Александр Тавровский - Исповедь пофигиста

— Это совсем не важно, Иго! Ты весь день работаешь, ты должен выпить со мной кофе. Погоди.

Прибегает с горячим кофейником и целой миской недобитой посуды: чашки, блюдца, фужеры всех времен и народов, в цветочках. И в зубах чекушка пива — это для себя.

— Сейчас я тебе налью, — бормочет Вилли и выливает полкофейника прямо на мой новый стол: чашку-то он еще не поставил.

— О, это маленькая катастрофа! Не бойся, все будет о’кей.

И ладошкой сливает кофе мимо чашки на пол.

— На, пей!

— Вилли, ты немножко пьян. Я сам бывший алкоголик, я тебя понимаю. Иди спать.

— Но я же принес тебе подарок. Вот.

Вилли, чуть не плача, ставит на пол миску со стеклом.

Ах ты, господи! Чуть было не прогнал человека с подарком. Это безобразие: уйдет — унесет.

— Тогда сиди тихо. Сиди и смотри.

С третьей попытки Вилли попал задницей на стул.

А через три дня подъезжаю я к нашему паркплацу. Хочу припарковаться, а некуда. Во всю ширину — чей-то «фолькс» с прицепом. Что за шайса? И так той жизни на одну заправку, так тут еще и стать некуда. Пришлось бросить машину у соседского гаража. А это строжайше нельзя. Но ведь и меня кинули. Значит, можно. Какого хрена?

А тут из заднего дворика нашего дома выходит такая охапка дров! Такие гладкие, свежие дрова на двух ножках. Дрова дошли до прицепа и туда свалились. А над ножками показалась голова Вилли.

— Я пилю дрова соседу для камина. Большой заказ! Мы немножко заняли твое место. Никакой паники, за все отвечаю я. Иди домой, камарад. Как кончим, позову.

— Ладно, Вилли, зови. Кончать вам не перекончать.

Вилли прибег через час, весь в опилках, шляпа под мышкой и совсем трезвый.

— Иго! Что ты не идешь? Там соседка выскочила, орет, что не может выехать из своего гаража. Спрашивала, чья машина. Я сказал, что твоя. Такая злая тетка!

Я туда. Тетка действительно злая, хоть вешай табличку «Не подходи — укушу!». Ее гараж, ее грунтштюк, ее Германия! Я говорю:

— Halten Ordnung, bitte! Я не спорю, все ваше, но херр Вилли тоже занял мое место своими дровами. Он сам сейчас все объяснит. Вилли, сукин сын! А где Вилли?

А нет Вилли. Хорош камрад! А он уже на своем балконе цветочки поливает. Я ему:

— Вилли! Ты что, псих? Она меня покусала. Ставь мне теперь прививки от бешенства, в живот.

А Вилли только головой затряс, как еврей на молитве:

— Такая сука, такая страшная баба! Арш ей в лох! Страшней моей фройдин из Бломберга. Я ее всегда боюсь. Ой, а где мое портмоне? Ты не брал мое портмоне? Nein, Gott!

— Вилли! Не ори, как пьяная баба. Что в нем было?

— Все, что угодно! Ключи от квартиры, аусвайс, билет до Бломберга на завтра, шестнадцать марок…

— А фройдины там твоей не было? Ну вот, а ты говоришь — все. Спокуха! Счас я к тебе приду.

У Вилли шикарная двухкомнатная квартира. Правда, вместо кухни ниша с электроплиткой, а вместо ванной — душевая кабинка, но зато сколько пространства для мебели! А сколько мебели! Раньше она вмещалась в одной комнате, теперь он затиснул ее в две. Но если Вилли женится и получит трехкомнатную квартиру, гроб поставить будет все равно некуда. К своей кровати Вилли добирается… черт его знает, как добирается. Скорее всего, по столу, умывальнику и подоконнику. А рядом с кроватью лежит его барабан. Я спать ложусь с молитвой: «Чтоб ты наступил на свой барабан и охрип!»

