Владимир Лорченков - Последняя любовь лейтенанта Петреску

– Святая Богородица Троерукая, – взмолился Сержиу, одним скачком вернувшись к иконе, и повесив обратно украденные минуту назад серьги, – помоги, укрепи меня в вере моей, и разреши сомнения!

Почерневшая Богородица ласково улыбалась Сержиу, глядя куда-то в строну. Проследив за направлением ее взгляда, Сержиу ахнул. Икона глядела прямо на телефон, стоящий на прилавке у входа в храм.

– Милостивая, благодарю, – зашептал Сержиу, целуя пол у иконы. – Золотой оклад, золотой оклад…

Встав, он отряхнул колени, отошел на несколько шагов, затем вернулся, и, снова схватив золотые серьги, пошел к выходу со словами:

– Это на время!

У входа он заплатил за звонок прихожанке, и начал набирать номер справочной, как вдруг увидел женщину, бросившую ему под ноги цветы. Теперь он истолковал ее как добрый знак. Ведь ели бы не она, он бы не зашел в храм в это утро, не поговорил с Богородицей, и не понял, как ему нужно заработать кучу денег. Женщина улыбалась и рассыпала цветы перед голубями. Голуби испуганно, совсем как Сержиу недавно, отлетали от цветов и с недоумением поглядывали на женщину.

– Побирушка, – объяснила ему прихожанка, торговавшая свечами и телефонными карточками, – сумасшедшая.

Сержиу кивнул, и спешно добрал номер.

– Это справочная? Дайте мне телефон Службы Информации и Безопасности!

В то утро клены в Кишиневе пустили первый сок. Петреску бы этого не заметил, не пройдись он через центральный парк у Кафедрального Собора. Именно там, чуть левее колокольни, он заметил, что его подошвы прилипают к асфальту. Тот был покрыт липким кленовым соком, оказывается. И подошвы тоже им покрылись. Лейтенанту захотелось приподняться на цыпочки, сорвать лист и попробовать, какой он на вкус, этот кленовый сок, но вдруг послышался гул, и Сергей отвлекся от деревьев.

Гул нарастал, нарастал, потом вдруг центр города покрыл мощный рев, а затем наступила тишина. И, решив, что ему это показалось, Петреску так и не вспомнив о кленах, пошел наверх, к главпочтамту. Там, в рядах ящиков писем до востребования, находилась и его ячейка.

Абонентский ящик номер 1234 / 34—а.

«Наталья. Зеленоглазая шатенка, образованная, спокойная, порядочная, по гороскопу Рыба, славянка. 27 /170/52. Раскованна в сексе. Познакомится с серьезным молодым мужчиной для встреч (не очень частных, на его территории). Чувство юмора приветствуется. Писать на почтовый ящик 1354—в (Кишинев) до востребования».

Лейтенант Петреску ждал ответного письма.

Личная жизнь его в то лето не клеилась (может, кленового сока на нее не хватало) – он искал женщину. С предыдущей, тоже, кстати, Натальей, он расстался: ничего путного у них так и не вышло. Наверное, они слишком многого ожидали друг от друга. Он приглашал ее в гости, кормил тушеными осьминогами, предварительно вылакав две бутылки белого сухого «Пино» из трех, предназначенных для тушения. У нее были магазин мягких игрушек, автомобиль, и редкие волосы. Она была красавицей.

В тот день: когда он шел по центральному парку города к главпочтамту за письмом от незнакомой женщины, которую собирался сделать своей любовницей, – они с его редковолосой Натальей спали в одной постели последний раз. Утром, искупавшись, она упорхнула, посигналив Сергею в окно (он жил на первом этаже в самом центре города) перед тем, как выехать из двора. Он не жалел. Слишком устал от ухаживаний, и от внезапно (как всегда в Молдавии) наступившей жары. А поскольку она считала своим долгом вывозить его на выходные в Вадул-луй-Воды (зона отдыха у реки – прим. автора), где жара особенно остро чувствуется, перспектива дальнейших с Натальей отношений Петреску пугала.

