Александр Тавровский - Исповедь пофигиста

Для этого Джамали нас баловал водочкой, пиво каждую субботу ставил, мангал с шашлычком, чтоб все сходилось. Я водку не пил, я просил колу, но крыша ехала у всех, и у дома тоже.

Зимой я работал уже с поляком Войциком. Джамали устал за нами следить — холодно, он человек южный. Он дает работу и уходит. Я приношу целый рюкзак газет, и мы весь день палим костер. Костер из березы, ровной и сухой, для пола. Каждая доска в кулечке. Мы ее распаковывали и в костер, чтоб согреться. Ее все равно до хрена, а нас только двое. Если померзнем, кто дом достроит? Согрелись, не согрелись, а два кубометра уже сгорело. Дотла!

Джамали бегает, ищет, найти не может — только пепел. Но он почему-то ему ничего не напоминает. Пока он искал пол, мы полкрыши спалили. Там доски пропитываются какой-то дрянью, чтоб не горели. Когда горел бассейн «Хуфеланд», они только трещали: больше дыма, чем огня, а у нас пылали как миленькие. Мы их распиливали и раскалывали на мелкие щепки.

Сидим, курим, греемся — до обеда, до ужина. Мы вкалываем. Чтоб жена Джамали видела, что мы вкалываем. А Джамали говорим: то забацали и то забацали. Вот, я, например, испачкался. Видите? А Джамали охает, норовит почистить.

Да, мы работали символически, а он платил символически. Значит, надо наехать. Не, не до смерти. Так мы взяли и стенку раком поставили. Она должна упираться в другую стенку, а уперлась в ступеньки. Джамали подымается по лестнице и упирается в стенку.

— Что такое? — удивляется.

— Джамали! Сзади кирпичи какие-то очень длинные.

— Вы что наделали? Где вы стенку поставили? Где чертеж? Вот же где должна быть стенка!

Он даже обрадовался. Наверное, сперва испугался, что это не со стенкой, а с ним плохо. Я говорю:

— Да? Блин, наверное, я не по тому чертежу ставил.

Он:

— Мама родная! Сколько кирпичей извели!

Я говорю:

— Джамали, это ваша вина.

— Что такое? Что такое? Это я стенку ставил?

— Нет. Но вы за нее нам не все заплатили. Это первое. А второе — у Войцика тоже есть выгодное предложение: он хочет крышу спилить. Очень хочет!

— Зачем?

— Ну, он тоже недоволен зарплатой.

Джамали:

— Где мои цетели, где мои цетели (записки)? Это ты писал? Так, считаем! Вот… час на обед долой!..

— Какой обед? Мы работаем без обеда.

Войцик:

— Да! Я уже язву получил, я скоро умру.

Джамали:

— Ладно! В понедельник — без обеда. Но во вторник — с обедом! В пятницу вы три часа проговорили…

— Джамали, так нечестно! О чем мы разговаривали? О работе. Как лучше сделать пуц.

— Я знаю! Вы по-русски все время шушукались. Пальцем махали, говорили, какой я дурак. Да?

А мы с Войциком на свои темы болтаем: о машинах, о том, о сем, тычем пальцем, руками размахиваем. Свободная же страна! Вот, мол, завтра надо поехать (я показываю на стену) и найти авто на продажу. А Войцик в ответ: надо сначала посмотреть в газете (и показывает на цемент). Я говорю: нет, Войцик, в газете мы ни хрена не найдем (показываю на Джамали). А Джамали все это тогда нравилось!

— О! Умные головы! Молодцы!

Войцик же мастер по пуцу. Пуцманн! Он себе цену знает. И Джамали ему цену знает. Войцик предлагает:

— Я сделаю пуц.

— Сколько ты за это хочешь? Я плачу за квадрат две марки.

— За две марки поцелуй себя в задницу, а за двадцать марок я тебе сделаю отличный пуц.

Войцик посчитал школьной линейкой квадратные метры, получилось восемьсот. Джамали перемерял той же линейкой, вышло двести пятьдесят. Джамали вычеркнул окна и двери, унитаз и дырки в полу, а это все считается. У Войцика считается. А сколько нужно промучиться под подоконниками!

