Владимир Козлов - Война

– Я все сказал в прошлый раз, – говорит Матвей. – Добавить мне нечего. Если есть претензии к нам, предъявляйте. Иначе – я просто не вижу темы для беседы.

– Где вы находились вечером восемнадцатого октября? – спрашивает Санькин.

– Здесь. В этой вот самой комнате. Мы каждый вечер здесь собираемся, ужинаем, пьем чай, обсуждаем наши дела… Песни поем под гитару…

– И абсолютно все участники вашей группировки…

– У нас не группировка, а коммуна. Группировки бывают у бандитов. Или у вас есть основания считать нас преступниками?

– Еще раз повторяю вопрос. Абсолютно все участники вашей коммуны находились здесь, в этой комнате?

– Да, конечно. Целый вечер. Разве что, извиняюсь, кто-нибудь выходил в туалет. Еще вопросы ко мне есть?

– А ты давай не так резко, а? – говорит Кабанов. – Не надо здесь понтоваться, ладно? Если надо, мы найдем, как на тебя наехать. Вдруг ты кого-нибудь удерживаешь здесь насильно?

Матвей качает головой.

– Вы в прошлый раз пообщались со всеми ребятами. Неужели, если бы мы здесь кого-то удерживали насильно, они бы вам про это не сказали?

– А кто их знает? Вдруг ты им так мозги промыл, что они и сказать боятся?

– У нас – добровольная коммуна. В ней живут только те, кто хочет в ней жить. Я могу вам только повторить: вы здесь зря теряете свое время. К тем делам, о которых вы меня спрашиваете, наша коммуна не имеет никакого отношения. Это просто смешно. И вообще, я не понимаю, зачем вы сюда повторно приехали…

– А может, нам девки твои понравились… – Кабанов улыбается. – Как насчет распорядиться, чтобы они нас обслужили? Ведь если ты скажешь, то они все сделают, в лучшем виде…

Матвей сжимает кулаки. Кожа на костяшках натягивается, белеет.

Кабанов продолжает улыбаться.

– Ну так как?

– Ладно, нам надо ехать, – говорит Санькин.

– Ну, тогда до следующего раза. – Кабанов смотрит Матвею прямо в глаза. Матвей не отводит взгляд.

Саша и Оля идут по спальному району. Впереди слышны крики, шум, собралась толпа. Они подходят ближе. Два десятка человек перегородили улицу и не пропускают машины. Еще несколько десятков человек стоят на тротуаре. Машины сигналят, водители матерятся.

– Дайте вы проехать! При чем здесь мы? – кричит женщина за рулем белой «тойоты».

– Да, вы конкретно ни при чем, но у нас другого выхода нет, – говорит женщина за пятьдесят. Она держит самодельный транспарант «Остановите незаконную стройку!». – Мы уже во все инстанции обращались, и везде нас либо отфутболивают…

Сигналы машин заглушают ее слова. Серебристая «десятка» срывается с места, едет прямо на толпу. Две женщины отскакивают в стороны. Парень запрыгивает на капот. «Десятка» тормозит. Из нее выпрыгивает здоровяк в черной кожаной куртке и бейсболке, кидается на парня. Ему на подмогу бросаются еще несколько человек. Здоровяк бьет одного ногой, другого кулаком, увертывается от удара. Его прижимают к машине, сбивают с ног, молотят. Из других машин выскакивают люди, включаются в драку. Присоединяются и стоящие на тротуаре. Вдалеке слышна полицейская сирена.

– Пойдем отсюда, – говорит Саша.

Он и Оля выбираются из толпы, идут прочь по тротуару.

– Вот еще один аргумент для тех, кто верит в ненасильственное решение всех вопросов, – говорит Саша.

– Надеюсь, ты не будешь говорить, что это – чисто русская дикость.

