Владимир Козлов - Война

– Постепенно, по каким-то деталям вычислила – она девушка наблюдательная. Стала выспрашивать, что-то он ей сказал прямо, на что-то намекнул. Ну, и пистолеты увидела… Скорей всего, так и есть: мужик решил завязать, переехал к нам в город, купил квартиру. Деньги есть, работать не надо…

– Нам как раз такой и нужен.

– Зачем?

– Оружие. Опыт. Мои потенциальные контакты ненадежны, а он – в такой ситуации, что ему нет смысла… Ну, ты понимаешь…

– Ты предполагаешь, что понадобится оружие? Как бы возможны реальные вооруженные акции?

Саша молчит. К ним приближается алкаш из компании.

– Ребята, я вас приветствую, – говорит он. – А че это вы тут одни сидите? Не хотите присоединиться? У нас, это, винища еще полно… А то сидят как не родные…

– Нет, спасибо, нам и так хорошо, – говорит Саша.

– Ну, не хотите, как хотите… Заставлять никого не будем… У нас все добровольно…

Алкаш идет назад к своей компании, неловко садится на песок.

– Надо быть готовыми ко всему, – говорит Саша. – Не факт, что понадобится, но нужно быть к этому готовыми. Понимаешь? Надо определить, как далеко мы можем пойти. Не хочу, чтобы мы себя ограничили сразу: вот, поджигать машины мы можем или там даже напасть с битами, а вот оружие – это уже нет, ни в коем случае. Нужно быть готовыми ко всему, а там будет видно…

– Я в любом случае участвую. Можешь меня отговаривать, можешь говорить, что хочешь. Но я уже сказала: участвую.

– А я не буду тебя отговаривать.

Саша смотрит на Олю.

– Не, ты ни хуя не въехал, – громко говорит один алкаш из компании. – Это мешает развитию личности…

– Что значит – мешает развитию личности? – перебивает его другой. – Развитию моей личности ничего не может помешать…

Из окна квартиры на высоком этаже виден большой кусок города: районы многоэтажек, улицы с машинами, вдалеке – дымящие трубы комбината.

На разложенном диване лежат Стас и Женя. Стас – смуглый, мускулистый, лет сорока – курит. Женя вылезает из-под покрывала, встает, голая подходит к окну, шлепая босыми ногами по половицам. Она невысокого роста, с длинными светлыми волосами и татуировкой-бабочкой у левой лопатки.

Женя смотрит в окно, прилепившись лбом к стеклу, разворачивается, возвращается, садится на диван.

– Слушай, ты мне никогда не ответил конкретно на вопрос: зачем ты уехал? Тебя ищут, ты прячешься?

– Значит, ты хотела бы, чтобы я никогда не приехал сюда и мы никогда бы не встретились?

– Не говори только глупостей, ладно? Я просто хочу побольше узнать про тебя. Что в этом плохого?

– Ничего. Но ты знаешь – есть вещи, о которых я говорить не люблю, а ты теребишь, теребишь их…

– Нет, ты, конечно, не обижайся – но мне правда интересно… Так почему ты уехал? Это действительно было опасно, или ты просто не хотел оставаться там после того, как завязал?

– Можно сказать и так.

– Что так? Что не хотел там оставаться?

Стас кивает, дотягивается до пепельницы, давит в ней сигарету.

– А тебе не скучно сейчас? – Женя смотрит на Стаса.

– Что значит – скучно? Я всегда нахожу, чем заняться…

– Нет, я не про это. В смысле, что у тебя была такая вот неординарная, что ли, жизнь, а теперь этого нет…

– Это все стереотипы из плохих фильмов. Ничего в той жизни интересного не было. Ничего…

– А ты бы мог, например, пойти работать – если бы захотел. Или людей смутило бы, что у тебя нет трудовой книжки…

– У меня она есть. – Стас улыбается. – С документами у меня все в порядке. По трудовой книжке я работал слесарем на комбинате. Двадцать лет.

– Прикольно. Ты как «человек без прошлого». Я помню, фильм такой по телеку смотрела – там мужик приехал в другой город, его ударили по голове, ограбили. А он остался жив, но потерял память – вообще не помнил, кто он такой, что делал, чем занимался. Потом вспомнил случайно, что был вроде сварщиком…

– А при чем тут я?

– Ну, ты тоже уехал из одного города в другой, от своего прошлого…

– Зачем ты все пытаешься с чем-то сравнивать? У нас есть какая-то жизнь, мы в ней живем – и достаточно. Разве нет?

Женя пододвигается к Стасу. Они целуются.

Грузовая «газель» катится по ночному шоссе. За окнами изредка мелькают вывески придорожных кафе, автозаправки.

Спереди, рядом с водителем – Оля и Саша.

– …бизнесом заниматься у нас можно, только если нормальные связи, – говорит водитель, плотный хмурый мужик в кепке, немного за сорок. – Или в ментовке, или в администрации города. Если нет – можешь дергаться сколько угодно, но результат один и тот же: мышиная возня. Я, конечно, не знаю, как там у вас, а у нас здесь все просто: приходит одна проверка, потом другая. Сначала пожарники, потом санэпидстанция, потом налоговая… И все обязательно находят что-нибудь и выписывают штрафы. А почему, спрашивается, находят? Потому что у нас все законы написаны так, что их соблюдать в принципе невозможно. В результате можно, извиняюсь, доебаться до любого. Так все эти козлины, другого слова просто нет, и работают: наехать с проверками, снять штрафы… Если б хотя бы они все по-честному делали – ко всем приходили. А приходят ведь только к тем, на кого их натравят. Как цепные, сука, псы… Мне открытым текстом говорили: надо дать тому-то и тому-то столько-то и столько-то. Причем не бандосы никакие говорили, а менты и всякие начальники. Но если я им столько отслюнявлю, то мне ни на себя, ни на семью ни хера не останется. Какой тогда смысл заниматься бизнесом? У меня сейчас на ИП штрафов висит – немерено. Даже и не представляю, что делать… Закрываться, наверно, придется и опять работать на дядю… – Мужик некоторое время молчит, смотрит на пустое шоссе. – Я вас высажу перед Советским, ладно? А то я потом на Дьяков ухожу…

Саша кивает.

«Газель» останавливается на перекрестке. Оля и Саша, с рюкзаками, выпрыгивают из кабины. Машина уезжает. Они бросают рюкзаки на землю.

Кусок перекрестка освещен оранжевыми фонарями. Продавщица закусочной пьет чай из пластикового стакана. Несколько таксистов-«бомбил» курят у своих машин. Старухи продают варенье в банках и яблоки.

Две цыганки с малолетними детьми едят, сидя на покрывале, расстеленном прямо на обочине. Увидев Олю и Сашу, одна из цыганок говорит что-то детям. Они вскакивают, продолжая жевать, подбегают, выставляют грязные ладони. Оля, порывшись в кармане ветровки, находит несколько монеток, дает им. Дети забирают их, топчутся на месте, убегают.

Чуть дальше, в стороне, за световым пятном от фонаря, припаркованы два «мерседеса» и «БМВ» – черные, с транзитными номерами. Возле них стоят кавказцы в кожаных куртках.

Еще дальше – компания проституток в коротких платьях, туфлях на каблуках. Одна разглядывает Олю и Сашу, затягивается сигаретой, сплевывает. Другая, присев на корточки, протирает салфеткой туфли.