Александр Тавровский - Исповедь пофигиста

— Вы что, укололись?

— Нет, подписались! Такой симпатичный немец, говорит по-русски лучше тебя. Денег сейчас не взял, сказал: после получки. Все о’кей!

Мне Гюнтер тоже улыбнулся и пожал руку. Не, рука не совсем волосатая, так, местами.

— Я не хочу терять с вами драгоценное время, поэтому буквально в двух словах. Курц унд гут! На курсах вы будете получать как бы зарплату. Поздравляю! Фирма сохраняет вам социальный минимум плюс двадцать пять процентов от оставшейся суммы. Не стоит говорить, как вы ей благодарны, просто подпишите эту бумагу, и все ваши проблемы лягут на наши плечи.

— У меня, херр Гюнтер, нет проблем, но я не все понимаю. А когда я не все понимаю, я очень нервничаю, до чесотки в жопе. А когда там чешется, я понимаю еще меньше. Вы прислали всем одно и то же письмо под копирку. Хрен с ним! Но у нас, в Германии, так не принято. Короче, я должен получить письмо на свою фамилию… Ну, там… дорогой херр Лукацкий… Вы меня поняли?

— Боюсь, что да. О’кей! Письмо у вас будет завтра, дорогой херр Лукацкий.

Назавтра Гюнтер лично привез мне это письмо с «дорогим херром».

— Че вы так торопитесь? — говорю. — Что, у вас без меня опохмелиться не на что?

— Только из уважения к вам, дорогой хэрр Лукацкий. Подписывайтесь.

— За что?

— За гостиницу.

— За общагу?

— Гостиничного типа!..

— Нет, это общага хаймского типа и ни хрена больше. Сколько у нее на жопе звездочек? Почем моя конура в сутки? Где швейцар? Меня задолбали дежурством! Чья очередь сегодня мыть гостиничный сортир? Главного администратора? Я, блин, миллионер по жизни, только вчера выиграл в кости. Сколько я вам должен с моих миллионов, господа?

Через три дня Гюнтер снова ко мне. Такой сухой и такой липкий! Как будто я без него не проживу.

— Херр Лукацкий! Вы один не хотите подписать то, что давно подписали все беженцы. Это исключительный случай в нашей практике. Вы мужественный человек, и вы победили! Гостинице присвоены три звездочки, они будут приклеены над главным входом. Какие желаете: пяти- или шестиконечные? Семьдесят пять процентов от вашего состояния переведены в натуральную величину. Теперь ваш люксовый номер будет стоить триста пятьдесят марок в месяц, вахтер переименован в швейцара, все дежурства по хайму отменены — только для вас! Подпишитесь же скорее под вашим триумфом!

— Командир! Я неграмотный человек, анальфабет. У меня дрожат руки, я даже крестик ставлю с трудом. Но я законопослушный пээмжист Германии, чего и вам желаю. Ну не могу я платить вам наличкой, не имею права. Только на конту, по безналу, в присутствии фининспектора. О’кей?

— Херр Лукацкий, вы опасный человек! Честное слово, вас будут хоронить, как президента. Я передам шефу ваше последнее желание. Полагаю, лично для вас мы откроем наш сверхзасекреченный счет на Галапагосах, и тогда вы…

— И тогда я пойду с ним к адвокату. А вы думали в шпаркассу? Херр Гюнтер, только честно: вы не любите фаршированную рыбу? Но почему?

С утра влетает ко мне Кузькина, как пионерская зорька.

— Игорь, вставай! Там тебя люди уже полчаса дожидаются.

— Зачем? Ты же видишь: меня нет дома.

— Ты им обещал вчера.

— Что обещал? Я что, бундесканцлер? Какие мои обещания? Пусть расходятся по камерам.

— Но так нельзя! Фирциной Лене к зубному врачу в Ольденбург, Орловой по пути, а нам с Валей нужно срочно в центр; а потом я хочу представить тебя моему механику на шроте. Поехали!

