Владимир Лорченков - Воды любви (сборник)

Некоторые псевдо-Лоринковы – в отделении для взрослых, под хохот посетителей – блевали в углу, приговаривая «Иисусе Христе, Езус Мария».

Все знали, что Лоринков блюет именно так.

* * *

К осени Лоринков, подметавший окурки за сценой, и собиравший бутылки, не выдержал и подошел к устроителям праздника.

– Послушайте, – сказал он.

– Прекратите уже, – сказал он.

– Иначе я подам на вас в суд, – сказал он.

– Это, мать вашу, МОЯ жизнь, – сказал он.

– Закрой хлебало и вали убирать дальше, – сказала женщина в лифчике и шортах.

– Как вам не стыдно?! – сказал Лоринков, щурясь с похмелья.

– Братан, мы тебе дали хлебную должность сборщика бутылок из жалости, – сказала женщина.

– Кули ты думаешь, – сказала она.

– Кули с того, что ты гений, – сказала она.

– Без нас тебе даже собирать нечего будет! – сказала она.

– Так что сиди и не фисди, – сказала она.

Лоринков сел и перестал фисдеть.

…в сентябре, когда сборы с Лоринковфеста и Лоринковленда составили двадцать пять миллионов долларов и в городе начались криминальные разборки из-за этого пирога, у гида Гоши в трубке раздалось покашливание.

– Кха, кха, – сказал голос.

– Слушаю, – сказал Гоша

– Кончайте Лоринкова, – сказал голос.

– Как – сказал Гоша.

– Как же мы… все это.. без него… – сказал он.

– Ты не видишь? – сказал голос.

– Вы и так без него прекрасно справляетесь, – сказал голос.

– Вообще, нечего было с живым гением связываться, – сказал он.

– Надо было сразу выдумать, – сказал он.

– К тому же этот ваш Лоринков совсем припух, – сказал голос.

– Приторговывает наркотой среди туристов и перебивает нам весь бизнес, – сказал голос.

– Наркотой?! – сказал Гоша.

– То-то я вижу, анаша в этом месяце идет как-то туго, – сказал он.

– Половину от августа еле отбили, – сказал он.

– Ах Лоринков, ай да сукин сын, – сказал он.

– Замочим сегодня же, – сказал он.

* * *

Ночью с 15 на 16 октября несколько десятков человек собрались в актовом зале бывшей 55 школы, ставшей частью аттракциона «Лоринковленд». Переоделись на дорожку, выпили по сто граммов – кто-то затянулся конфискованной у Лоринкова травой, – и вышли на дело…. Лоринков, пьяненький, спал у крылечка, пока в палаточном лагере туристов горели огни и веселились приезжие.

– Хр-р-р, – сказал Лоринков во сне.

– Может, ну его на хер? – сказала жирная женщина-клоун в бюстгальтере.

– Нет, – жестко сказал Гоша.

– Живой он нам всю схему порушит, – сказал Гоша.

– Откуда ты все знаешь, – сказала с уважением женщина.

– У меня Голоса, – сказал Гоша.

Толпа окружила Лоринкова и кто-то посветил ему фонариком в лицо. Лоринков сел. Удивительно трезво глянув на собравшихся, сказал:

– И ты, Анжела?!

– Ты ведь даже учительницей в этой школе не была! – сказал он.

– Ты была практиканткой и мы трахались! – сказал он.

– Прости, милый, – сказала Анжела.

– За дело, – сказал Гоша.

Лоринков вскочил, и, закутавшись в пончо, украденной у туриста из Чили, стал стоически переносить собственное убийство. Позже на нем насчитали тридцать семь ножевых ранений. Лишь последнее – разбившее фляжку с коньяком на груди, – оказалось смертельным… Лоринков упал, и крыльцо бывшей школы потемнело от крови. Расходясь, убийцы негромко переговаривались.

– Что делать будем? – спросил кто-то Гошу.

– Возьмем актера, загримируем, – сказал Гоша.

– Нарядим, – сказал он.

– Хотя чего тут наряжаться, – оглянулся он на труп Лоринкова в грязной майке и старых джинсах.

– А писать? – спросили Гошу.

– А зачем, – сказал Гоша.

– Этот мудила на двадцатерых уже написал, – сказал Гоша.

* * *

…на следующий день в Кишиневе было объявлено торжественное закрытие Лоринковфеста.

Все участники фестиваля получили купоны со скидкой на следующий год, по непохожему один на другой автографу гения – настоящий Лоринков, впрочем, тоже каждый раз подписывался по-разному, – и фотографии на фоне Лоринковленда. Туристов отправили домой, и по пути в аэропорт, как положено в Молдавии, несколько раз ограбили и изнасиловали в рамках укрепления программы развития туризма. Сцены разобрали, группу «Куйбул» снова отправили в супермаркет «Жамба», выступать в кафе, в промежутках между сырами и десертом. Воздушный шар отправили в Республику Нигер в качестве помощи ВВС этой африканской страны для войны с соседями. На шаре была надпись золотой вязью «От ниггеров – Нигеру». Мегафоны на столбах замотали скотчем до следующего года. Деньги в Аризону, Екатеринбург, Тель-Авив, Бобруйск и Париж отправили почтовыми переводами. Школу законсервировали.

Тело Лоринкова вынесли в парк по соседству и забросали листьями.

Они как раз начали опадать.

Экскурсовод-карлица сложила руки на животе. Застыла на склоне Мушука сусликом. Парящий сверху орел насторожился, замедлил парение… Упал камнем! Группа охнула. Орел распрямил крылья в нескольких метрах от земли, вытянув лапы, пошел на бреющем полете. Метил в экскурсовода. Та, в последний момент, уклонилась. Орел врезался в землю. Группа ахнула.

Запела вдали арфа Эола в беседке на склоне горы.

Экскурсовод, мурлыча, сказала:

– Как видите, товарищи, судьбу поэта…. независимого, гордого существа, – сказала она.

– Постигало в царской России именно то, что мы вам и продемонстрировали трюком с орлом, – сказала она.

– Неизбежный творческий взлет… после чего неминуемое же падение, – сказала она.

– Крах, гибель, причем мучительная, – сказала она.

– Некоторые еще и годами страдали, – сказала она.

– Но не такова была сверхтрагическая судьба поэта Лермонтова, который, – сказала она.

– Даже на общем печальном фоне выглядел особо трагично, – сказала она.

Группа, сторонясь кучки окровавленных перьев, – орел еще шевелился, но взгляд уже угасал, как страна, в которой они еще жили, – смотрела на экскурсовода. Человек пятнадцать, стандартный экскурсионный набор… Ищущая приключений на свою пышную задницу разведенка из Белорусии с сыном лет четырнадцати, который отчаянно стесняется матери. Тощий мачо из Казани, терся около разведенки, словно пытаясь слиться с ней и сформировать идеал Платона, – хотя, без сомнений, в его планы входило существо попроще, шекспировская скотинка о двух спинках – пара пенсионеров, несколько трудящихся из Нальчика, которых наказали поездкой в Пятигорск за плохую работу, добряк-сибиряк в ушанке и со значком «Пятигорск-88», а ведь уже 89—й, нервная молодая мать с двумя сыновьями лет девяти… Младший постоянно лез с замечаниями, зараза. Вот и сейчас, слушал экскурсовода внимательно. Остальные-то ведь просто смотрели, разинув рты.