Владимир Лорченков - Автопортрет художника (сборник)

– Хак, – сказал Первый

– Это на каком? – спросил Второй.

– Хак, – сказал Первый и удивительно точно опустил вертящийся кирпич на голову птице.

Та смешно кувыркнулась, хлопнула пару раз крыльями по воде, и удивительно сразу застыла. Второй частенько добывал птицу в общественных парках – как-то в Австрии даже пару лебедей в общественном парке добыл, – но был вынужден признать, что нынешний напарник сработал более чем ловко.

Не такой уж он и нытик, подумал Второй.

Но были сомнения по технике броска.

– Ты уверен, что бросил камень как полагается? – с сомнением спросил Второй.

– Какая на фиг разница? – резонно возразил Первый.

– Согласен, – сказал Второй.

Подошел к воде, сунул в нее левую руку и вынул утку. Подкинул. Вроде бы много, но после того, как ощипаешь, хрен что останется. С другой стороны, в перьях видно, что утка не домашняя. Придется ощипывать. Он оглянулся и присел у воды. Следовало торопиться. Второй сжал коленями птицу и стал выдирать из нее перья. Снова подул ветерок. Май выдался удивительно прохладным. Пора уматывать в Москву, подумал бич, там хотя бы топят по полгода. С компаньоном – осилю. Компаньон это как вторая рука. Пусть и немножко странная.

– Отдай мне рубашку, – попросил он.

– Знаешь… – сказал Первый с сомнением, зайдя за спину напарника.

– Что? – спросил Второй.

– Я сейчас могу забрать у тебя утку и оставить пращу себе, – сказал Первый.

– Это рубашка, – сказал Второй, замерев.

– Это праща, – сказал Первый. – Я ведь убил ей утку.

– Пращей она бы стала, если бы ты бросил камень, – сказал Второй.

– Но ты им просто размахивал, – сказал Второй.

– О кей, пусть это будет кистень, – сказал Первый.

– Ты что, бывший оружейник? – спросил Второй.

– Почему ты так подумал? – спросил Первый.

– Ты сказал «о кей пусть кистень», – напомнил Второй, глядя в воду, и стараясь не шевелиться.

– А кистень это оружие какое-то, – сказал он.

– Почему ты не решил, что я американец? – спросил Первый с улыбкой, которую Второй не видел, но чувствовал.

– Я ведь сказал еще и «окей», – сказал Первый.

– В любом случае верни мне рубашку, – попросил Второй.

– Это ПРАЩА, – сказал Первый.

– О кей, – сказал Второй.

– Ты что, американец, – удивился Первый.

– Случалось, – уклончиво сказал Второй.

– О кей, – сказал Первый.

– А сейчас отдай мне утку, – попросил он.

Второй, не глядя, протянул левой рукой утку за спину. Почувствовал легкость. Птица была принята.

– Знаешь, – сказал Первый, – я думаю, что напарник из тебя не ахти.

– Хуевый, попросту говоря, из тебя напарник, – сказал он.

– Так что извини, – сказал он.

– Я назову нашу утку Боливаром, – сказал он, и, гнусавя, добавил за утку, – а я не вынесу двоих.

– Ладно, – сказал Второй.

– Бери Болливара и пращу, и мы расходимся, – сказал он.

– Не дергайся, – сказал Первый и Второй затылком почуял камень.

– Я еще не закончил., – сказал Первый.

– Хочешь меня убить? – спросил Второй.

– Вовсе нет, – удивился Первый, – хочу просто, чтобы ты показал мне, куда…

– Что? – спросил Второй.

– Ну, утку, – сказал Первый.

– Господи, Боже мой, – сказал Второй.

– Она же не лабораторная, ты же ее потом есть будешь, – сказал он.

– К тому же она уже мертвая, – напомнил он.

– Может это и к лучшему, – сказал Первый.

– Ничего не почувствует, – сказал он.

– В отличие от меня, – хихикнул он.

– О Боже, – сказал с отвращением Второй.

– Давай, давай, – сказал Первый.

Второй, не глядя, принял утку и примял перья там, где следовало. Вернул обратно. Услышал, как несостоявшийся напарник хихикает.

– Извращенец гребанный, – скаазал Второй.

– Спасибо за помощь, – сказал Первый.

И столкнул Второго ногой в воду.

ххх

Погода совсем испортилась, ветер стал дуть очень сильно.

Побарахтавшись на мелководье, Второй сумел выбраться со скользкой части наклонной плиты на ее сухую часть. Посидел чуть-чуть на ветерке, обсох, хотя и замерз. Глянул на озеро. Сейчас оно выглядело бесперспективным. Ни одной утки. Надо будет проверить все камыши, там птицы полно, подумал Второй. Но уже завтра. Поднялся и выбрался на аллею парка. Припустил трусцой, чтобы согреться. За ним припустила пара бродячих собак. Тоже вариант, подумал Второй. Если отрезать концы лап, то можно выдать за молодого козленка. Но и это следовало отложить на завтра. У собак, судя по всему, тоже были кое какие мысли, но на завтра они ничего откладывать не собирались, так что начали покусывать Второго за пятки. Он припустил еще быстрее.

На одной из дорожек едва не налетел на патруль полиции.

К счастью, вовремя заметил и вернул в кусты. Перед патрулем стоял Первый, которого уже начали бить. Второй прислушался

– На кой хер тебе нужна была эта утка которой любовались дети и кормили своими завтраками школьники которых ты лишил одного из их любимцев козел ты несчастный? – спашивал кто-то из полицейских.

– А-а-а-ооо, – неразборчиво бубнил что-то Первый.

– Громче?! – спрашивал полицейский.

– Да ча-э-а в заааэ саауу… – мычал чуть разборчивее Первый.

– Для чучела в зоологическом саду?! – переспросил полицейский.

– Да ты за идиотов нас принял?! – орали легавые Первому.

– Да мы сейчас насмерть тебя забьем, как эту бля утку!

Первый удар дубинкой пришелся бедняге по шее. Дальше Второй смотреть не стал, и побежал по боковой дорожке. Тучи сгущались и начинал накрапывать дождь. Навстречу бичу, торопясь домой, шла после занятий старшеклассница из школы, расположенной за парком. Юбка у нее была очень короткая, ляжки сочными и свежими, и шла она мимо него торопливо, презрительно вздернув нос. Второй вспомнил, что не трахался уже с год, после того, как поймал такую же ученицу в парке Одессы, где коротал прошлое лето. И с этой он, конечно, справился бы, пусть и не так быстро, как с двумя руками. Но поблизости была полиция. Так что он просто запомнил время, когда девчонка возвращается, и отметил место – сорвал у дерева, где она проходила, кусок коры.

Потом отправился на вокзал, чтобы переночевать и найти кой кого.

Он все еще нуждался в напарнике.

… вот по этим причинам я и занялся политикой. Как видите, основания для того, чтобы залипнуть в этом дерьме, у меня были. Достаточно веские. Общество поначалу восприняло это с одобрением. Ну, вы понимаете. Все эти неудавшиеся артисты, журналисты, политологи, анархисты, бывшие министерские сотрудники, выгнанные за пьянство и коррупцию нынешними пьяницами и корорупционерами, кто там еще? Все? Да, пожалуй. Вся эта публика, да и просто задроты, мечтающие пасть на ступенях президентского дворца, сраженные пулей во время Великого Революционного Путча Сердитой Молодежи. Хотя, конечно, никакой сердитой молодежью они не были. Просто сидели на кухнях и