Стефан Дени - Сестры

Когда умер ребенок Джеки, то эту новость сообщил мне Барт. Не пожелав звонить по телефону, он покинул посольство так быстро, как только мог, осведомился у горничной о моих планах на день, искал и нашел меня, обшарив каждый ряд в кинотеатре, где я смотрела фильм с участием Лоренса Оливье. Чтобы в темноте рассмотреть меня, он дожидался самых светлых кадров на экране. Затем вывел меня наружу и произнес: «Скейт, я хочу прогуляться с тобой, Скейт (у нас не было детей, мы были для этого слишком молоды, и Барт предпочитал повременить, пока мы не нагуляемся вдоволь, так что речи идти не могло о Произошедшем с Детьми Несчастии), потому что мне плохо, Скейт, у твоей сестры кое-что произошло, это касается младенца, и мысли об этом не выходят у меня из головы. Я не мог оставаться один, я сказал себе: Скейт поможет мне найти слова для Джеки…» Вот таким образом Барт сообщил мне о смерти малыша. Он хотел принять удар на себя, оградить меня от боли и от всего с этим связанного, так как знал, что я буду думать обо всем, что происходило с Джеки давным-давно и во что я никогда его не посвящала, но о чем он все-таки догадывался — о кресте, который я несла. Скейт? А, Скейт — все мои настоящие друзья и настоящие враги называли меня Скейт. Доска. У меня была маленькая грудь. У Джеки тоже. С возрастом их размер не увеличился ни у одной из нас.

Есть вещи, о которых вы не в праве писать, потому что это было бы открытым вторжением в мою личную жизнь, однако самое смешное состоит в том, что вы спокойно можете это сделать, так как я никогда не изменяла Барту.

Я имею в виду, пока была замужем. Когда же это произошло, то произошло по двум причинам. Во-первых, я хотела знать, каково это будет с другим мужчиной, так как вы всегда стремитесь сменить марку исключительно для того, чтобы вернуться к первой. Во-вторых, я собиралась замуж за человека, который был намного меня старше. Любой бы попробовал.

Барт, со своей стороны, не пустил в ход достаточного количества козырей. Он был так счастлив угождать мне, что даже не пытался задуматься, есть ли у нас будущее. Все вокруг полагали, что мы живем скромнее, чем могли бы. Вероятно, они считали, что я была наследницей состояния, а Барт — безупречным юношей, который, прежде чем войти в семейный бизнес, исполнял свой гражданский долг. Я ни на минуту не задумывалась о завтрашнем дне, пока одним майским вечером Барт не сообщил мне, что мы должны возвращаться в Америку. Это случилось в гостях у друзей, после того как они предложили нам в конце лета отправиться с ними на юг Франции. Я уже собиралась было согласиться, когда Барт сказал, что в сентябре мы уедем.

Его посол возвращался на родину, мы должны были последовать за ним. Новый посол в нас не нуждался — у него был свой Барт. Не следует ли из этого, что я не читала газет?

Я не особенно увлекалась чтением прессы — я никогда ее не читала. Понимаю, что это кажется кокетством, и все же это так. Что за интерес читать новости о людях, которых видишь каждый день? Я просматривала журналы Стивенса, одного моего друга, владельца «Квин», так как находилась в очень тесных отношениях с его любовницей Мойрой Ширер. Танцовщицей. Стивенс часто использовал меня в качестве алиби: мы выходили вместе и он испарялся в компании Мойры. Ожидая их возвращения, я листала журналы, которые он приносил мне. Однако политика меня не интересовала. Джеки приберегла ее для себя. «Ты ведь шутишь, правда?» — спросила я Барта. Он улыбнулся так, словно я была легкомысленной куклой. «Разумеется, мы сможем вернуться сюда на Рождественские праздники, — добавил он, — они всегда в нашем распоряжении, однако вряд ли сможем остаться». Я была приучена ничего не обсуждать в присутствии шофера, который по чистой случайности у нас был (любовница посла находила его хорошеньким). «Что именно ты имел в виду, говоря о нашем отъезде в сентябре?» — уточнила я. Отвечая, он улыбался. Нет, он не улыбался. Он светился. У Барта был для меня сюрприз. Официально он не входил в состав дипломатического корпуса. И если бы Барт поступил на службу в Государственный департамент, то нас могли бы отправить на Гибралтар или еще дальше. Полгода Барт искал работу в Нью-Йорке и нашел ее. «И что за работа?» — поинтересовалась я. «Издатель». Он смотрел на меня с доверием и любовью. Очевидно, ждал, что я похлопаю его по щеке, приговаривая «милый Барт». Я осознала, насколько он, насколько мы были молоды и как мало денег у нас было по причине этой обоюдной молодости.

Я не желала возвращаться в Америку. В Америке была Джеки, самая могущественная женщина мира. Мне уже доводилось страстно стремиться к чему-то, например, к поездке в Европу или замужеству, однако впервые в жизни я вложила столько страсти в отречение. Как правило, май-июнь-июль в Лондоне — самая прекрасная пора, и люди, живущие в провинции, наконец-то вознаграждены за долгие месяцы тяжких усилий; в субботу намечался праздник в их честь по поводу того, что они выжили. Мы провели здесь четыре года. Все вокруг начинали удивляться, что у нас нет детей. «Вы правильно делаете, моя дорогая, что дожидаетесь зимы», — вот что мне приходилось выслушивать, словно мы с Бартом собирались провести последний квартал года, по-научному совокупляясь аккурат перед окнами Ее Величества.

Что-то переменилось.

Я отдалилась от Барта.

Наличие денег некоторым образом оттягивало наш развод. Мы потребили все, что могли потребить. Мы были юны, однако в ближайшем будущем повзрослеем. То, что нас объединяло, разрушится после переправы через океан. Если в каком-либо месте вы были счастливы, то в ваших же интересах избегать путешествий и новых знакомств. Позже я часто убеждалась в этом на примере других, однако никто не доверяет вашему опыту, если вы еще не достигли возраста, когда полагается этот опыт иметь.

Лично у меня, благодаря Джеки и папе, такой опыт имелся уже с десяти лет. Я знала, как вести себя с сестрами и мужчинами.

Барт чувствовал, что я все еще прежняя, но не с ним. Он начал проявлять обходительность перед дверью в ванную комнату и вести себя при Любых Обстоятельствах Чересчур Предупредительно.

Джеки стала Первой Леди. Мы были приняты самой королевой, обожающей американских политических деятелей, чьи имена пишутся в начале ее приветственной речи, которую она заучивает наизусть.

Моя встреча с королевой длилась ровно полторы минуты. Я стояла между Бартом и датчанами. После моего реверанса, который, признаюсь, был несколько неуклюжим, зато глубоким, королева сказала мне пару слов; Барт объяснил, что я нарушила церемонию с Бостонским архиепископом. Если бы потребовалось, я бы поцеловала ему и руку, и левую ногу, однако Барт уже направился к принцу-консорту и я последовала за ним. За полторы минуты Барт произнес: «Это так любезно с вашей стороны», а я выдохнула: «Это великолепно». Возможно, мне следовало попытаться выразить свое восхищение в квадрате.