Факир Байкурт - Избранное

— Быстрее, быстрее! — подгоняли друг друга носильщики. Как только санитар проверил частоту пульса, они схватили Мевлюда-эфенди за плечи и ноги, положили на носилки, с возгласом «бисмиллях» подняли их за ручки и ринулись вниз по лестнице. Преодолевая дорожные заторы и пробки, «скорая помощь» понеслась в больницу. Первоначальное обследование произвел сам главный врач, с помощью нейрохирурга Кямиля-бея. Больному тотчас ввели сыворотку и оставили его в покое.

Тем временем толпа перед кабинетом начальника отдела быстро редела. Начальник тут же назначил новым одаджи Фетхи Гюля.

— Временно, — сказал он, — пока Мевлюд-эфенди не выздоровеет.

— Иншаллах, вылечится, господин начальник, — почтительно отозвался Фетхи Гюль. Но за всю свою долгую жизнь он еще ни разу не видел человека, который полностью оправился бы от паралича. Возможно, его подлечат уколами, таблетками, электрошоком, но уж одаджи ему больше никогда не работать — не только у начальника отдела по делам науки и техники, но и в любом другом месте.

— Укоротился фитиль жизни нашего товарища, — вздохнул Фетхи Гюль, — да пошлет ему Аллах хорошую пенсию! — И он привычно отбарабанил «Фатиху» [109] «Фатиха» — первая сура Корана, заупокойная молитва. .

Мевлюд-эфенди был человеком тихого, спокойного нрава — кто бы мог подумать, что с ним стрясется подобная беда? Родом он из пригородной деревушки Эвдиреше. После того как переехал в город, много лет не мог найти постоянную работу. Перебивался случайными заработками, таскал вещи, грузы. С большим трудом удалось ему устроиться в муниципалитет. Спасибо одаджи Кязыму-эфенди, уроженцу Хатыба, — он помог, через Народную партию. Сначала Мевлюд-эфенди орудовал метлой, таскал бачки с мусором, но не прошло и года, как он перешел на работу в отдел здравоохранения.

— Мой муж чиновником стал! — гордо заявляла Фикрийе-ханым. Она повязывала теперь голову розовым ситцевым платком. В те времена она была худой, как спица, и зарабатывала стиркой.

Сам же Мевлюд-эфенди натирал полы, топил печи, убирал туалет, доливал чернила в чернильницы. На пятый год его жена перестала заниматься стиркой. С тех пор как Мевлюд-эфенди поступил работать в отдел по делам науки и техники, она расхаживала по всему махалле с гордым видом генеральши. Сыновей своих отдала в лицей, дочерей — в институт. Завела знакомство с активистками Народной партии. Но после того, как побывала на пяти-шести собраниях, переметнулась в Партию справедливости; там она быстро выдвинулась, стала просто незаменимой в очень влиятельной женской организации. Одновременно она взялась и за своего мужа, просто плешь проела бедняге. Особенно разожгло ее пыл повышение Вшивого Мемо.

«Не понимаю тебя, — без конца вдалбливала она мужу. — Открой глаза, посмотри, что вокруг делается. Пошевели как следует мозгами, подумай, как в люди выбиться. Неужели ты уйдешь из этого мира таким же голым, как явился в него? Ну почему бы тебе не стать чиновником? Ты говоришь, диплом нужен? Да открой же, я тебе говорю, глаза хорошенько! Мало ли возможностей на службе — не упусти их! Долго ты будешь ушами хлопать?»

Еще будучи в отделе здравоохранения, Мевлюд-эфенди сильно изменился, стал похитрее да поизворотливей. Завелись у него кое-какие приработки. Ну можно ли, подумайте сами, прожить на жалованье одаджи? При нынешней-то инфляции? А ведь надо еще жену и детей кормить. Даже если отказаться от мяса и хлеба, есть только отруби, двухсот тридцати лир все равно не хватит на жизнь.

