Ауэзхан Кодар - Порог невозврата

Тут мать выдернула у дочери пульт и выключила видео.

– Мы тогда проиграли… – горько сказала она в сторону дочери. – Его спас этот дикарюга Айхан, иначе наш палач снес бы ему голову.

– Но ты же видишь, он же потом сам ушел из жизни. Может, это твой запасной вариант? – заговорщически посмотрела дочка на мать. – Ты решила сыграть на его любви к лжесостраданию и подослала к нему эту бродяжку с ребенком?

– Как ты догадалась?

– Я же все-таки твоя дочка! – рассмеялась Маша.

– Запомни, дочка, – есть только одна война: война между мужчиной и женщиной. И в ней всегда побеждать будем только мы! – сказала мама и, улыбаясь, чокнулась с дочкой бокалом шампанского. Но потом в ней как будто что-то проснулось. Она поставила бокал на столик и стала подниматься с кресла.

– Нет, дочка, я пить не буду. Сегодня мне нельзя. Сегодня я должна прочитать свою эонную молитву, и тогда она, наконец, сбудется.

– А эон это сколько?

– Это период времени, в миллионы раз превышающий жалкую человеческую жизнь!

В своем занебесном чертоге за огромным письменным столом восседает Ахурамазда в просторном персиковом халате, подпоясанном зеленым кушаком. В левой руке он держит ваджру – копье со сверкающим острием, над которым стоит некое потрескивающее сияние. То же сияние стоит над его огненно-рыжими волосами, ниспадающими ниже плеч. Сияние божественного фарна столь нестерпимо, что, кажется, сейчас раздастся разряд грома, и от бога останется только горстка пепла. Между тем, бог пытается стучать по клавише компьютера, при этом он отпускает ваджру, и та падает, рискуя сразить монитор, бог хватается то за ваджру, то пытается отстукать букву, и, наконец, не выдержав, кричит:

– Даэна!

Входит нестерпимо красивая секретарша.

– Да, мой Господь!

Бог, поймав ваджру, любуется на свою секретаршу.

– Неужели я так красив?

– А как же, Господь! Я же всего лишь образ твоей души, а у вас и тело есть, и оно при вас. Посмотрите на себя, как вы великолепны!

Бог озирает себя и расплывается в довольной улыбке.

– Да, я само совершенство.

Потом опять смотрит на секретаршу.

– Но ты… ты даже меня совершенней!

– Я просто отражаю совершенство вашей души!

– Ну-ка, скажи тогда, что означают твои ноги?

– Быстроту вашей мысли, Господь!

– Колени?

– Гибкость вашей мысли!

– Хм… а эти… как их… б-бедра?

– Полноту и зрелость вашей мысли!

– Ты хочешь сказать, что я только о них и думаю?

– Вовсе нет, вы думаете о гораздо более глубоких вещах!

– Хм… и где же это находится?

– Это находится так глубоко и в такой дремучей чаще. Это нечто зияющее, которое вечно зовет в себя, но стоит туда попасть, как становится так липко, как… как…

– Как, как, закакала тут мне – как где?

– Как во всякой грязной, развратной, похотливой мыслишке! – не выдерживает секретарша.

– А согласись, что и ты, и я не чужды этой мысли или как ты говоришь, мыслишки! – весело смеется бог.

– Да, ничто человеческое нам не чуждо, – улыбается секретарша.

– Но почему тогда это вожделенное место не расположено на лбу? – недоумевает бог.

– Тогда никому не было бы интересно, – мудро ответила секретарша. – Притягивает только то, что невидимо, темно и липко. И чем больше хочешь отлипнуть от этого, тем больше в это влипаешь. А зачем вы меня собственно вызывали?

– Да я тут одну ошибку нашел в списке, обладающих хварной. Хочу исправить, но разве с этой ваджрой освоишь компьютер.

– А вы отложите его в сторону!

– Что – ваджру? Ты в своем уме? Это никак нельзя.

– Почему?

– Это же мое божественное достоинство!

– И вы с ним никогда не расстаетесь – ни днем, ни ночью?

– Да, он всегда при мне. Представь, если он вдруг сорвется, весь мир рухнет.

