Мо Янь - Устал рождаться и умирать

— Да, странное дело; неудивительно, что на ощупь такие мясистые, видимо, по ним капилляры проходят! — прокомментировала Ван Лэюнь.

Хэцзо приняла раму из рук Пан Канмэй без поклона. Побледнев, она лишь негромко поблагодарила. И когда Пан Канмэй по-дружески протянула ей руку с пожеланием счастья, она пожала её, отвернулась и выдохнула сквозь душившие её слёзы:

— Спасибо…

Хэцзо с её популярной по тем временам причёской под Кэ Сян, [201] Кэ Сян — мужественная «суперженщина», героиня «революционной оперы» «Дуцзюаньшань». стройной талией, смуглой кожей, на мой взгляд, была красивее Хучжу, и тебе, Цзефан, поистине счастье привалило получить такую в жёны. Это она должна считать, что с ней обошлись несправедливо, не ты. Ты можешь быть самым лучшим в мире, но одно родимое пятно с ладонь на лице может напугать до смерти. Тебе бы во дворце владыки преисподней Яньло стражником служить, а не в мире людей чиновником. Но ты в конце концов стал чиновником и в конечном счёте начал пренебрегать Хэцзо. Как тут объяснишь происходящее в этом мире?

Хун Тайюэ тем временем хлопотал, чтобы усадить Пан Ху и его семью.

— А ну потеснитесь и освободите место, — заявил он не терпящим возражения тоном и указал туда, где сидел Мо Янь.

В последовавшей неразберихе послышались жалобы вытесненных. Мо Янь притащил освободившуюся скамью. Когда расставленные вокруг квадратного стола скамьи из четырёхугольника образовали многоугольник, Мо Янь не преминул блеснуть знаниями:

— Трое незваных гостей приносят благополучие. [202] Цитируется толкование одной из гексаграмм в «Книге перемен» (Ицзин). Составленные вместе столы, вероятно, напоминают строение гексаграммы.

Бывший герой-доброволец, видимо не уразумев смысл сказанного, вытаращился на него в изумлении. А студентка Пан Канмэй бросила на него восторженный взгляд:

— A-а, ты «Ицзин» читал?

— Не смею утверждать, что обладаю исключительными способностями, учёностью богат лишь на пять возов! — с бесстыдным хвастовством заговорил с ней Мо Янь.

— Будет, дружок, кто ж декламирует «Саньцзыцзин» [203] «Саньцзыцзин» («Троесловие») — букварь для начинающих осваивать грамоту, написан на древнем литературном языке. В стихотворной форме кратко излагает основы конфуцианской морали. Для простоты запоминания тексты разбиты на группы по три иероглифа. у ворот Конфуция. А ты перед студенткой учёными словами щеголяешь, — вмешался Хун Тайюэ.

— А он действительно любопытный малый, — кивнула Пан Канмэй.

Мо Янь собрался было почесать языком ещё, но по тайному знаку Хун Тайюэ к нему подлетел, выгнув спину, Сунь Бао и, с виду дружелюбно ухватив за запястье, хохотнул:

— Выпей лучше, выпей вина.

Вина, вина, вина! Людям давно уже не терпелось приступить к еде, все торопливо вскочили, звонко чокаясь чашечками. Потом суматошно расселись, схватили палочки для еды и нацелились на то, что давно уже приметили. По сравнению с огурцами и редиской полоски жареного хвороста казались деликатесом, поэтому бывало, что две пары палочек сцеплялись в борьбе за одну полоску. Прожорливость Мо Яня была притчей во языцех, но в тот вечер он вёл себя, можно сказать, элегантно. Искать причину этого надо было, прежде всего, в Пан Канмэй. Хоть его и пересадили, сердцем он находился за главным столом. Очарованный студенткой, он то и дело поглядывал в её сторону, как сам признаётся в своих путаных письменных изъявлениях:

С того момента, как я увидел Пан Канмэй, сердце моё растаяло. Все, кого я раньше почитал красивыми, как небесные феи — Хучжу, Хэцзо, Баофэн, — вдруг стали невозможными простушками. Только вырвавшись за пределы Гаоми, можно было найти таких красавиц, как Пан Канмэй, — высокие и стройные, прекрасный лик, белоснежные зубы, звонкий голос, лёгкий аромат…

Как мы рассказывали ранее, напился Мо Янь с одной стопки, и Сунь Бао отволок его за шиворот на кучу гнилого сена рядом с костями подохших свиней. За главным столом Цзиньлун одним глотком осушил полчашки, и его застывший взгляд тут же оживился.