А возможностей и впрямь представлялось немало. На его глазах ловкачи товарищи совали бумаги парикмахеров, мясников, бакалейщиков, содержателей ресторанов и отелей в самый низ кипы. Сами по себе эти бумаги не всплывут — слишком тяжелы. Само собой ясно, повлиять на окончательное решение, придать несправедливому видимость справедливости не во власти одаджи: тут уж хозяйничают доктора, ветеринары, начальники отделов. Но вот ускорить продвижение бумаг они могут. В большом городе этому отделу работы всегда хватит. Сюда, слава Аллаху, приходится обращаться даже хозяйкам известного рода домов — ну а уж у этих-то деньги, сами понимаете, водятся!

Перейдя в отдел по делам науки и техники, Мевлюд-эфенди долго еще жалел о своем уходе из отдела здравоохранения, где он уже хорошо изучил все возможности. Сокрушался он, однако, как выяснилось, напрасно. В отделе по делам науки и техники приработки оказались еще большими; это он уразумел быстро. Множество запутанных дел: о выделении строительных участков, о строительстве, водоснабжении, разбивке садов и парков, и все с составлением планов, проектов и многочисленными к ним поправками. Разрешались они именно здесь, в кабинете начальника, а ведь не кто иной, как он, Мевлюд-эфенди, состоял при нем одаджи.

Особенно большие возможности Мевлюд-эфенди усмотрел в новом плане застройки города, тогда-то он и сделал самую крупную ставку в своей игре. Прежний мэр, предшественник зятя Чизмеджи, считал, что город необходимо развивать на восток. «На западе расположены земли Чизмеджи, Хельваджи, хаджи Мухиттингиля, — говорил он. — Чтобы скупить эти земли, никаких денег не хватит. У них и без того жирное брюхо, зачем же их еще откармливать? Не лучше ли развивать город на восток — пусть дорожают участки бедноты. На месте Эвдиреше мы разобьем сады и парки, построим новые махалле…»

Этот мэр был человеком справедливым. Говоря о необходимости защищать интересы бедноты, он ничем не выдавал своей неприязни к богачам. Когда составленный бурским архитектором план расширения города был послан в Анкару, в министерство строительства и банк, Мевлюд-эфенди и сделал свою ставку. Ведь Эвдиреше — его родная деревня, и, хотя большую часть своей земли он распродал, у него все еще оставалось дёнюмов тридцать. А там как раз и будут разбиты новые кварталы! Смахивая пыль с нового плана, вывешенного под стеклом в кабинете, Мевлюд-эфенди сосредоточенно обдумывал свой замысел. Мысленно он благословлял начальника — тот не поленился, все своему одаджи рассказал: и где школы будут, и где парки, и где новые мечети… «А ведь как раз рядом с этой мечетью, — осенило Мевлюда-эфенди, — у меня большой участок. Земля, правда, никудышная, ну и что? Два года назад я хотел даже ее продать. И покупатель нашелся: давал мне три тысячи за четырнадцать дёнюмов. Я попросил набросить еще хоть пятьсот, но он отказался. Так дело и не выгорело. Поле все еще мое. А теперь вон оно что получается…»

Он потолковал с заместителями начальников, секретарями и другими служащими. Было очевидно, что его замысел имеет все шансы на успех. На новую территорию предполагалось перевести автобусные станции, гаражи, промышленные предприятия, техническое училище, общественные учреждения, офицерские и сержантские дома и туристический центр. Не говоря никому о своих намерениях, он выложил шесть тысяч лир, прикупил еще восемь дёнюмов с составлением надлежащей купчей, сделал обмер всей своей земли. Хотел было раздобыть денег и купить еще, но слух о предстоящих переменах уже распространился по всему городу. Узнав, что в самом углу принадлежащего ему большого участка планируется возведение мечети, многие поздравляли его: «Сколько уже лет, джаным, ты гнешь горб на этой паршивой работе, и пыль вытираешь, и по поручениям бегаешь. Слава Аллаху, наконец-то и тебе улыбнулась удача!» Тогда вроде бы никто даже не завидовал. Говорили только: «Теперь цена твоего участка резко повысится. Ты заплатил шесть тысяч, проси шестьдесят. Купи себе приличную квартиру с отоплением. Хватит тебе ютиться в этом грязном Бейгюлю. И квартирной платы вносить не будешь, сам себе хозяин. Ты первый узнал, что там будет построена мечеть, поэтому справедливо, что ты поднаживешься на этом деле…»