Александр Белых - Сны Флобера

— Госпожа Исида, могу ли чем‑нибудь помочь?

— Да особенно нет, но если уж есть желание, я сейчас найду что‑нибудь.

— Хоть какую работу я готов выполнять…

— Ну, что ж!

Вот такого счастья она хотела бы, об этом она мечтала! Ей доставляла огромное удовольствие забота об этом мальчике; она даже подумала, что могла бы усыновить его, сделать своим наследником, преемником, заботливым сыном на старости лет. Вслед за этим на неё обрушились страхи: как уберечь её мальчика, приехавшего из провинции, от столичных соблазнов. Картинки из альбома не давали ей покоя. «Если женить его на японской девушке, ведь, по всему видать, что он уже взрослый, как же иначе?.. Нет, нет! Только не женитьба, это успеется всегда», — размышляла Исида. Она решила действовать, в её голове зрел план.

По телевизору закончился матч по бейсболу, и после прогноза погоды пошла страничка курса акций. Исида повернулась к телевизору.

— Mani geimu, — со смешком сказала она. — Я тоже играю. У моих акций высокий курс, деньги делаются из ничего! Из ничего…

Господин Ямадзаки отвернулся от телевизора, занялся своим делом. Он арендовал станок в типографии Исиды, работал по своим заказам и не был настолько богатым, чтобы покупать акции, поэтому их курсом не интересовался. Хорошая конъюнктура рынка вдохновляла Марико. Более того, казалось, что каким‑то образом она влияла на её состояние, как атмосферное давление. Она решила, что может увеличить расходы на Ореста. Щедрость её не имела границ и превосходила его ожидания. «Счастливчик! Какой счастливчик! Как хорошо быть любимчиком!» — угадывал он мысли посторонних.

В свободное от академических занятий время Орест работал в типографии, был на подхвате, разъезжал на велосипеде по разным поручениям, сидел за офсетной машиной или компьютером. Он всегда был в поле зрения Марико, радовал её глаз своим присутствием, своей нежной улыбкой, пушком на скулах, мочками ушей, длинными пальцами с темными волосками на фалангах. Она представила, как благородно смотрелся бы он в европейском двубортном костюме, как было бы приятно появиться с ним в обществе, в театре или на банкете. Орест как бы воплощал её мечту о высоком обществе, где она будет принята.

Она загорелась. Ей не терпелось увидеть мальчика в новом наряде. Быстрая на руку, предпочитающая добиваться результата не долгим кропотливым трудом, а моментально, сию минуту, она отложила все дела, перепоручив их Макибасира, чем вызвала молчаливое недовольство с его стороны, повела мальчика к портному, чья мастерская находилась в десяти минутах езды на велосипеде в крытом торговом пассаже. Орест чувствовал себя женихом. Щёки его зарделись от обилия внимания со стороны портного, его жены и юных помощниц. Они выбрали три вида тканей на костюмы: на два двубортных летних, на один однобортный. Кроме этого заказали на пошив рубашки. Крупные купюры отскакивали от неухоженных пальцев Исиды, как осенние листья с деревьев. Орест смотрел на пальцы с въевшейся в поры типографской краской. Деньги были заработаны её собственным трудом, её руками. Орест подумал, что, видимо, кроме работы у неё никогда не было в жизни иной страсти. Он ошибася.

Примерка была назначена через неделю. Дни, проведённые с Орестом, стали для Марико именинами души. Он был рядом, с ней, но… На празднике были все, кроме одного — единственного, ради кого он устраивался. Говоря метафорой из старинного стихотворения, сердце Марико, как путник в горах, блуждающий в поисках зова оленя, жило постоянным ожиданием: когда же отзовётся он призывным раскатистым эхом на страстный зов её тайной любви? Эхо медлило откликаться. Марико вскрикивала во сне, называя имя Ореста. Сердце женщины живёт своей собственной жизнью, часто конфликтуя с доводами разума — если он вообще уместен в отношениях между мужчиной и женщиной. Впрочем, ни Исиде, ни Оресту не доставало разума сердца.

В ближайший выходной Исида запланировала поездку в северную провинцию: совершить пешую прогулку по тропам средневекового бездомного поэта Мацуо Басё. Накануне Орест провинился. Сначала её возмутил телефонный звонок девушки — Акаси. Исида рассердилась и резко отшила её, сказала, что ни в какой театр он не пойдёт, велела больше не звонить. Потом она обнаружила на велосипеде сломанный зонт. Её возмутило небрежное отношение к вещам.

— Почему ты выбросил мою вещь? — требовательно спрашивала она.

Орест оправдывался. Она успокоилась, посочувствовала ему, спросила, не ушибся ли он, когда падал, строго наказала ему быть осторожным. «Он как ребёнок! Правда, ребёнок. Его нужно переводить за руку через дорогу, кормить с ложки», — думала она.

Сколько раз её сердце обмирало, когда она замечала, что Орест не смотрит на светофор, идёт на красный свет напропалую, прямо под машины, но даже это беспокойство доставляло ей приятные, нет — счастливые мгновения. Материнство в ней соперничало с женской влюблённостью. Эти два чувства были неразделимы.

Череда дней, череда недель приносила Оресту новые впечатления. Его русский язык пребывал в забвении, как младенец, брошенный в осеннем поле. Если вы когда‑нибудь слышали, как плачет потерянный ребёнок, то поймёте, в какой печали пребывал забытый им русский язык. Дневниковые записи становились всё короче и короче, пока не исчезли совсем. Орест ещё не овладел японским языком настолько, чтобы свободно размышлять на нём, выражать свои чувства.

— Он как умная собачка, которая всё понимает, но сказать ещё не может, но зато пишет стихи на японском, — поделилась Исида со старыми подругами.

— Танка? — спросили подруги.

— Нет, хайку.

— Так, может быть, что‑нибудь прочтёте, самое любимое?

Они сидели за столом в дешевой гостинице. Женщины поддержали предложение хором. Орест смутился.

— Я бы прочёл, только не знаю, как вам удобно слушать. Мне читать вертикально, справа налево, или горизонтально, слева направо? — отшучивался Орест.

Орест прочёл, женщины восхищённо захлопали в ладоши. Исида гордилась приобретением. Орест сидел в окружении четырёх милых пожилых женщин и слушал с невинным выражением лица то, что они говорили о нём, будто его не существовало. «А был ли я? А был ли мальчик?» — усмехнулся про себя Орест, глазея на женщин. На всех было гостиничное темно — синее кимоно.

«Стол был полон яств, некуда было приткнуть пиалу, — так мысленно записывал он в своём дневнике. Не привыкший сидеть на корточках, он начал елозить.

— Наверное, нога занемела, — сказала одна коротко стриженная женщина с плоским лицом, обращаясь к дамам.

Рот Ореста был занят креветками и рисом.

— Давайте разомну? — предложила другая женщина и протянула руки к его ноге.