Давид Фогель - Брачные узы

Выпустив в свет первое издание романа, Фогель не прекратил работать над ним. После Второй мировой войны друг Фогеля, художник Авраам Гольдберг выкопал (в буквальном смысле) рукописи и черновики писателя, зарытые им во дворике дома во французском городке Отвилль, где в последние годы жизни он снимал квартиру у одинокой старухи. Найденные рукописи Гольдберг увез в Америку, где передал литературоведу Шимону Галкину. В 1949 г. Галкин переслал их в Израиль исследователю еврейской литературы Ашеру Барашу, и они почти на двадцать лет оказались недоступны не только для широкой публики, но и для критиков, издателей и исследователей. Только после смерти Бараша его архив был передан в Институт еврейской литературы и хранилище рукописей «Геназим» в Тель-Авиве.

В описаниях судьбы рукописей Фогеля царит некая неразбериха. Порой кажется, что туман напускается почти сознательно. Так, еще при жизни Бараш передал часть стихотворного наследия Фогеля в руки критика А. Бройдеса, причем последний полагал, что получил все материалы. Сам он передал часть этих рукописей поэту Дану Пагису, редактировавшему и готовившему к изданию полное собрание стихотворений Фогеля. В отличие от Бройдеса, Пагис знал, что получил лишь часть имевшихся у Бройдеса рукописей, но, как и Бройдес, не знал, что это — часть части, поскольку полагал, что Бараш отдал Бройдесу все. Это, однако, не мешало Пагису готовить к изданию «полное» собрание стихотворений Фогеля. Как он справлялся с этим внутренним противоречием — Бог весть. Однако не поэзия Фогеля занимает нас здесь в первую очередь. Среди рукописей, выкопанных Гольдбергом в Отвилле, была и новая редакция «Брачных уз», с которой были две проблемы. Во-первых, она была неполной: в ней недоставало целой части и еще нескольких глав. Во-вторых, правка, сделанная Фогелем в последние годы, по мнению литературоведа Менахема Пери, не всегда была удачной по сравнению с тель-авивским изданием 1930 г. Конечно, уважая волю автора, можно было бы издать роман и в новой версии невзирая на ее недостатки, тем более, что таковые, возможно, присутствовали лишь в субъективном восприятии Менахема Пери. Однако с учетом того, что в последней редакции были утрачены отдельные части, при издании было необходимо восполнить их, используя первую редакцию. Менахем Пери, которому было поручено подготовить новое издание романа, пошел дальше. Он выработал определенные стилистические критерии исходя из которых принимал или отвергал правку автора, компилируя таким образом некую сводную версию из старой и новой редакций романа. Задача, достойная исследователя нескольких разнящихся между собой списков какого-нибудь древнего текста, но, возможно, не совсем уместная при работе с двумя прижизненными редакциями романа современного автора. Тем не менее, результатом этой работы стало второе издание романа, увидевшее свет в 1986 г. С него и осуществлен настоящий перевод, выносимый теперь на суд русского читателя.

Несколько слов о других произведениях Фогеля. Первые стихи Фогеля были опубликованы в 1910 г. После этого они регулярно печатались в периодике на иврите в разных странах. Как уже упоминалось, единственный прижизненный поэтический сборник «Пред темными вратами» вышел в Вене в 1923 г. Второй сборник, «В сторону безмолвия», был подготовлен к изданию Аароном Комемом и вышел в 1983 г. в издательстве «Акиббуц Амеухад». До того, в 1972 г., под редакцией Дана Пагиса увидело свет «Полное собрание стихотворений», не включавшее стихи, вошедшие в сборник «В сторону безмолвия». Проза Фогеля включает, помимо «Брачных уз», новеллы «У моря» (1932) и «В санатории» (1926) (в последней описывается быт санатория для больных туберкулезом — опыт, знакомый писателю не понаслышке: туберкулезом болел и он сам, и его жена), рассказ «Жилец» (1925), незаконченный роман на идиш «Все ушли на фронт» (1942) и дневник 1912–1922 гг. «Конец дней».

