Виталий Мелик-Карамов - Почему у собаки чау-чау синий язык

К началу учебного года Игорь вернулся в Москву, естественно, забыв эту историю, но тут его пригласили в КГБ и напомнили про летнее приключение.

Поскольку он ни к какой протестной группе не принадлежал, то и интереса для органов не представлял. Но как от всякого человека, пойманного с компроматом, от него потребовали сотрудничества. Предложили не сразу, а после нескольких вызовов к себе. Как любой советский человек, Игорь ждал, что именно этим все закончится. Как всякий нормальный человек, он стал отказываться. «Вы подумайте…» – «А я смогу закончить институт?» – «А вы подумайте…» Тут Лихтеров понял, что ему грозит исключение, следовательно, армия, а он ее боялся страшно.

Параллельно происходили странные события на военной кафедре. Курс выстраивают на плацу (для этого использовался задний двор института), и подполковник Пятыров, маленького роста, с гладко зачесанными назад черными волосами, начинает расхаживать вдоль строя. Он недавно служил в Западной группе войск и рассказывал нам на занятиях, как чешские дети бросали во время братской помощи в открытые люки советских танков бутылки с зажигательной смесью. Вдруг он набрасывается на Игоря и начинает его душить. «Я знаю, – кричит Пятыров, – это он в меня стрелял!» У Лихтерова были длинные волосы, и, как он утверждал, их ему разрешил носить наш ректор Юрий Николаевич Соколов…

Юрий Николаевич при встрече на американский манер тыкал Лихтерова большим пальцем в живот. Однажды он сказал: «Можешь не ходить в парикмахерскую. Тут на днях приезжает иностранная делегация, я тебя вызову». То есть он подготовил случайную встречу демократов в коридоре. Пару раз именно так и происходило. Ректор, проходя, доброжелательно втыкал в Лихтерова, который был похож на хиппи, палец.

Прошло несколько дней после выходки Пятырова, как Игоря на военной кафедре прямо с контрольной вызывает к себе завкафедрой полковник Кравцов… Причем это было обставлено довольно странно. Преподаватель, который ведет контрольную, объявляет: «Лихтеров, подойдите сюда». Он отвел Игоря к окну. Через стекло Игорь видел вывеску «Пирожковая» напротив института. Начался обед, и там выстроилась очередь. Большинство в ней были девушки. Преподаватель спрашивает: «Как тебе вон та? Хороша!» Игорь отвечает: «Да ничего, и вон та тоже будь здоров». Тут офицер начинает обсуждать девушек, а Лихтеров судорожно думает: «К чему все это?» – «Извините, – говорит он, – я контрольную не успею написать». – «А тебе и не надо писать, тебя завкафедрой ждет». В коридоре он встречает подполковника Петра Макаровича Холодного, которого мы все признавали за нормального человека. Холодный ему на ходу: «Все, что Кравцов тебе скажет, делай, не задумываясь!»

Завкафедрой задает Лихтерову вопрос: «У меня есть студент Лихтеров и преподаватель Пятыров. Одного из них я должен оставить на кафедре. Как ты думаешь, кого?» Игорь отвечает: «Конечно, подполковника Пятырова, у меня звание ниже…» – «Тогда вот тебе направление, и иди на медкомиссию».

Лихтеров тащится на медкомиссию, оттуда его посылают в психушку, где он получает белый билет. А психу, как известно, нечего делать в армии! На последнее свидание в КГБ он пришел, неся с собой, как наградной документ, эту справку. Какой толк от психически больного агента? И КГБ потерял к нему интерес. Так он выскочил сразу из-под двух ударов.

Когда Лихтеров оканчивал институт, на дипломе к нему подошел профессор Николай Николаевич Уллас: «Игорь, вы должны остаться в Москве, в аспирантуре». Но с такой справкой никуда не брали, тем более в аспирантуру. Киргизия оказалась на тот момент единственной страной обетованной, где справка из психдиспансера не мешала карьерному росту.

Влад Минченко придумал нам несколько важнейших фраз, которые выстроили наш «сценарий», то есть привел в порядок кашу, «варившуюся» у нас в головах. Надо было даже не слушать, а видеть, с каким спокойствием он рассказывал убийственный анекдот, который при диком сокращении выглядит так: «Телеграмма в Бухару: “Абрам, ищи полярного летчика Ляпидевского (пропавшего на Северном полюсе), найдешь, не найдешь, высылай два мешка урюка”».

В доме у Вити мы придумали песни, с которыми будем выступать. Нам полагалось исполнить песню в «домашнем задании», а в «приветствии» – выходной марш. Кто из нас больше других вписал в него бессмертных строк, сейчас не определить. Музыку целиком сочинил привлеченный нами к настоящему творчеству студент третьего курса Леня Терлицкий. Звучал этот бодрый выходной марш следующим образом:

Уцепившись за бесконечные разговоры, что телевидение становится цветным (!!!) (сорок лет недавно исполнилось, но дату эту не отмечают, только Штирлица раскрасили), и приказ режиссера Беллы Исидоровны Сергеевой – в белом и черном не приходить, они «рябят» в цветных камерах, – мы песню «домашнего задания» «раскрасили», но об этом дальше. По стилистике наше выступление, как ни странно, получилось именно таким, каким его хотел увидеть Саша, вдохновленный «Айболитом-66». Сами мы вырядились в супермодные разноцветные рубашки-батники. Это такой фасон, когда воротнички пристегиваются к рубашке маленькими пуговичками, причем обязательно с четырьмя дырочками – мечта фарцовщика. Девушки наши надели мини-юбки, что в первых рядах телетеатра вызвало нездоровый ажиотаж. Кто-то из них спустя сорок лет рассказывал, что запомнил добрые глаза Гусмана из зала. Из чего я делаю вывод, что через такое расстояние во времени сальный взгляд превращается в памяти женщин во что-то иное. В общем, выглядели мы очень стильными ребятами с большой фантазией. Теперь отсюда, после первого десятилетия нового века, я точно знаю, что для тогдашнего телевидения мы были подарком, свалившимся, можно сказать, с неба. Скорее всего, мы больше походили на ребят из нынешнего, постсоветского КВНа.

Как и кому мы сдавали сценарий, я не помню. Лёня Шошенский утверждает, что его печатал лично он у себя дома на маминой пишущей машинке. Конечно, для красоты сюжета лучше бы мы отстучали наш труд на машинке Ефима Зозули, подаренной ему, например, Луначарским. Но я пишу документальную историю. Непонятно только, почему мы не сохранили у себя ни одного экземпляра? Подозреваю, что весь «сценарий» состоял из пары песен.