Татьяна Соломатина - Роддом или жизнь женщины. Кадры 38–47

– Хоть я и ела в детстве сухие собачьи какашки… собачью какашку… один раз! – подхихикнула Настя, – но не такая уж я и тупая. Я в курсе, что девятнадцатый век – это тот, который тысячу восемьсот. Я же вам не аутист!

– О, у аутистов с цифрами всё в порядке, дорогая Настенька. Они не слабоумные в клиническом смысле слова. Не все они слабоумные. Иные из них способны моментально перемножать в уме шестизначные цифры. Но не стоит питать иллюзий. Ни один аутист не станет математиком. Эта «способность» – всего лишь следствие избытка нейронов, что, в свою очередь, ведёт к ненужно-огромному количеству локальных связей в некоторых ключевых участках мозга. И «талант» к подобным фокусам вовсе не означает, что аутист сообразителен хотя бы настолько, чтобы отличать экскременты от эклеров. Способность поглощать и приумножать факты ещё не есть способность анализировать полученные сведения и тем более возможность проанализированное применять на практике!

Вся компания уже давно прислушивалась к разговору, а старого реаниматолога хлебом не корми – была бы благодарная публика.

– Я надеюсь, никому из сидящих за этим столом не нужно дополнительно разжёвывать фразу: «избыток нейронов, ведущий к ненужно-огромному количеству локальных связей в некоторых участках мозга»? – Аркадий Петрович взглядом придирчивого экзаменатора оглядел друзей. – Да-а! – всплеснул он руками. – Смотрю, вы научились только ножи точить, рванину штопать и узлы вязать, ремесленники чёртовы.

– Нет, ну я примерно понимаю, у нас же была физиология нервной системы…

– Тсс! – зашипела Марго на Разову.

– Спасибо! – поклонился Святогорский старшей обсервации. – Мы прощаем по малолетству нашей боевой подруге незнание риторических приёмов. – Он немного помолчал, как бы сосредоточиваясь. – Итак, представьте себе, друзья, прекрасный особняк! Внешне он ничем не отличается от других прекрасных особняков в этом уютном и безопасном коттеджном посёлке. Плюс-минус цвет. Плюс-минус размер. Но это совершенно нормальный особняк. Снаружи!.. – Аркадий Петрович выдержал мхатовскую паузу. – Но вот вы входите в ворота. И вас, возможно, даже не удивит то обстоятельство, что въездные ворота не распахиваются и не отъезжают вбок. А, к примеру, уезжают вверх. Как гаражные. Мало ли? Лёгкий архитектурный эксцентризм. Совершенно ненужный. Каприз проектировщика или лёгкая оригинальность заказчика. Или вообще за этими воротами – таки гараж. Но – нет! За гаражными воротами – дорожка. Или въезд. Только не из брусчатки. И не из камня. А выложенный лоскутками. Под ними нет подложки из щебня и песка. Лоскутки никак не фиксированы на неровной поверхности плиты из пенопласта. И по этой противно скрипящей основе бесконечно ползает на карачках отряд прислуги, укладывающий сдуваемые ветром лоскутки на положенные им места. Потому что у хаотично, как вам кажется, уложенных обрывков разноцветно-разнофактурной ткани есть определённый, хотя и совершенно непонятный для вас порядок. Ваш проход по этой дорожке вызывает ярость отряда прислуги. Мало им ветра, так ещё и вы со своими ножищами в грубых ботинках, оставляющих на лоскутьях грязный протекторный след, или ножками в шпильках, проделывающих дыры в и без того ветхих тряпицах… Уф, слава богу, добрались до газона! Да, газон есть. Но он фиолетовый. И это – не трава. А, скажем, наточенная бобрами древесная стружка, раскрашенная – каждая по отдельности! – фломастером. И уложенная, разумеется, в совершенно определённом порядке. Которого вам никогда не постичь. Вместо ступенек – футбольные мячи. Парадная входная дверь – в крыше. Окна есть. Но они странные. Хотя издалека вам казалось, что это обыкновенные прозрачные окна. Нет! Это зеркала. Амальгамой наружу. Вы можете видеть своё отражение, но не можете подсмотреть, что творится в доме. Но, о’кей! – вы забрались внутрь. По мячам и через крышу – но забрались. Проникли! И даже умудрились ноги не поломать. И что вы видите? Полное несоответствие вашему представлению о нормальном жилом помещении. В гардеробной – унитаз. Но в него не гадят, как это и положено. В нём варят картошку. Срут, напротив, в кастрюлю. Но не на кухне! И даже не в столовой. А в бильярдной. Библиотека хранится в бочках, а на полках расставлены солёные грузди, которые хозяин особняка бесконечно переставляет, придумывая бесчисленные приспособления для их устойчивого хранения. Потому что солёные грузди по природе своей не полкоустойчивы! А в это время в чайнике закипают бильярдные шары, и хозяин и напоил бы вас чаем, но у него закончились прищепки. И потому он бежит в хранилище для шуб за зубочистками. Одномоментно истерируя и про тряпочки на въезде, и про солёные грузди, оставленные без его внимания и потому скользящие во всём безобразии хаоса, и про футбольные мячи, и про выкипающие бильярдные шары. Он бы и проткнул вас кием в припадке ярости, но на кие его домашние любимцы-окурки исполняют Лунную сонату, написанную на санскрите ацтекским утюгом. В ванне пророс овёс – и колоски ещё не посчитаны! Во всём доме страшная темень, с потолков свисают потухшие сальные свечи, и только в маленькой кладовке, где хозяин привычно скрывается от любых посторонних вторжений, висит тысячеваттная дохлая мышь. «Сколько будет три миллиона семьдесят пять умножить на семь миллионов триста девяносто восемь?!» – спрашивает у неё дух особняка. «Двести десять миллиардов сто семьдесят один миллион девятьсот двадцать девять тысяч восемьсот пятьдесят!» – вспыхивает безжизненным, ослепляющим и выжигающим всё вокруг светом дохлый грызун.

