Татьяна Соломатина - Постоянная переменная

Несмотря на пятичасовой марафон у операционного стола.

Не по акушерским причинам умерла молодая женщина. В тот момент у стола были уже хирурги. Но она умерла в родильном доме.

– Итого – четыре материнских за год, вместе с этой, Петь. Много. Очень много. Отымеют нас на всех этапах по самое не балуй. Убить бы врача этой «скорой»! Какого хрена он ее в приемный покой главного корпуса не повез? Извлекли бы мы плод и пошли бы себе с ним дальше. И моя мягкотелость. Зачем я ее позволила на обсервационный стол уложить? – Елена Николаевна залпом выпила сто граммов коньяка и закурила. Они с Петром Александровичем сидели за плотно закрытыми дубовыми дверьми в кабинете начмеда.

– Лен, а как ты могла не позволить? Пока суд да дело, и плод бы погиб. Странно, как он при таких внутренних кровотечениях вообще выжил.

– Ну, и кому теперь этот ребенок? Блин, а ты говоришь – дети. Эту девку тоже кто-то родил. И, быть может, все еще жив и здоров. Наверняка звонил дочери и зятю, поздравлял с Новым годом. А может, и нет никого. Никто же еще не появился. Появятся… «Кучерявые» ребята, судя по всему, были. Фельдшер «скорой» сказал – на последней бэхе. Всмятку. Спасатели металл резали, чтобы достать. Дети – это боль, Петь. А я – агрегат, совершенно не чувствующий боли. Меня больше волнует статистический отчет. Скоро сядем считать. Ладно. Нашей вины нет, тут уж никто не оспорит. Весело старый год заканчивается, ничего не скажешь. – Она горько усмехнулась. – Ты-то небось бросился своим звонить, как только из операционной вышел? Спросить, как они, и сказать, чтобы были осторожнее на дорогах? – Петр Александрович молча покачал головой в знак согласия и разлил коньяк по бокалам. – Вот! А мне и звонить никуда не надо. Впрочем… Позвоню своему. Пусть сюда приезжает. Я тут останусь. Взвою я дома. А если он и разобьется – так мне ни холодно ни жарко. Погрущу – и дальше пойду.

– Лен, ты говоришь страшные вещи.

– Неужто ты все еще не перерос эти глупые суеверия, Петь? Пока у нас есть близкие – мы страдаем и будем страдать. Ты вот отчего от Светки своей не уходишь? Ты ведь не уклад разрушить боишься – по фигу тебе уклад. Ты боишься заставить ее страдать. Ты ведь знаешь, что она будет страдать. И на Аньке своей ты никогда не женишься. Поскрипишь еще лет двадцать-тридцать, может, даже ребенка ей заделаешь. А потом? Что она одна будет делать в расцвете бабьих лет, ничего не умея, не научившись бороться за жизнь? Страдать она будет, Петь, страдать.

– Ты просто устала. И говоришь чушь. Лен, Новый год все-таки.

– Ах, ну да. Как я могла забыть. Сакральный переход, за которым всех ждет новое счастье.

– Не юродствуй.

– Могу я хоть с тобой расслабиться? Или ты хочешь, чтобы я вышла к ним, – махнула она рукой туда, за дверь, где в недрах родовспомогательного учреждения бурлила жизнь: кто-то рожал, кто-то мыл пол и сооружал праздничный стол в ординаторской отделения обсервации. Пришибленный Сережа, переживший множество смертей у себя на столе, но так и не научившийся профессиональной холодности, курил, сидя на корточках, заботливо прикуренную для него надзирательницей сигарету. Витек хотел было присоединиться, неумело затянулся и закашлялся. Русоволосая Анечка, щедро покрывшая голову лаком с блестками, рассмеялась своим естественным детским смехом. «Старая лярва» Семеновна мягко улыбнулась и сказала не свое: «Я слишком сама любила смеяться, когда нельзя»…

– Можешь, Ленка. Можешь. Со мной ты можешь все. Страдать из-за незнакомой тебе женщины, умершей полчаса назад. Плакать из-за неузнанного нашего ребенка, тридцать лет тому оставленного в лотке абортария. И ни в этом, ни в том нет ни твоей, ни моей, ни чьейлибо вины. Есть переменчивая Жизнь. И постоянная Смерть. Сестры-подружки. Младшая и Старшая. – Из Ленкиных бесцветных глаз катились слезы. – И мы тасуем переменные в этом древнем, как «каналы» на Марсе, уравнении, чтобы в конце концов все – и двоечники и гении – вышли на одну и ту же постоянную. Просто способы решения разные. А корень – всегда один. Ну, все, не реви. Пошли, мать. Слышишь? Там уже расставляются бокалы. Гремят биксами акушерки и шуруют швабрами санитарки. Испуганно курят на улице твои и мои ученики, и даже эта симпатичная надзирательница, напуганная до смерти. – Он хохотнул. – Хотя, казалось бы… И они все ждут. Ты же знаешь – Деда Мороза им все равно не дождаться. Выйдем хоть мы. Им ведь совсем не обязательно знать, что мы тоже понятия не имеем о том, что делать с этим самым единственным корнем уравнения. Может, не в корне дело-то, а все-таки в УРАВНЕНИИ, а?!. В связи с чем предлагаю немедленно пойти и выпить! Ты в мою акушерскую интуицию веришь?

– Верю.

– А в УРАВНЕНИЕ?

– Верю.

– Ну, тогда «кушать подано!»

P.S.

Кузнецова Мария Владимировнаумерла спустя пару месяцев от пневмоцистной пневмонии в тюремной больнице. Ее даже не успели осудить за непреднамеренное убийство матери-алкоголички, приобщившей ее к «трассовому» бизнесу.

Игорь Анатольевич, как и прежде, работает на должности заведующего гинекологическим отделением. В конце концов, он на самом деле весьма неплохой хирург и организатор. Кроме денег, в этой жизни с ним более ничего не произошло.

Виктор Давидович женился. На Анечке. Он переехал от маменьки в квартиру молодой жены. Петр Александрович сделал им царский подарок на свадьбу, оформив дарственную на квартиру и уплатив все налоги. Анечка управлялась со свекровью похлеще дрессировщика тигров. У старой дамы даже прекратились гипертонические кризы и чудесным образом прошли невралгии. Кто бы мог ожидать такого от «беззащитного щенка»?

Сергей Алексеевичстал жить гражданским браком с надзирательницей. У которой, конечно же, были имя и фамилия, вполне привлекательная внешность и масса прочих достоинств. Она железной рукой обустроила Серегин быт и уважительно относилась к его профессии и Псу. Спустя некоторое время у них родилась дочь. Пекинес перестал писать в неположенных местах, а Сережа купил машину у Клюкина. Потому что Клюкин купил себе новую.

Светлана Анатольевнавышла замуж за Вадима Георгиевича.

Петр Александровичи Светлана Григорьевна все еще вместе. После того как у Петра Александровича прошла язва, он занялся с внуками авиамоделированием.

Елена Николаевнаудочерила ребенка, рожденного Кузнецовой Марией Владимировной. Конечно, у нее возникли некоторые трудности в связи с возрастом, но в нашей стране за деньги можно все. Иногда это неплохо. Диагноз «ВИЧ-позитивная» был со временем снят по данным лабораторных и клинических исследований. Ее муж гордо вышагивал по скверу с коляской поросячьего колеру, пока жена была на работе, и ни за что не хотел отдавать дочь в детский сад.