– Ну, тогда отдайте его мне. Я подержу, а вы разберетесь со своим списком.

– А ты не рухнешь?

– Если рухну, то только с ним. И никогда его не упущу!

Бог простодушно бросает свою ваджру секретарше, но тут происходит что-то ужасное – гром и молнии, копоть и чад, – все заволакивается дымом. Секретарша куда-то исчезает, а вместо нее из клубов дыма и огня выходит Агзамов с лицом в крови и копоти и склоняется в земном поклоне перед Господом.

– О, великий Ахурамазда, я спас ребенка!

– Зачем?

– Чтобы предстать перед тобой!

– И чтобы я увенчал тебя сиянием хварны.

– О, да!

– Тогда возвращайся на землю!

– За что?

– За самозванство. Пойми, ты всегда занимал чужое место. Сегодня до меня дошла молитва, и не от кого-нибудь, а от твоей первой жены! Ну, я сразу за компьютер, он же у меня самой последней модификации.

Бог изящным движением руки включает компьютер, который несмотря на конец света, работал как в будни.

– Вот смотри, я пишу на компьютере «Агзамов», а эта фамилия стирается и вместо нее проступает «Муканов». В небесной канцелярии иногда бывает такое. Как звали твоего отчима?

– Му-му-муканов, еле выдавливает из себя Агзамов.

– Вот видишь, значит, ты рожден не от Агзамова, а от того, кого ты считал своим отчимом. Это произошло, когда твой отец сидел в тюрьме. Но, по-своему благородству, он признал тебя своим сыном. Поэтому нет у тебя никакой хварны. Тем более, жреческой. Вертайся на землю и сумей найти себе предназначение. И вообще, мне сейчас некогда.

Бог выходит из-за стола и, пнув под зад Агзамова, бежит за секретаршей.

– Даэна, отдай ваджру! Отдай, сучка!

Гоняется за ней по облакам и кабинетам.

– Не видать тебе этой палки, как своих ушей! Надо же, за единственным своим инструментом не уследил! И тебя-то называют самим совершенством?! Но если ты ошибаешься, к чему ты нужен? Теперь я буду править этим миром, я, Анхра-манью, Манька-Обманка!

Разражаясь гомерическим смехом, секретарша, слившись с ваджрой в несокрушимый болид, скрывается в глубинах космоса.

…………………………………………………………………………………

Агзамов открывает глаза в больничной палате и ему кажется, что все это сон. Но нет, он лежит на больничной кровати с забинтованной головой и с единственным глазом, скорее похожим на гнойную рану. Глядя в сторону окна, он медленно говорит:

– Да… Не вышло из меня спасителя человечества, даже человека не смог спасти. А эти недоросли хотят, чтобы я их за руку привел в культуру, сказал всем, что они не обезъяны. Нет, дорогие, это самим надо доказывать, причем всю жизнь. Надо же, собрались в Америку! Нужны вы там больно! Она утопает в собственном счастье. А как же, это страна победившего феминизма! Вон даже конец истории объявила, правда, почему-то устами японца. Да и вы если и нужны ей, то только для того, чтобы вправить вам мозги и заставить вас говорить то, что нужно ей, а не вам. Вот так-то… Если я чего-то и боюсь, то этих ужасных мисс Ноль, обритых женщин, ведь господство женщин – это всегда сведение всего к нулю. Ведь из них ничего не выпирает – ни мозгов, ни прочего. Случилось непоправимое – мир стал однозначно однополярным, правда, теперь он идет не к плюсу, а к минусу, где правит не голова, а жопа и прочие жопоголовые элементы. Мне теперь за державу обидно. Она теперь стала банановой республикой с интеллектом Чунга– Чанга… Вот до чего довела жополизация!.. Жизнь мудрее теорий и никогда не кончится, кто бы что ни говорил. Завтра я открою окно, и меня волною свежего воздуха окатит вечно синее небо, или улыбающийся Кок Тенгри, Вечный Небесный Бог. Не надо мне никакой хварны, лишь бы Тенгри наш победно шел по Земле… Но что это со мной? Мне все хуже и хуже… Я не…