Татьяна Соломатина - Роддом или жизнь женщины. Кадры 38–47

В этом белоснежном костюме невеста с женихом (собственноручно сшитая не слишком классическая мужская тройка цвета «дипломат») и сходили в районный загс. Серёжа не хотел пышной свадьбы. Да и деньги требовались на куда более насущные нужды: его швейное дело успешно развивалось – и, соответственно, любой дебет немедленно оборачивался кредитом. Да и у новобрачной был траур по любимой, недавно усопшей бабуленьке. Других родственников у неё на всём белом свете не было. Только старый бабушкин кот, после смерти хозяйки немедленно отказавшийся от еды. Так что сразу после бракосочетания парочка понеслась в ветеринарную клинику, где пациента питали внутривенно.

Сергей Иванович и кота полюбил всей душой. Теперь эта толстая лохматая детина чувствовала себя отменно и считала необходимым проникнуть в Серёжину мастерскую-кабинет и поваляться на тщательно раскроенных фрагментах будущих шедевров от Сергея Волкова.

В жене Серёжа души не чаял. Она была ему и другом, и товарищем, и бухгалтером (она действительно была бухгалтером – по профессии, – и теперь в его бумагах наступил полный порядок), и любимой. И если действительно существуют в иных браках ролевые модели а-ля «родитель – ребёнок», то тут супруга явно была «мамочкой». И Серёжа наслаждался ролью избалованного, захваленного малыша-вундеркинда и старался как можно чаще и как можно больше радовать «мамочку». Возможно, он в итоге получил то, чего никогда не давал ему чрезмерно мужественный отец, чья удаль и молодечество всегда восхищали сына. И хотя давно прошли те времена, когда Сергей Иванович Волков был близок к отчаянию из-за того, что он и на тысячную часть не такой, как его мужской идеал – Иван Спиридонович Волков, но настоящей близости между сыном и отцом так и не возникло. Они стали товарищами, но папа его никогда не обнимал. Хотя даже своих партнёров по бизнесу отец частенько похлопывал по спине и всякое такое… Суровые мужские знаки доверия. Сыну он их не оказывал. Пожатие руки – вот весь максимум, отмеренный в знак родства. А на пухлых коленях жены Серёжа мог нежиться и даже немного капризно дуть губки.

– Слава богу, не гомосек! – выдохнул папа, одобрив свадьбу и скинув сыну на счёт весьма приличную сумму в качестве свадебного подарка.

А толстая у него жена или тонкая, и как они конкретно любовью занимаются, и что друг другу при этом в ушки шепчут – это папу-Волкова нисколько не тревожило. Есть границы прайваси, и разумные люди их не переходят даже с родными и близкими.

Но вот уже полгода наследник Ванечка (если мальчик) или наследница Ксюша (если девочка) никак не желали зачинаться. И на этот предмет Иван Спиридонович Волков позвонил Татьяне Георгиевне Мальцевой и предложил встретиться.

– Во-первых, Сергей мог мне позвонить напрямую, – несколько язвительно ответила в трубку Татьяна Георгиевна. – Во-вторых, он и сам отлично знает, что для начала стоит сдать спермограмму, медицинскую академию он всё-таки окончил. В-третьих, нам с тобой совершенно незачем встречаться в ресторане, чтобы обсудить репродуктивные проблемы твоего сына. Все необходимые телефоны и адреса я могу тебе продиктовать…

Тут на кухню ввалился хмурый Панин и недовольно зашипел на Мальцеву. Мол, еле-еле Мусю укачали-убаюкали, а она тут орёт на всю квартиру.

– Хорошо! – сказала Мальцева в трубку. – Говори, где и когда. – И, выслушав внимательно, без единого комментария нажала отбой.

Панин Мальцеву страшно раздражал.

Нет, не так.

Панин Мальцеву страшно раздражал в последнее время .

И тоже неверная формулировка.

Именно с верностью формулировки своих чувств в отношении Семёна Ильича Татьяна Георгиевна Мальцева и не могла определиться. Особенно – в последнее время . Потому что только в пресловутое последнее время появилась возможность, как минимум, вдохнуть и выдохнуть.

Нет, Панин был, безусловно, весь в белом. Он был правильным, как каноническая манная каша. С самых древних школьных времён [46]. Именно она всегда вела себя непристойно. А когда не вела себя непристойно – непременно вела себя непозволительно. И Панин всегда имел полное право реагировать соответствующим образом. Потом он был мужем Вари и отцом троих сыновей. И после смерти Матвея неоднократно предлагал Мальцевой выйти за него замуж. Она же сама отказывалась? Сама. А то, что он при этом от Вари не уходил, так это… дети. Сёма просто образец! А какой образцово-показательный папа для Муси? И это несмотря на то, что Мальцева записала дочь Матвеевной. И сейчас Сёма ведёт себя, как… муж. Как будто тот факт, что у них есть ребёнок, автоматически их поженил. Вся эта ситуация с совместным проживанием в её крохотной квартирке, совершенно не предназначенной для двоих взрослых людей и младенца. Взрослых очень разных людей со своими привычками, отнюдь не всегда полезными. И шумного младенца. Панину-то привычна бытовая жизнь не в одиночку. Он моментом научается всякой ерунде вроде «где кофе стоит». Целует её в щёку в те времена, когда они пересекаются. Эдак привычно целует. Как зубы почистить. Никакой ярости, никакой дрожи. Обыкновенный шаблонный жест застарелого супружества. Брр! Хорошо хоть пересекаются редко! Как минимум – нечасто. Занятые люди. Она – начмед. Он – вообще птица высокого полёта. Две няньки: дневная и ночная. Сёма ещё и веб-камеры кругом установил, просматривает из кабинета, как там его Мусенька. Фактически – она с дочерью никогда не остаётся наедине. Улыбается Мусенька Панину. Он её целует и обнимает. Она тянет к нему ручки, как только видит. И первое слово уже вполне понятно какое будет.

Однажды они даже в ресторан сходили. Вдвоём. И Сёма воодушевлённо нёс о том, как всё прекрасно. Мол, всё именно так, как и задумано. Иначе и быть не могло!

Ага, задержка рейса на десятилетия.

В ресторан пригласил после её слёз. Мальцевой позвонила Варя. Это было ожидаемо. И Мальцева даже боялась. Боялась, что Варвара Андреевна явится на работу. Скандалить не будет. Это же Варя! Но всё равно… У Вари хватило ума (или хитрости, что одно и то же в данном контексте) не прийти на службу, в кабинет начмеда. В бывший кабинет её , Вариного, мужа.

Нет, она не оскорбляла Татьяну Георгиевну. Это же Варя! Не бросалась обвинениями. Она поздравила Мальцеву с рождением дочери. И пожелала им с Сеней (Сёму дёргало, когда его называли Сеней) счастья. Ровным голосом. Без модуляций.

После этого звонка счастья с Сёмой перехотелось совсем. А вот слёзы хлынули сами собой. Панин вызвал ночную няньку, а Мальцеву потащил в дорогой кабак. И там рассказывал, как всё прекрасно. После – отправились в гостиницу. Снова как два любовника. Но вместо того, чтобы предаться тому, чему и предаются любовники в гостиницах, Сёма стал планировать будущее. Совместную жизнь. Дом за городом. И высшее учебное заведение для Муси. А потом, где-то на Мусином подвенечном платье, – и вовсе уснул. Устал мужик. Бывает. В его-то возрасте при такой-то занятости!..