Ну куда от баб денешься? Поехали с шаговой скоростью: это когда машину можно шагом догнать и все время подтолкнуть хочется.

— Ну, Кузькины, — говорю, — и машину вы мне всучили! Ласточка, шайсе, сто лошадей… Все лошади сдохли, одна ласточка осталась.

— Машина еще холодная, — злится Валя, — к тому же перетяжелена. Ты лучше на дорогу смотри и включи аварийку — пусть объезжают, кому неймется. Нам спешить некуда, тише едешь — дальше будешь.

— Ага! От того места, куда едешь.

Тут и Светка встряла:

— Ты, Игорь, вечно ворчишь, а водить не умеешь. Ты на педаль газа неправильно давишь.

— Учи водилу! А как же ее давить? Руками?

— Не знаю, но как-то по-другому. У нас же она летала!

Я газ до пола: «рекорд» взвыл, обороты четыре тыщи. И так шаг за шагом, как в гору. А Ленка Фирцина — будошница днепропетровская — туда же:

— Я такие большие машины не люблю, я люблю маленькие, их парковать легче.

— А я таких маленьких баб не люблю. Я люблю больших, как барабан, их трахать громче.

В Ольденбурге я развез их всех по углам, а сам поехал на автохаус «опель». Пусть спецы скажут, чому я нэ сокил, чому нэ литаю? Может, Кузькины каку гайку отвернули из подлости, так я им их ласточку обратно верну как не оправдавшую моего доверия. В течение двух недель по закону — пожалуйста!

Немцы закатили мою «опелюху» на яму, облазили ее всю с фонариками, просветили насквозь и вынесли смертный приговор. Короче, в паспорте кто-то подправил год ее рождения: по жизни ей все семнадцать, а по паспорту — всего двенадцать.

Во, блин, как моей прабабке. Она в войну паспорт потеряла. Так писарь-алкаш на глазок возраст определил, и стала она по паспорту на десять лет старше. А что? Окопы рыть не посылали.

— Тебе, — говорят, — бабка, уже не об окопах думать надо.

Так когда ей по паспорту стукнуло девяносто, ее сосед по коммуналке девяностодвухлетний Давид Маркович все время ее терроризировал:

— Нам с вами уже пора умирать, а молодым жить.

А прабабка-то на десять лет себя моложе, ей умирать еще неохота. Она на Давидку очень обижалась:

— Конечно, вам пора умирать — в девяносто-то два! А мне всего восемьдесят! На-ко — выкуси! Умирать!

Мой «рекорд» оказался ржавым, как подводная лодка. И мне, чтобы его оживить, надо две тыщи в него забухать. Немцы очень удивлялись:

— Как же вы на нем до нас доехали? На первой передаче?

— Я и на нулевой могу. Показать? Выходишь и сзади толкаешь, фигурное вождение называется. Не пробовали? Но это все фигня, лучше скажите, что мне теперь, к примеру, с энтим лимузином делать?

— Есть, херр, три варианта: два — шайсе, а один очень хороший. Можете попробовать вернуть его бывшему владельцу, сдать на шрот — за двести марок возьмут. Но лучше всего купите у нас новое авто, например, «опель-тигра». И мы оценим ваш мусор в три тыщи. Идет?

— А сколько, например, стоит ваша «тигра»?

— От сорока тыщ до бесконечности — все зависит от вашей фантазии. Можем сделать хоть с крыльями, хоть на гусеницах. Давайте номер вашего счета: оформим кредит, и вы уедете от нас на новой «тигре».

Ага, номер моего счета. А лагерный номер не хотите?

— Нет, — говорю, — господа, так не пойдет. Этот «рекорд» — наша фамильная реликвия. Прабабушка очень огорчится, если я приеду домой на вашей новой «тигре». Вы не знаете мою прабабушку — железная леди!