– Нет, конечно. Я вообще не об этом. Я хотел сказать, что уличная акция реально приносит успех либо за счет массовости, либо за счет насилия. Возьми сидячие забастовки в Штатах в шестидесятые – протесты против расовой сегрегации. Или кампус Беркли в шестьдесят девятом – протесты против войны во Вьетнаме. Там, по-моему, были жертвы. И только потом президент Никсон сдал назад…

– Это грустно…

– Что – грустно?

– Что насилие оказывается единственным аргументом…

– Это, конечно, плохо. Но это – реальность. Сколько человек ни пытался измениться, он все время откатывается к своей насильственной природе… Получается, с этим надо жить.

Саша и Оля оборачиваются. К месту драки подъехали три полицейские машины. Люди разбегаются. Полицейские хватают первых попавшихся, заламывают руки, надевают наручники.

Андрей сидит за столиком в буфете театра. Кроме него, в фойе никого. Андрей двигает по столу диктофон, блокнот, ручку. Оглядывается по сторонам, смотрит на выцветшие фотографии актеров на стенах.

Позади него хлопает дверь. К нему, слегка пошатываясь, идет мужчина лет тридцати пяти – актер гастролирующего московского театра. В руке он держит бутылку пива.

– Привет, – говорит актер. – Это ты насчет интервью, да? Ну, из местной газеты…

Андрей кивает. Актер садится.

– Ничего, что я так вот, неформально? У нас вчера был тяжелый день. Только приехали, и уже вечером спектакль… Ну, ты можешь себе представить… Ничего, что я на «ты»?

– Ничего. Можем начинать?

– Ну да. – Актер делает долгий глоток из бутылки.

Андрей нажимает на кнопку диктофона.

– Ну, я, это, по-простому разговариваю обычно. Ты там, что не надо, вырежешь сам, ладно? – Актер смотрит на Андрея.

– Да, конечно… Вы в последнее время много снимаетесь в сериалах, можно даже сказать – вы успешный актер. Но при этом вы продолжаете работать в театре и ездить на гастроли. Что дает вам работа в сериалах и что – работа в театре?

Актер делает глоток пива, ставит бутылку на стол, смотрит на Андрея.

– Я скажу тебе, что мне дают сериалы. Бабло. И все. Про все остальное я говорить не хочу. Все это меня так уже, на хуй, заебало, что и говорить не хочу. Если бы мне в театре платили нормальные бабки, я ни за что бы, бля, не играл в таких сериалах. В кино бы я играл, но в нормальных фильмах с нормальными режиссерами, а таких у нас очень мало… Знаешь, в чем моя проблема? Я родился не в той стране. Если бы я, к примеру, родился в Штатах, то я бы был как Брэд Питт. А ты не смейся, чем я хуже него? Он, ты мне скажешь, охуенный актер? А я тебе скажу, что никакой он не охуенный… Не, он просто чувак охуенный, девкам нравится… Мужикам, конечно, тоже – не в смысле голубым, а как нормальный мужик. Я его тоже, в целом, уважаю, и мне он нравится. Как мужик, как человек… Я бы с ним забухал, если б была возможность… Но просто я считаю, что это – несправедливо: по десять, двадцать лимонов баксов за фильм – это, бля, очень много, этого я понять не могу. При том что формально я ничем не хуже…

– Получается, что основная мотивация для съемках в сериалах – чисто финансовая?

– Не, я не понимаю, это что – наезд? Я вообще не врубаюсь – я, собственно, осчастливил ваш зачуханный городишко тем, что приехал сюда на гастроли. Ты это можешь понять? Ты, бля, знаешь, какую зарплату мне платят в театре? Да мне даже смешно про это говорить, и поэтому я говорить не буду… Но я приехал сюда, и другие приехали, потому что таким образом мы делаем что-то для вашего города. Вот скажи мне, как часто звезды нашего уровня приезжают к вам на гастроли? А я вот не только приехал, но и сижу здесь с тобой, трачу свое драгоценное время, отвечая на твои тупые вопросы. И ты меня еще пытаешься поддеть…