Александр Тавровский - Исповедь пофигиста

Только — никому! Короче, после каждого рабочего дня мы солдатиков обследуем и если доза превышает допустимую, мы должны отправлять их на Большую землю для полной демобилизации. А новый приказ требует: санитарные нормы завышать, домой не отправлять, словом, нуклеидов не жалеть.

И точно, использовали солдат, как хотели. В каком-то отсеке обнаружили утечку радиоактивной воды. Нужен был робот, чтоб собрать. Счас! Пришлют тебе его! Из-за границы выпишут. Из Министерства культуры Украины.

Взвод солдат построили. Рядом с лужей ведро поставили с тряпкой. Солдат бежит, макает тряпку в лужу, отжимает в ведро и бежит на место. Следующий — за ним и так далее. Один поскользнулся. Что — ну и что? Прямо рожей в эту мертвую лужу. Вот что! Ну да. Кто его после этого отряхивать будет? Только сам. Но тряпку он все равно в ведро отжал: приказ! Теперь его можно было и не менять. Хорошо, что я не солдат-сверхсрочник…

Под конец эти дети армии уже светились и трещали, как печка.

Идем мы по территории, видим множество черных «волг» и каких-то чурок в черных костюмах возле них. Подошли. Оказывается, это объединенная комиссия партаппаратов Киева, Минска и Могилева. Стоят, радуются жизни, фоткаются.

— Мужики, — обращаются к нам, — вы герои нашего времени! Дуйте после работы с нами в баню, попаримся, закусим, чем Бог послал.

А физик наш им в ответ:

— Мужики! Надо срочно детей из пионерлагерей вывозить. Помрут же.

— А вот паники, дорогой товарищ, не надо. Не надо паники. Вы же ученые, должны понимать: авария ликвидирована, в целом. Дальше этого места ни один нукле… отид не двинется, партия ему этого не позволит. Так и по телевидению уже передали. А начни детей вывозить — вся Европа на дыбы встанет. Она, блин, у нас… нервная…

— Но дети едят отравленную пищу и пьют отравленную воду. Кстати, вы ее здесь тоже будете жрать!

— Ни хрена подобного! Мы что, дети? Науку не понимаем? Все спецпродукты мы привезли с собой из Могилева. Там, где их делают, таракана не найдешь, не то что радиации. Ну, насмешили, товарищ!

У, суки! В баню мы с ними, конечно, не пошли и жрать их спецжратву тоже не стали. А вожди там долго и не были, поснимались еще, передали пламенный привет от руководства партии и правительства и адью.

— Бегите, ребята, отсюда. Пока нас еще плотно не обложили, — бурчал Мишка. — Вы люди здесь случайные, вас никто искать не будет. Завтра, может, уже и не убежите. Да и нуклеидов нахватаетесь. Они вас быстрее пуль догонят.

— А вы?

— Здесь все мобилизованные, не только солдатики. Куда нам? Поэтому и кордоны пока дырявые. Знаете, как на Урале зовут тех, кто работает в ядерных закрытых городах? О «сороковке» слыхали? Запомните: их зовут «шоколадники». Тех городов на карте нет, и людей тех вроде как нет, а жизнь в тех городах, даже в самые голодные годы, была сладкой, но и страшно короткой, короче не бывает. Мы здесь — тоже «шоколадники»! Ха-ха-ха!

Мы с Вовкой видим: ну, прав мужик. Ученый же! Физик! Дал я ему свой адрес: напиши, говорю, братуха, как и что. Очень ждать буду.

— Напишу. А вы в Киеве молчите, где были. Я знаю: чернобыльцам уже сейчас запрещено селиться в Киеве и других крупных городах, как врагам народа. Прописки не дают, население настраивают, высылают обратно в зону карантина. Якобы чтоб зараза не расходилась. Туфта! Правды боятся.

До этого он классно промыл нашу «ифу», деза… активировал, что ли. И ночью мы с Вовкой внезапно исчезли с этого чумного места. Тихо-тихо, под шорох колес, даже «ифа» старалась не шуметь, понимала, стерва, что иначе ее даже на металлолом не сдадут, а на десять метров в землю зароют, хоть она уже и чистая, как черт после бани. Миша нам и карманный дозиметр дал. Мы потом себя и «ифу» долго изучали. Вроде бы не искрит.

А он мне через два года письмо прислал.

«Привет с того света! После всей этой страхолюдии я тоже почувствовал себя плохо. Пришел в лазарет, а врачиха мне говорит:

— Я буду с вами вполне откровенна. Вы физик, от вас все равно ничего не скроешь. У вас лучевая болезнь, но диагноз такой я поставить не могу. Строжайше запрещено. По всей территории Советского Союза. Будет рак, или пневмония, или, скажем, цирроз печени — приходите, поставлю. От них и умрете.

А в органах меня совсем опустили:

— Выпустить вас обратно в Челябинск не имеем права, хоть вы некоторым образом и доброволец. Всех „ликвидаторов“, вроде вас, приказано задерживать на месте и предлагать им навсегда селиться в городе Славутиче недалеко от Чернобыля. Там понастроены шикарные дома по импортным проектам специально для вас. Можете выписать сюда и семью.

— Но Славутич — мертвый город! Я знаю это место, оно выморочно.

— Ну вот и хорошо… что знаете, от вас у нас тайн нет. Вы человек образованный. Но жить там будете комфортно, за такими квартирами советские люди всю жизнь безнадежно в очереди стоят. А вам — пожалуйста, напишите расписку о невыезде и хоть сейчас получите ключи. Мы вам даже немножко завидуем. А вообще, по секрету, вам, мужики, крупно повезло. Случись это в известные нам всем времена, всех бы похоронили в саркофаге. А сейчас — перестройка, гуманизьм, плюрализьм!

Я уже ни о чем не думаю, думать осталось недолго. Я же дозиметрист, все понимаю. Прощайте! Ваш „шоколадник“.»

Вот такое печальное письмо. А я, Рыжий, жив до сих пор. Я вам не сын полка, чтоб меня на передовую без права переписки. На хрен мне ваш Славутич, гроб лакированный? Я лучше в «ифе» на голой сидушке свернусь — и до утра. Хрен меня так просто прихватишь.

Я уже был тогда в бандитской фирме Андрея и мне доверили водить его личную «бээмвуху». И за это я к Андрюхе был тогда очень привязан, то есть буквально ни на шаг от него. Он на стрелку — я на стрелку, он на блядки — я на блядки. А как же?

— Какую бы тебе должность изобрести за твою собачью верность? О! Будешь лейб-водилой. Цени!

Дебил до рождения! И как он только бандитом стал? Подумаешь, фирма. После Министерства-то культуры. Но его «БМВ» — это класс! И телки у Андрюхи были классные. Вот что с нами однажды стряслось.

Ехали мы из Борисполя: я, Андрей и две его лейб-сучки. Уже стемнело, настроение было у каждого свое, у меня — паршивое. А чего мне радоваться: машина не моя, телки не мои, и я, Рыжий, уже сам не свой. Еду и думаю наоборот: а чего тебе, хрен маринованный, надо? На фиг тебе эта ворованная тачка, затраханные девицы и голодная свобода?

Отгадайте загадку: в бандитской фирме, а не бандит, в независимой Украине, а не бомж, — кто это? А я сразу отгадал. Я — Игорь Лукич Рыжий. Лука, Лукой, Луки, Луке…

Я гоню не спеша. Дождик закапал. Развезу этих тварей — и домой. Вдруг видим — идет навстречу какой-то мужичок прямо по дороге и рукой нам машет. А в руке что-то блестит. Я чуть притормозился, а Андрюха кричит: