, либо предпочел не комментировать, а может, все гораздо проще, и это у меня разыгралось воображение. Сняв телефонную трубку, он пригласил в свой кабинет Павла Андреевски. Пока мы его ждали, Велманн сообщил, что еще до встречи со мной подверг мою кандидатуру дополнительной проверке службой безопасности.

— Я не обязан информировать тебя об этом, но предпочитаю максимальную прозрачность в таких вопросах. Уверен, тебе известно, что попасть на работу к нам, даже фрилансером, можно только с одобрения наших «старших друзей». Если тебе доведется познакомиться с кем-то из сотрудников, связанных с Информационным агентством США, помни, что ты имеешь дело с секретными агентами. Почему я говорю об этом? Просто раз уж ты решил работать с нами, то должен знать все особенности здешней «кухни».

Раздался стук в дверь. Заглянула фрау Орфф и доложила, что прибыл герр Андреевски. Велманн попросил впустить его.

В дверях нарисовался Павел Андреевски. Это был высоченный худой мужчина с густой черной шевелюрой, в квадратных очках с дымчатыми стеклами. Он был в черных джинсах и черной водолазке, в руке у него дымилась сигарета. Я заметил, что он окинул меня снисходительно-ироничным взглядом.

— Вызывали, герр директор? — спросил он с язвительным нажимом на «герр директор» (в отличие от Петры, которая произносила этот титул уважительно).

— Познакомься с Томасом Несбиттом. Я потом передам тебе его книгу о Египте. Очень достойная. Здесь, в Берлине, он пишет новую книгу… кстати, о чем именно, Томас?

— Наверное, о Берлине.

— Ты хочешь сказать, что еще не знаешь, о чем будешь писать? — спросил меня Павел.

— Я никогда неуверен в таких вещах, пока не отбуду срок.

— «Отбуду срок», — повторил за мной Павел. — Прямо как в тюрьме.

— Это твой взгляд на Берлин?

— Я лишь повторяю твои слова.

— А мне кажется, что ты неправильно интерпретируешь мои слова.

— Сколько книг ты написал?

— Пока одну.

— Выходит, ты еще новичок.

— Прошу прощения?

— Одна изданная книга вряд ли дает право называться писателем.

— Ты всегда играешь в агента-провокатора?

— Это моя любимая роль, — ответил Павел с улыбкой.

Тут вмешался герр Велманн:

— Итак, поскольку я назначаю тебя режиссером первого эссе Томаса для нашей радиостанции, надеюсь, ты проявишь профессионализм и дружелюбие. А сейчас, Павел, я хочу, чтобы ты ввел Томаса в курс дела и познакомил с коллективом.

— Как скажете, герр директор.

— Когда ты перестанешь ёрничать, Павел, мир станет куда приятнее. Я поручил Томасу написать для нас эссе о своем первом дне в Восточном Берлине.

— Назовем его «Моя встреча с коммунизмом»? — спросил Павел.

— Блестящее название, — сказал я. — Твоей фантазии можно позавидовать.

— Я уже чувствую, что ваш союз сродни браку, заключенному на Небесах, — сказал Велманн.

— Нет, в Веддинге, — скаламбурил Павел.

— А теперь оба убирайтесь к чертовой матери и оставьте меня в покое. Томас, добро пожаловать в команду. Не позволяй Павлу лепить из тебя мальчика для битья.

— У меня и в мыслях такого не было, — сказал Павел. — Что ж, неофит, пойдем, покажу тебе наше хозяйство.

Когда мы вышли из кабинета, фрау Орфф, с планшеткой в руках, остановила меня:

— Ваш контракт, герр Несбитт.

Мне очень хотелось спросить, откуда ей известно, о чем мы договорились с герром Велманном. Но Павел опередил меня:

— Опять подслушивала под дверью, фрау Штази?

К чести фрау Орфф, она лишь пожала плечами и ухмыльнулась:

— А ты — пример величайшего оксюморона: поляк-комик.

— Всегда знал, что у тебя начисто отсутствует чувство юмора.

Я взял планшетку из рук фрау Орфф, просмотрел пункты контракта о зарплате, сроках сдачи материала и авторском праве, после чего подписал документ.

— Ты очень доверчивый парень, если подписываешь бумаги из рук этой женщины.

— Сожалею, герр Несбитт, что вас прикрепили к этому «джентльмену», который не имеет даже смутного представления о хороших манерах.

— Ты все еще не можешь забыть меня? — спросил Павел подчеркнуто сухо.

Фрау Орфф покачала головой и, похоже, едва сдержалась, чтобы не рассмеяться:

— Давайте уточним, герр Андреевски. Я никогда не спала с вами.

— Вы уверены?

— Хорошего дня, герр Несбитт, — сказала она, забирая у меня планшетку.

Как только мы вышли за дверь, Павел сказал:

— Даже если ее будет допрашивать Штази, она никогда не признается, что спала со мной.

— Похоже, она хочет любой ценой забыть этот опыт.

— У нее муж — серьезный фашист, поэтому она боится ляпнуть лишнего.

— «Серьезный фашист» — это как? — спросил я.

— Христианский демократ, важная «шишка» в концерне «Крупе» и поразительно похож на Вотана [46] О́дин, или Во́тан — верховный бог в германо-скандинавской мифологии. .

— Судя по всему, ты наводил о нем справки.

— Он приходил к нам на рождественскую вечеринку в прошлом году. Меня так и подмывало подойти к нему и сказать, что его жена здорово работает в постели. Но у таких серьезных ребят, какой, всегда под рукой парочка киллеров. Так что…

В этом отрывистом монологе, как я узнал позже, был весь Павел. Он всегда говорил тихо и будто бы с оглядкой. Даже когда он злился на весь мир, что бывало часто, ему удавалось сохранять внешнее спокойствие. Мне предстояло узнать и то, что, как многие другие старожилы «Радио „Свобода“», он был одержим идеей всеобщего заговора против него и опасался покушения.

— А вот женщина, от которой следует держаться подальше, — прошептал он, когда мы вошли в главный офис, примыкающий к студии.

Быстрым кивком он указал на довольно грузную женщину лет за сорок, жгучую брюнетку с ярко накрашенными губами и пальцами, сплошь унизанными золотыми кольцами. Одетая в некое подобие кафтана, она курила сигарету в пластиковом золотистом мундштуке и своим видом напоминала торговку на базаре. Она встретила Павла презрительной ухмылкой.

— Привет, красавчик, — бросила она Андреевски, когда мы подошли ближе (ее немецкий звучал с сильным акцентом).

— Сорайя, всегда рад тебя видеть.

— Ты, как обычно, неисправимый врун.

— Познакомься с нашим новым автором. Герр Несбитт.

— Он твой друг?

— Это так важно?

— Если он твой друг, я его знать не желаю.

— Я знаком с Павлом не более двух минут, — уточнил я.