Остановившись напротив Кафедрального Собора, Петреску поглядел влево: на киоск с шаурмой. Лейтенант любил перекусить там рано утром, когда выходил из квартиры, где они с Натальей просыпались, вымочив потом тел свежие еще ночью простыни. Но сегодня утром киоск почему-то был закрыт. Придется перекусить в убогом районе полицейского участка, с тоской подумал лейтенант, и потянулся

Утром, толком не проснувшись, он поглаживал ее нежнейшую ляжку. На ней был задравшийся топик, из-под которого едва выглядывала внушительных размеров (четвертого, если точно) грудь.

– Я хочу тебя кое о чем спросить, только не смейся, – днем раньше сказала она, глядя на Петреску поверх стеклянного бокала.

В бокале был, горячий шоколад, ветер дул в его сторону, а Петреску не любил сладкого. Лейтенанта бы стошнило от запаха шоколада, если бы его не перебивал аромат ее духов. Он отбросил с ее лба прядь волос, и поощрительно улыбнулся. Давай, мол.

– Ты не знаешь средства увеличения груди? Только никаких мазей или таблеток!

Обычно флегматичный Петреску смеялся, как сумасшедший. Слюна капала ему на воротник.

– Что тут смешного?! – громко спросила она – Что тут смешного?! Девочки мне говорили, что одна девочка ела орехи три недели, и у нее грудь выросла! Бывает же так!

– Я тащусь от твоих сисек! – успокаивал ее Сергей.

– Почему ты такой грубый?!

Петреску закурил, стараясь не выпускать дым в ее сторону. Курения она не одобряла, да и вообще – многого не одобряла.

– Я на самом деле в восторге от твоей груди. Зачем тебе больше?

– Ты ничего не понимаешь, – грустила она, и они встали.

В кинотеатре они посмотрели фильм «Пианист», и несколько раз сентиментальный Петреску пустил слезу. Потом они отправились к нему, легли в кровать, и поздней ночью, – часа в три, не раньше, – Петреску вдруг резко проснулся, и лег на нее. Как обычно, она была не очень довольна: секс ей вообще, как она говорила, не нравился. Она считала его обязанностью по отношению к любимому человеку.

– Я отношусь к жизни серьезно, – говорила она, – а секс это не серьезное занятие.

Безусловно, она была права. Ничего безалабернее секса лейтенант Петреску в своей жизни не делал.

Мокрый, он слез с нее и уснул. А на рассвете глядел на ее задравшийся топик, и гладил нежную кожу ляжек.

– Если ты относишься ко всему слишком серьезно, то какого дьявола ночью щупала мое хозяйство? – спросил Петреску, улыбаясь.

– Что ты несешь? – краснела она, стоя под душем, – Ничего я не трогала.

Неужели приснилось, недоуменно подумал Петреску, и потер ей спину.

Он выпроводил ее из ванной, и, закрыв дверь на защелку, помочился в раковину. Главное, не забывать про защелку, и не есть на ночь лука, тогда из раковины не будет нести, как из общественного туалета. Сергей Петреску, живший один, познал это экспериментальным путем. Вы вообще многое узнаете о себе, если начнете мочиться в раковину.

И через полчаса он помахал вслед ее белой машине, думая, что видел Наталью последний раз в жизни. А через час обнаружил, что подошвы его новых туфель клеятся к асфальту под кленами у Собора, собрался попробовать их, кленов, сок, но отвлекся на гул, который, впрочем, быстро прекратился. Еще через пятнадцать минут Петреску открыл абонентскую ячейку номер 1234 / 34—а, и нашел там письмо от зеленоглазой шатенки, которая искала мужчину для редких встреч. Молодой лейтенант искренне надеялся на то, что она извращенка. Ему, как обычно по утрам, не хватало воздуха, и, сунув, не читая, ее ответное письмо в карман, он стал пробиваться к выходу: народу на почте было много, потому что было 31 июня, последний день платежей за квартиру.