Фрида Вигдорова - Семейное счастье. Любимая улица

— Ты легкомысленно относишься к Сашиному положению: ей нужны витамины.

— Нет, самое главное — эстетические впечатления, — говорила тетя Маргарита. — Гравю-у-у-ры, — добавляла она таинственно.

А тесть был глубоко оскорблен, когда Андрей захотел внести в общий котел свою стипендию.

— Плевать мне на твои деньги, — сказал тесть, шевеля лохматыми бровями.

— Но я не собираюсь сидеть на вашей шее. Я совершеннолетний, — высокомерно ответил Андрей.

— Моя шея выдержит и тебя и Сашу. Перестань, пожалуйста.

— Не будет этого, — твердо сказал Андрей. И вдруг из кухни послышались всхлипывания.

— На шее! — рыдала теща. — Скажет тоже!

К теще Андрей относился хорошо. А кроме того, он не мог видеть женских слез.

— Нина Викторовна, — сказал он. — Ну что вы, право!

— На шее! — рыдала теща и отворачивалась от него. На шее! Подумать только, что здесь обидного? И он сдался.

У него было семьсот двадцать пять рублей в месяц — деньги немалые. В первую же стипендию он купил башмаки Леше и тестю. В другой раз — шерстяную кофту теще. Потом оклеил новыми сбоями всю квартиру и купил шесть стульев — старые были уже ни на что не похожи.

Он очень хотел ради Саши жить жизнью ее родных, ведь она их любила.

И вот наступил день рождения Константина Артемьевича. Андрей прочитал антологию армянских поэтов (он все любил делать обстоятельно) и приготовил тост. Когда все уселись за стол, Андрей поднял бокал.

— Подожди, подожди! Где же пирог? Ах, вот он! Ну, все в порядке! — воскликнула теща. — Простите, Андрюша!

Сглотнув, Андрей снова поднял бокал.

В передней раздался шум. Нина Викторовна суетливо выбежала из-за стола, послышались приветственные возгласы и басистый голос тети Маргариты.

— Марго, привет! Почему опаздываешь? — воскликнул Константин Артемьевич.

Стол загудел: все здоровались с тетей Марго.

— У Андрея есть тост, — сказала Саша.

— Ах, тост! Ну как же без тоста? Помню, однажды… — сказал дядя Сурен.

— Нет, погодите! Когда Леша был маленький и поправился после поноса, ему еще как раз исполнился годик…

— Мама! — Леша с грохотом отодвинул стул.

— Леша, Леша, ну что ты обижаешься? Не надо портить папино рождение! Вот Андрей хочет сказать тост! Садись, Лешенька!

Леша сел темнее тучи.

Андрей в третий раз поднял рюмку с вином.

Раздался телефонный звонок.

— Это, наверно, меня кто-нибудь поздравляет. Уверен! — сказал Константин Артемьевич, вставая.

Через минуту из передней послышался его сочный голос, он благодарил сослуживцев за внимание и просил их тотчас пожаловать к столу.

— Подождем немного, дорогие, — сказал он, возвращаясь в комнату. — Давайте раздвинемся, придет еще пять человек, может и шестого прихватят, это еще неясно.

Все опять засуетились. Не хватало стульев — их принесли от соседей. Не хватало тарелок и рюмок, но Леша сбегал к знакомым через площадку и принес кучу посуды.

Что долго рассказывать? Андрею так и не удалось произнести тост — все долго спорили, открывать ли шампанское, тем временем подоспели новые гости. Раздались новые приветствия, и, наконец, тетя Марго произнесла тост в честь своего дорогого брата.

Андрей с грустью думал о том, как ладно и без суеты праздновались в доме его детства дни рождения и Новый год. Там тоже собиралась семья, приходили гости — и беседа была веселая, но никто не перекрикивал друг друга, и никто не рассказывал о том, как у маленького Андрюши болел живот…

И еще: никто никогда в родительском доме не читал чужих писем, а тут Константин Артемьевич протянул однажды Андрею распечатанное письмо.

— Почему оно распечатано? — удивился Андрей.

— Как почему? — ответил Константин Артемьевич с не меньшим удивлением. — Мы, кажется, не чужие. Тебя не было дома, а я хотел знать, как здоровье Николая Петровича.

Андрей прикусил губу и смолчал.

Бельем ведала Нина Викторовна. И громко советовалась с Сашей за чаем:

— Надо бы прикупить мужчинам кальсон.

Андрею очень хотелось, как Леше, отодвинуть стул, оттолкнуть чашку с чаем, встать и уйти. Но он жалел Сашу. Ее нельзя было огорчать. Ладно, — думал он, — вот кончу академию, мы уедем. Будем жить одни. А как же Сашин университет? Ну, ничего. Она будет учиться заочно. Это еще интереснее: вместе читать, вместе готовиться к экзаменам. Я кончу университет вместе с ней.

А пока Сашу надо было беречь. И гулять с ней. И они гуляли вечерами по своему Серебряному переулку, спускались по бульварному кольцу к Никитским воротам, сворачивали на Спиридоновку и шли к Патриаршим прудам. Он крепко держал ее под руку, было очень скользко. Они шли вдоль замерзшего пруда и старались не смотреть на скамейки. Там сидели влюбленные. Снег, ветер, а им все нипочем.

— Говорят, на свете есть такой город, где чтят влюбленных, — сказал Андрей. — Если они целуются посреди улицы, машины их объезжают.

— Париж?

— Да, наверно.

— Давай будем чтить влюбленных, — сказала Саша,

— Давай. Посмотри, они никого не видят. Им кажется, будто их окружают высокие стены.

— И нам так казалось. — Мне и сейчас кажется.

Он крепче сжал ее руку и вдруг спросил:

— Послушай… А ты не боишься?

— Нет, не боюсь.

— Ты у меня храбрая!

— Нет, это от недостатка воображения. Понимаешь, вот, бывало, надо идти к зубному врачу. И девочки уже недели за две начинают боятся — как они сядут в это страшное кресло, как загудит эта страшная бормашина. А я ни о чем таком не думала. Вот начнется — тогда, наверно, забоюсь. а чтоб заранее представить себе и страх, и боль, и как это все будет, — надо иметь воображение. А у меня его нет. Понимаешь? Это не от храбрости, а от бездумности. А может, это хорошо? Ну скажи, зачем мне думать о страшном? Давай лучше думать, как мы будем чтить влюбленных.

— С чего мы начнем?

— Во-первых, мы никогда не будем пялить на них глаза. Целуются — и пусть целуются. Мы никогда не будем говорить: "Сумасшедшие!", или: "Молодые люди, как не стыдно!", или: "Да посторонитесь, загородили дверь!" Ты помнишь, как нам сказал милиционер в Нескучном саду?

— Ну как же: "Парк закрывается, попрошу освободить территорию!"

Они засмеялись. Им тоже ни до кого не было дела тогда. Они стояли в подъездах, сидели на скамейках бульваров, шли по улицам, взявшись за руки.

Вот и сейчас они идут и думают об одном и том же, и Саша ничуть не удивляется, когда слышит голос Андрея: он говорит слово в слово то, что она хотела сказать:

— А через два года мы пойдем по этому бульвару, а впереди побежит малыш…

— Это будет мальчик?

— Непременно. И когда ему исполнится шесть лет, мы начнем собирать марки. Будешь вместе с нами собирать марки? Почему ты молчишь?