Короче, я у Вилли. Портмоне пропало без вести. Вилли перебрал уже все известные ему народы, которые могли его свистнуть, теперь на первом месте поляки, чьи девочки живут на первом этаже. Вилли все за них знает: откуда они, для чего и почем.

— Вилли, — говорю, — ты забыл немцев. Плюнь на девочек, вспомни, где ты был вчера, по секундам.

— Днем я был у фройдин в Бломберге. Потом… на автобусе доехал до остановки в Пюрмонте около автозаправки в Хольцхаузене.

Оттуда Вилли шел пешком через парк. Liber Gott! Mein Verstand verloren!

— Я говорил, плюнь на девочек. Так, пройдем по всему маршруту. Бери фонарик, уже темно.

Мы пошли через парк к автозаправке. Вилли всю дорогу страшно пел и орал:

— Война — шайсе! Я был в Америке и там говорил об этом с индейцами. Представляешь, они не знают немецкого. Но я по-индейски им все объяснил.

— Ты говоришь по-индейски?

— Нет, но во время войны мы после бани обязательно растирались водкой или пивом, чтоб не было вшей. Я им это показал, они меня поняли. А в России растираются водкой?

— Дурак! Кто там будет водкой вшей кормить? Там ею выводят глисты.

— Херр Люке хочет продать наш дом за шестьсот тысяч. Идиот! У меня душ течет, когда я не моюсь, а когда я моюсь, воды нет. Фройдин пожила у меня всего месяц. Он пришел и требует:

— Вилли! Ты в договоре один. Хочешь жить с фройдин — плати за фройдин, хоть за двух, хоть за трех. Закон это позволяет, но не бесплатно.

А сам только о фройдинах и думает. А то, что Вилли совсем один-аляйн, ему шайс-эгаль!

— Вилли, тише, ты разбудишь немцев, они мне этого не простят. Ищи лучше свое портмоне.

Вилли пошел по кустам, чуть не залез в озерцо с лебедями, и, наконец, забрался на площадку перед кафе для игры в гольф.

— Вилли! Ступа с метлой! Здесь табличка: вход запрещен. Приедет полиция, подумает, что мы прячем труп.

Ну, мы таки добрались до автозаправки в Хольцхаузене. Нигде ничего.

— Конечно, уже — цап-царап! Как я завтра поеду к фройдин?

— Купи себе новый билет.

— А аусвайс? Вдруг я попаду под поезд? Как они узнают, кто я такой?

— По запаху.

По дороге домой, на самой темной тропинке парка, Вилли остановил какую-то сильно пожилую парочку.

— Господа! Вы, конечно, не брали мое портмоне. Вы же все честные люди!

— Конечно! — гордо ответили немцы.

Дома Вилли снова сел плакать, а я, блин, еще раз прочесал его гадюшник. Я таки нашел его портмоне в целлофановом мешке для мусора! Вилли так обрадовался, что даже забыл сказать спасибо. В эту ночь он пел до утра.

А утром на дверях дома появилась странная листовка за подписью хозяина дома.

«Требуется молодой, сильный, смелый мужчина для выполнения особых заданий, связанных с риском. Желательно из иностранного контингента. Хорошая оплата. Звонить срочно!»

Так! Хозяин увольняет Вилли, и место хаус-мастера освобождается. Блатное местечко! Но что значит: «для особых заданий, связанных с риском»? У немцев все связано с риском, даже обрезание кустов. Я сразу же сорвал объявление. Чего ему теперь висеть, когда и так ясно, кто будет хаус-мастером вместо Вилли? А что? Молодой, смелый, из контигента и мужчина — все совпадает. Звоню!

— Херр Люке? Я готов на любое задание!

— Ах, хэрр Лукацкий! Боюсь, что вы не подойдете. Мне нужен крепкий мужик, гроссе манн.

— Для войны с арабами?

— Нет! Но нужно будет выбивать квартплату, без крови, конечно. Некоторые жильцы мне сильно задолжали. Надо приходить к ним и грозным голосом напоминать о долге.