— Поменьше бы ты пил, сынок, — озабоченно пробормотала Инчунь.

А у Хун Тайюэ в голове уже был готовый план.

— На всём, что было до сего дня, ставим точку, Цзиньлун, — сказал он. — Начинается новая жизнь. В грядущих представлениях ты должен хорошо исполнить мне свою арию.

— Эти два месяца в голове будто заклинило, — признался Цзиньлун. — Всё было как в тумане. А сейчас будто прояснилось, облегчение наступило. — Подняв чашку с вином, он чокнулся с Пан Ху и его женой. — Секретарь Пан, тётушка Ван, спасибо, что прибыли на мою свадьбу, и за дорогие подарки спасибо. — Потом обратился к Пан Канмэй: — Вы, товарищ Канмэй, студентка, интеллигент высшего разряда, будем признательны вашим руководящим указаниям по работе нашей свинофермы. Прошу без церемоний, вы изучаете животноводство, так что если уж вы в чём не разбираетесь, значит, и никто не разберётся.

Так завершилось время, когда Цзиньлун прикидывался безумным. Вскоре пройдёт и душевное расстройство Цзефана. Восстановивший способность контролировать ситуацию Цзиньлун стал произносить надлежащие тосты и благодарить тех, кого следовало. В конце концов он перестарался, как говорится, «нарисовав змею, пририсовал ноги» — подошёл поздравить Хэцзо и Цзефана, пожелав им счастья и преданности друг другу до конца дней. Хэцзо сунула Цзефану картину с Председателем Мао и встала, держа обеими руками чашку с вином. Луна вдруг поднялась на целый чжан, немного сжалась в размере, и под пролившейся ртутью её света всё вокруг предстало особенно чётко. Из кучи сена показались головы хорьков, любующихся необычным пейзажем, под ногами людей зашмыгали в поисках пищи осмелевшие ежи. Рассказывать долго, а произошло всё очень быстро. Всё вино из чашки Хэцзо выплеснула прямо в лицо Цзиньлуну, а саму чашку швырнула на стол. Эго неожиданное происшествие заставило всех застыть в изумлении. Луна подскочила ещё на один чжан, разливая по земле переменчивый, как ртуть, свет. Хэцзо закрыла лицо руками и разрыдалась.

— Дочка, дочка… — крякнул Хуан Тун.

— Хэцзо, ты что?! — воскликнула Цюсян.

— Ах, эти несмышлёныши… — вздохнула Инчунь.

— Секретарь Пан, давайте, давайте, пью за ваше здоровье, — засуетился Хун Тайюэ. — Это они повздорили слегка. Слышал, вы на фабрике набираете рабочих по контракту, хочу вот замолвить слово за Хэцзо и Цзефана. Пусть сменят обстановку — молодые, талантливые, нужно дать им возможность подзакалиться…

Тут Хучжу схватила стоявшую перед ней чашку и выплеснула в сидевшую напротив сестру:

— Ты что это делаешь, а?

Никогда не видел Хучжу такой злой, даже в голову не приходило, что она может так разозлиться. Вынув платок, она принялась вытирать Цзиньлуну лицо. Тот отталкивал руку, но она подносила её вновь. Эх, хоть я свинья и разумная, эти симэньтуньские девицы всю голову задурили. А шалопай Мо Янь выбрался тем временем из кучи сена, добрался до стола, покачиваясь, как мальчонка на привязанных к ногам пружинках, схватил чашку с вином, высоко поднял и, подражая то ли Ли Бо, то ли Цюй Юаню, хрипло заорал: