Альберто Моравиа - Чочара

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Хорошие то были времена, когда я вышла замуж и переехала из своей родной деревни в Рим. Знаете, как в песне поется:

Когда чочара (1)выходит замуж,

одному отдает веревку, другому - чочи (2).

(1). Жительница Чочарии, горной местности к югу от Рима.

(2). Вид обуви на кожаной или веревочной подошве.

Но я все отдала своему мужу - и веревку, и чочи,- потому что, во-первых, он был мне мужем, а во-вторых, увез меня в Рим, чему я очень радовалась, не зная, что именно в Риме ждет меня беда. Лицо у меня тогда было круглое, глаза большие, черные и такие живые, волосы тоже черные, заплетенные в две тугие, как канаты, косы, и росли они, чуть ли не от самых глаз. Губы у меня были красные, как кораллы, а когда я смеялась, видно было два ряда белых, маленьких и ровных зубов. Я была сильная и могла носить на голове враз по пятьдесят кило, положив ношу на круглую головную накладку. Мои родители были крестьяне, но приданое мне дали, как настоящей синьоре,- по тридцать штук всякого белья: тридцать простынь, тридцать наволочек, тридцать носовых платков, тридцать сорочек, тридцать пар панталон. И все добротного льняного полотна домашней работы: моя мать сама ткала его на ручном станке,- а некоторые простыни были украшены по краю такой красивой вышивкой. Были у меня и кораллы, темно-красные, из самых дорогих: коралловое ожерелье, золотые серьги с кораллами, золотое кольцо с кораллом и даже красивая брошка из золота и кораллов. Кроме кораллов, были у меня еще всякие семейные золотые вещицы и красивый медальон с камеей, на которой был изображен пастушок с овечками.

Муж мой держал лавочку в Трастевере, в переулке дель Чинкве; квартиру он снял в том же доме, прямо над самой лавкой - высунешься из окна спальни и достанешь рукой до вывески темно-красного цвета, на которой было написано «Хлеб и макароны». Два окна нашей квартиры выходили во двор и два на улицу, было у нас две комнаты, маленькие и низкие, кухня и передняя, но обставила я квартиру хорошо: кое-какие вещи у нас уже были, остальные мы купили на Кампо ди Фиори (1).Мебель в спальне была вся новая: железная двуспальная кровать, выкрашенная под дерево, с цветочками и гирляндами на спинках; в столовой я поставила красивый диван с завитками из дерева, покрытый цветастой материей, и два кресла, тоже с завитками, обтянутые такой же материей, круглый обеденный стол и буфет, в котором стояли тарелки из тонкого фарфора с золотым ободком и нарисованными на дне цветами и фруктами.

(1). На площади Кампо ди Фиори в Риме находятся магазины с дешевыми и подержанными вещами.

Мой муж уходил рано утром в лавку, а я убирала квартиру: подметала, смахивала пыль, протирала и чистила каждый уголок, каждую вещичку. Когда я кончала уборку, вся квартира блестела, как зеркало, сквозь белоснежные занавески на окнах проникал спокойный и нежный свет; любо-дорого смотреть было - чистота, блеск и порядок. Хорошо иметь свою квартиру, куда никто не может войти без спроса и до которой никому нет дела! Всю жизнь можно прожить так, убирая ее и приводя в порядок. Покончив с уборкой, я принаряжалась, причесывалась, брала кошелку и шла на рынок за покупками. Рынок был совсем близко от нашего дома, и я больше часу бродила между лотками, не столько покупая, сколько рассматривая товары, потому что у нас у самих в лавке были почти все продукты. Я ходила между лотками и смотрела глазами хозяйки на фрукты, овощи, мясо, рыбу, яйца, про себя назначая цены, прикидывая, сколько прибыли получает торговец, оценивая товар, уличая продавцов в жульничестве; я была не прочь и поторговаться - взвесишь, бывало, на руке продукты, положишь их обратно, отойдешь, потом вернешься, опять поторгуешься и, в конце концов, уйдешь, ничего не купив. Некоторые продавцы пытались ухаживать за мной, намекали, что отдадут мне товар даром, если я пойду на уступки; но по моим ответам они сразу понимали, что я не из таких. Я была гордая, кровь сразу ударяла мне в голову, я свирепела; хорошо еще, что женщины не носят с собой ножа, как мужчины, потому что я была способна убить человека. Однажды я схватила большую булавку и бросилась на одного продавца, который приставал ко мне больше других, лез там со всякими своими глупостями и хотел заставить меня принимать от него подарки; на мое счастье, вмешались полицейские, не то я обязательно всадила бы ему булавку в спину.

Ну, хватит об этом. Возвращалась я домой довольная, ставила на огонь воду для супа, клала в кастрюлю кусок мяса с косточкой и коренья и спускалась в лавку. Там я тоже чувствовала себя счастливой. Торговали мы всем понемногу: макаронами, хлебом, рисом, сухими овощами, вином, оливковым маслом, консервами. Приколов на груди медальон с камеей и засучив до локтя рукава, я стояла за прилавком, как королева, доставала нужные продукты, взвешивала их, быстро-быстро считала, записывая цифры на клочке оберточной бумаги, завертывала, подавала покупателю. Муж мой был не такой расторопный. Да, я совсем забыла сказать, что он был уже немолодой, когда я вышла за него; некоторые даже говорили, что я позарилась на его деньги. Не скрою, я никогда не была в него влюблена, но, клянусь богом, была ему всегда верной женой, хотя он и не был мне верным мужем. За ним водились странности. Вот он, к примеру, был убежден, что нравится женщинам, хотя это было совсем не так. Он был толстый, страдал ожирением, черные глаза были налиты кровью, лицо желтое и все покрыто какими-то пятнами. Был он желчный, замкнутый, грубый и не терпел никаких возражений. Он часто отлучался из лавки, и я знала, что он ходит к бабам, но они, конечно, подпускали его к себе только за деньги. Известное дело, деньгами всего можно добиться, за деньги даже молодуха задерет юбку. Я сразу догадывалась, когда его любовные дела шли хорошо, потому что он веселел и даже становился такой любезный со мной. Если же он не имел успеха у женщин, то ходил мрачный, был грубый, а иногда даже колотил меня. Один раз я ему сказала:

- Можешь ходить к своим потаскухам, сколько тебе вздумается, но меня не смей трогать, не то я уйду от тебя и вернусь к своим родителям.

Я не хотела заводить себе ухажеров, хотя многие, как я уже говорила, увивались за мной; я думала о доме и лавке, а когда у меня родилась дочь, то всю свою любовь отдала ей. Мужчины вызывали теперь во мне почти отвращение: может, потому, что, кроме своего старого, некрасивого мужа, я не знала мужчин,- только любовь их была мне не нужна. Я желала одного: спокойной жизни в достатке. И вообще, женщина должна быть верной женой даже тогда, когда муж ей изменяет.