Войцик разошелся:

— Я вам покажу, как делают пуц за две марки!

— Договорились! Приеду вечером — посмотрю.

Войцик делает пуц. У него своя идея, у пуца своя. Пуц нужно положить так, чтоб между ним и железной латой газета не пролезла. А Войцик придумал какую-то хреновину: прижимает к стене две рейки, закидает их бетоном, дожмет латой, ставит третью рейку. Подсохло, он их вытаскивает и дальше, а потом подчищает шпателем с водичкой. Филигранная работа! До восьми вечера.

Приходит Джамали:

— Где мой пуц?

Войцик:

— Вот!

А там, короче, полтора на полтора, за весь день. Джамали, как увидел, у него стекла очков развернулись и потрескались.

— Шайтан! Что ты делал весь день?

— Ничего.

— А ты, Иго?

— А я ему помогал.

От пуца он нас отстранил. Принес пилу пилить кирпичи, обыкновенную пилу.

— Знаешь, что это такое?

Я ему из пенопласта выпилил Чебурашку. Он:

— Что это за шайсе?

— Чебурашка.

Джамали к Войцику:

— Переведи!

— Это русский национальный герой из мультфильма. Чебурашка.

— Цебурацка?

Я не стерпел. Это уже оскорбление. Верно?

— Да, Чебурашка, курва, чтоб ты скис, дебил хренов, такую работу обосрал!..

Он говорит:

— О’кей!

Пилить кирпичи ручной пилой нам лень — только мотопилой. Ну, Войцик тоже от работы малость поглупел:

— Цепь, — говорит, — затупится.

— Ну и хрен с ней, с цепью! Мы что, пролетарии? Она стоит всего семьдесят марок, он новую купит или наточит за три.

С мотопилой так быстро пошло: мы за день три стены поставили. Джамали от счастья чуть не упал.

Но как-то он решил перепилить кусок бруса. Че ему это так захотелось? Как гвозди забивать! Пилит, пилит… Он пилит, а пила не пилит. Кто в этом виноват, кроме него? И пилы? А он:

— Что вы сделали с моей пилой? Почему она не пилит?

— Ничего, Джамали, понятия не имеем, что вы с ней сделали.

— Я еще ничего не сделал, я хотел брус перепилить.

Я говорю:

— Вы неправильно хотели. Дайте сюда.

Я начал пилить по всем правилам. Дерево загорелось. Блин! Я добыл огонь! Без спичек, как первобытные люди!

— Джамали! Совсем плохая пила. Выбросьте ее нахрен.

Он взял пилу и чек и с боем всучил ее обратно в магазин.

— Плохая ваша пила! Ничего не пилит, насквозь дерево прожигает!

Во дурак! Видал бы он, как она камни дробит…

Четыре вечера. Мы с Войциком сидим на автохаусе «фиат», машины считаем вместо мух. Что еще делать в конце рабочего дня, в конце ихнего рабочего дня? Когда все уже без тебя продано и отремонтировано? Я сказал Войцику, что «пунто» здесь меньше, чем «уно». А потом посчитал — получилось больше. Значит, нужно считать снова, пока не выйдет по-моему. По-моему не выходит. Такой автохаус! Я говорю Войцику:

— Все, Войцик. Ты проспорил: «пунто» больше.

Войцик не спорит, он смотрит на свою старую «тойоту-корину», турбодизельную, фургонистую. Сколько мы в ней перевезли в Польшу спиртного! Не, в Польше нет сухого закона, даже полусухого. Какой славянин это переживет? Даже понарошку. Но есть проблема с хорошей выпивкой.

А на границе хорошую выпивку не пропускают, поэтому у польских пограничников такой проблемы нет. Но есть проблема эту выпивку найти у нас, потому что наша проблема — с ними не делиться. Они простые, как три польские копейки. Зачем им хорошие немецкие ликеры, тем более к Новому Году? Они им помешают службу нести. А мы ее за них нести не собираемся, у нас праздник души. В нашей «тойоте» двести первосортных немецких бутылок, на любой вкус. Не на продажу, только родным и близким Войцика.