Всеволод Непогодин - Девять дней в мае

- Что ты делаешь, парень? – спросил его рокер, отхаркиваясь кровью.

- Ненавижу я вас говнарей проклятых! – ответил ему Вениамин.

Недотыкомка пересмотрела на фотоаппарате видеозапись удара Небеседина и решила, что можно ограничиться и одним дублем. Она попросту побоялась, что рокер не выдержит второго удара Вениамина и потеряет сознание. Недотыкомка целый год монтировала свой шедевр и все-таки позвала Небеседина на официальную премьеру фильма. Пригласительный был на две персоны и Вениамин ради прикола позвал с собой мать. Полтора часа главный герой шатался по улицам и везде его шпыняли, гнобили и посылали куда подальше. Завидев кадр с Вениамином, мать сморщилась. Она еле смогла высидеть пятнадцать минут и вышла из зала с недовольным лицом:

- Вас лечить всех надо! Больные люди! Начитались Пелевиных всяких, насмотрелись разврата и взялись снимать какую-то ахинею! Веня, я не для того тебя родила, чтобы ты скатился до участия в подобном убожестве!

Недотыкомка, несмотря на полный зрительский провал фильма, все равно осталась довольна своим режиссерским дебютом и напилась прямо в зале вместе с ассистировавшими ей обрыганами. Бюджет ленты составил всего две тысячи долларов. После этого опыта Вениамин навсегда для себя решил, что следует сторониться всех артхаусных деятелей и независимых режиссеров. Инди-тусовка это отбросы художественного общества, невостребованные монстрами коммерческой киноиндустрии. Небеседин хотел славы, самоактуализации, финансовой независимости и внимания прессы, но никак не попоек с разливным винцом в районе Нового рынка. Ему была не интересна локальная известность с пустыми карманами, мешками под глазами и протёртыми до дыр джинсами двадцатилетней давности.

Он приехал на Поклонную гору и принялся вспоминать, как гулял здесь десять лет назад. Тогда было полным полно роллеров и скейтеров с длинными дредами, косившими под популярного в те времена рэпера Децла. Пацаны катались на досках, набивали синяки, а потом потягивали пивко из банок. Седьмого мая на Поклонной горе молодежи не наблюдалось. Гуляли лишь трио формата «папа, мама, я – вместе дружная семья!». Небеседин присел на лавочку и стал вспоминать свои давнишние визиты в Москву. Как в двухтысячном году он поехал на Горбушку и накупил там видеокассет с мультиками про Бивиса и Баттхеда – в доинтернетную эпоху развлечений было значительно меньше. Как купил тогда красную спартаковскую футболку с номером 9 и фамилией «Титов» на спине. Как часами гулял по усадьбам в Кусково и Царицыно, мысленно переносясь на пару столетий назад, когда там проходили светские рауты и балы для важных особ. Как впервые попал на старый Арбат и сфотографировался с памятником Булату Окуджаве. Как оказался в чаше реконструированных «Лужников» и навсегда полюбил это магическое олимпийское место. Как бросал монетки в миниатюрные фонтаны на Манежной площади. Вениамин чувствовал, что Москва это сердце его Родины. Киев для Небеседина был просто точкой на географической карте, не вызывавшей никаких эмоций. Москва его поражала, удивляла и вдохновляла. Киев радовал лишь несколько первых часов пребывания в нём, а потом нагонял тоску.

Вениамин воспринимал Россию как страну сытой стабильности, а Украину считал краем нищей неопределенности. Его всегда удивляла тупая и злобная зависть галичан по отношению к русским. Львовяне априори ненавидели русских, но никто и никогда не мог внятно объяснить почему. Русофобия передавалась среди галичан по наследству от отца к сыну. Порой западенцы что-то балакали про коммунистическую диктатуру и красный террор, но это нельзя было воспринимать всерьез. В СССР Львов знали, прежде всего, как место где производят автобусы, и никто из галичан не задумывался, что автомобильный завод построили отнюдь не под руководством Степана Бандеры и Романа Шухевича. Небеседину нравилось бывать во Львове, да только считал он его старинным австро-венгерским местечком, захваченным у поляков украинской деревенщиной.

Вениамин был огорчен тем фактом, что нельзя было иметь одновременно украинский и российский паспорт. Двойное гражданство мечтали иметь множество украинцев, но законодатели двух стран препятствовали этому желанию. Небеседин давно уже помышлял о том, чтобы сменить гражданство. В российскую армию забирали до двадцати семи лет включительно, и ему нечего было беспокоиться. Его раздражал синий паспорт с трезубцем, и он хотел красный с двуглавым орлом.

Небеседина воодушевлял простор на Поклонной горе. Он порой чувствовал себя некомфортно в городском пространстве, забитом зданиями и сооружениями. В Одессе нет мемориалов с большой свободной территорией вокруг. Вениамин засиделся и совсем не хотел покидать Поклонную гору, но надо было поторапливаться на «Алексеевскую». Вечерняя Москва внушала ему спокойствие.

Он добрался до «Алексеевской» в означенный час, но Саши нигде не было. Вениамин набрал его номер, но телефон оказался выключенным. Небеседин решил, что это какое-то недоразумение и не стал расстраиваться. Он принялся бродить по округе. По проспекту Мира мчались сотни машин с включенными фарами. Столичная жизнь кипела, бурлила и била ключом. Никто и не думал засыпать. Вениамин проболтался на улице целый час, пока дождался звонка Алексеева:

- Извини, пожалуйста. У меня телефон сел.

- Видно мы разминулись у метро, - сказал Небеседин.

- Подходи на Звездный бульвар, 30. Встречу тебя внизу.

- Что ж ты раньше не сказал! Я через несколько домов в «Звёздной» живу!

- Так я не знал, - произнес Саша.

- Уже бегу! – сообщил Вениамин и устремился дворами к Звёздному бульвару.

Он добрался закоулками к искомому дому и заметил Алексеева:

- Вроде Москва и огромный город, а всё рядом.

- Это редкое совпадение.

Они поднялись на четвертый этаж. Хозяйка квартиры ждала их на лестничной клетке.

- Присаживайтесь за стол, молодые люди. Я вас заждалась, - сказала она манерным голосом опытного педагога творческого института.

- Наталья Борисовна, извините за опоздание. У меня села батарея на телефоне и мы с приятелем не могли найти друг друга, - произнес Саша.

- Пустяки, - сказала она.

Квартира Рязанцевой была забита книгами и картинами. Наверняка многие из них были подарены непосредственно авторами. Вениамин увидел на стене фотопортрет Геннадия Шпаликова, запечатлел его планшетом и немедленно выложил снимок в инстаграм. «Шпаликов крутой» - вскоре прокомментировала фото Арина. Стол был сервирован как положено. Последний раз Вениамин пользовался столь старыми тарелками и вилками еще в детстве у бабушки. Небеседин не решался что-либо сказать, а лишь жевал грибочки и поднимал рюмки с Натальей Борисовной и Алексеевым. Его так заворожила обстановка в квартире, которая судя по всему не менялась с конца шестидесятых когда дом был сдан, что он лишь бессловно посматривал на книжные названия и слушал хозяйку.