В заключение скажем несколько слов о биографии автора романа. Как уже говорилось, Давид Фогель родился в 1891 г. в Сатанове на Тернопольщине. Достигнув совершеннолетия, он покинул отчий дом и некоторое время жил в Вильне и Львове. В 1912 г. обосновался в Вене. С началом Первой мировой войны был интернирован австро-венгерскими властями как подданный враждебной державы — России. В лагере для интернированных провел два года. Был освобожден и вернулся к гражданской жизни в Вене. По свидетельствам друзей, заключение в лагере психологически сильно ударило по Фогелю, и он с трудом приходил в себя. В послевоенные годы натурализовался в Австрии, однако в 1925 г. перебрался в Париж. В 1929 г. уехал в подмандатную Палестину, но уже через год вернулся в Европу. После двухлетних скитаний в Берлине и Варшаве снова обосновался в Париже. Примерно в это же время писатель женился, у него родилась дочь. С началом Второй мировой войны парадигма судьбы снова вторглась в жизнь Фогеля — на этот раз он был интернирован французскими властями как гражданин страны, вошедшей во враждебный Франции тысячелетний рейх, — Австрии. И опять провел в лагерях для интернированных два года. Вернулся в Париж в 1941 г. и почти сразу переехал с семьей в Отвилль близ Лиона. Там он прожил последние три года своей жизни, там работал над рукописями, там закопал их во дворике своего дома и оттуда в феврале 1944 г. был отправлен с транспортом евреев в лагерь уничтожения Освенцим. Источники умалчивают — по крайней мере, мне не удалось найти таких сведений, — какая судьба постигла жену и дочь писателя.

В коридоре с ревом проснулся водопроводный кран. В мгновение ока шум заполнил все пространство вокруг, проник в спальню, все еще погруженную в предрассветные сумерки, и просочился сквозь завесу дремы в тело Рудольфа Гордвайля.

Быть может, шум крана за минуту до пробуждения заставил Гордвайля увидеть некий мимолетный неприятный сон, поскольку его первым ощущением, возникшим, как только чувства прояснились, было ощущение неудовольствия, каким-то образом вызванное сновидением, которое само осталось там, по другую сторону.

С минуту Гордвайль не открывал глаз и прислушивался. Однако тем временем тишина вернулась, и до него дошел только стук двери, захлопнувшейся в коридоре, он услышал его с запозданием, как-то отстраненно, после того, как сам звук затих и исчез.

Тогда он повернулся к окну и открыл глаза. Он увидел, что окно уже высветлено близящимся утром, и это сразу укрепило в нем желание спать дальше. И, словно спасаясь от опасности, он быстро перевернулся на правый бок и натянул на себя пуховое одеяло.

Внизу, по Кляйне-Штадтгутгассе приблизился и прошел тяжелый вагон; медленно миновав улицу, он так безжалостно визжал, что стекла в окнах задребезжали, будто при землетрясении. «Вагон на угольной тяге с Северного вокзала», — заключил Гордвайль с некоторым сомнением. Теперь, однако, заснуть уже не было никакой возможности. В его полусонном сознании скрежет колес сократился до нескольких вздорных и раздражающих звуков, повторявшихся с тупым упорством, хотя вагон был уже довольно далеко, так что под конец ему стало казаться, что звуки идут не снаружи, а из какого-то закоулка его собственной души. С внезапным потрясением он подпрыгнул и сел в кровати. Окинул взглядом небольшую комнату, и глаза его наткнулись на софу справа, на которой, повернувшись лицом к стене, спал его друг Ульрих. Почему-то при виде спящего он окончательно проснулся. И сразу же вспомнил, испытав при этом гнетущее чувство, все предстоявшие ему сегодня дела. «Э-э, ничего не попишешь, придется туда пойти! Выбора нет!» — сказал он себе, сдаваясь. Пока что время у него еще оставалось, и он снова улегся в надежде, что удастся хоть чуточку вздремнуть. Но мысли невольно обращались все к тому же неприятному делу, и остановить их было нелегко.