– Бред какой-то… – скептически скривилась Маргоша, с сомнением оглядев старого друга.

– Вот! Да!.. Но – нет! Это бред для тебя. Для меня. Для нас. Но не бред для хозяина особняка. То, что я описал, – нормальный мир аутиста. Один из нормальных миров аутистов. Потому что у каждого аутиста – исключительно свой мир, проистекающий из исключительно индивидуальных нарушений в его исключительно индивидуальной «проводке». И этот исключительно ненормальный для нас мир для него в такой же степени нормален, как для среднестатистического обыкновенного психически здорового человека – раздвижные ворота, въезд, выложенный брусчаткой, зелёный газон, обыкновенная лестница, дверь на положенном месте, прозрачные окна, вода в чайнике, унитаз в сортире, книги на полках, и даже гостей, сто раз не званных, обыкновенный человек вполне способен напоить чаем, а солёные грузди подать к водке.

– А маленькая кладовка с яркой дохлой мышью – это и есть избыток нейронов, ведущий к ненужно-огромному количеству локальных связей в некоторых участках мозга?

– Бинго! – снова изрёк Ельский. – И моментальный пересчёт шестизначных чисел в уме не является для аутиста стигмой гениальности. Это именно что ярко вспыхивающий в отдельном узле разобщённой коммуникации свет, не имеющий никакого практического значения. Вот наш Аркадий Петрович – гениален. Я пересчитал. – Ельский продемонстрировал экран айфона с калькуляцией случайных миллионов. – Он не ошибся. Но господин Святогорский, кроме прочего, способен суммировать, сколько стоит пакет молока, килограмм сосисок и лаваш. Аутист же сойдёт с ума – сойдёт со своего ненормально-газонного ума, – если поставить перед ним такую задачу. Аутист может сказать, каким днём недели будет тридцатое декабря две тысячи семьсот двадцать пятого года по принятому нынче календарю, но не способен понять, что такое «в будущую среду». Аутизм – тяжёлое заболевание, возникающее вследствие нарушения развития головного мозга. В случае мальчика Алексея, рождённого нашей не покорной докторам Ларисой, – это нарушение случилось в связи с выраженным недостатком трофики на ранних этапах развития мозгового пузыря и дифференцировки её в трубки, полости и далее по положенным этапам. Природа жестка, холодна и рациональна, но не злонамеренна. Ей пришлось пойти навстречу маниакальному желанию мамаши сохранить внутри себя жизнь – и лепить из того, что было. И она постаралась сделать это наиболее приемлемым способом при таких исходных условиях. Это лишь одна из известных причин аутизма.