Катрин Панколь - Белки в Центральном парке по понедельникам грустят

— Да ты что!

— Я же тебе говорил, у нее силенок и яду еще о-го-го. Предыдущая консьержка съехала, у нее сын переводится в другую школу, в пригороде. Так что Анриетта решила сэкономить на жилье. Комната, отопление, телефон — все бесплатно, да еще можно всех жильцов обирать. Уверяю тебя, она там на всех нагонит страху. Знаешь, что я тебе скажу — эту даму не захочешь, а зауважаешь.

— А Шаваль что?

— Шаваль в нокдауне. У него старуха мать умерла, и он вообще свихнулся.

— Умерла скоропостижно?

— Несчастный случай. Сбила машина на проспекте Великой армии. Какой-то министерский сынок проскочил на красный свет. Шаваль до сих пор хнычет… А когда отец его вызвал и сказал ему, что с ним покончено, он даже не нашелся что ответить. Сидел там, рыдал и просил прощения. Тряпка, просто тряпка!

— А Пищалка?

— Она его приютила. Он живет теперь у нее. Судя по всему, она так счастлива, что теперь даже почти хорошенькая. Она показывала папе фотографию: они с Шавалем в обнимку на улице Пали-Као, и знаешь, во что он одет? В джеллабу!

— Ах вот оно, значит, что!

— Бесславный конец бесславного человека.

— Да уж, закрутилась вся эта история и правда будь здоров.

— Весь мир набирает обороты, Гортензия. Он меняется. Вот посмотришь… Нас еще ждет много сюрпризов. Все будет развиваться на бешеной скорости. Так что тебе тоже надо меняться и для начала признать, что ты влюблена в Гэри.

— Мне так страшно, Младшенький, ты даже не представляешь!

— Свои страхи надо преодолевать. Иначе ты останешься как есть и начнешь повторяться. Для тебя это конец. Ты же не хочешь повторяться, дорогая моя? Ты же никогда не боишься. Не бойся и своих чувств. Научись любить. Вот увидишь, это так здорово!

Пришел черед Гортензии примолкнуть. Она приглаживала взъерошенные волосы и теребила уголок страницы.

— А как, Младшенький? Как это сделать?

— Сначала разыщи этот мостик и войди в домик. А там, глядишь, все пойдет само. Все будет хорошо!

— Да где этот чертов домик? Я на днях была в парке, так его и не нашла.

— Это очень просто. Я посмотрел в Гугле. Заходишь в парк с того входа, что напротив твоего дома, идешь по главное аллее, и метров через пятьсот будет киоск с пончиками и водой. Оттуда поворачиваешь налево и дальше прямо до большой зеленой таблички «Дом шахмат и шашек». Там поворачиваешь направо — и перед тобой этот мостик. А там все время прямо.

— Только ты тогда не настраивайся на мою волну, ладно? А то я собьюсь. Мне и так будет трудно…

— Ладно. Ты, главное, сама поменьше обо мне думай. А то когда думаешь, оно само собой настраивается.

В понедельник она стала собираться с утра.

Приняла душ, помыла голову, высушила волосы и побрызгала лосьоном, чтобы блестели. Она тряхнула головой, и в воздухе словно рассыпалась солнечная пыль. Подвела глаза коричневым карандашом, тронула ресницы темно-коричневой тушью, припудрила и слегка нарумянила щеки и совсем чуть-чуть провела по губам красной помадой. Надела то самое черное платье на молнии, которое уже раз принесло ей удачу: в нем она познакомилась с Фрэнком Куком. Пускай оно ей поможет еще раз!.. Скрестила пальцы, подняла глаза к потолку, пробормотала коротенькую молитву. Она не больно-то во все это верила, но мало ли, попробовать стоит.

Она нацепила зеленую босоножку, которую купила накануне, и, спотыкаясь, принялась искать вторую. Куда она запропастилась?.. Гортензия опустилась на четвереньки и полезла под кровать. Ощупью, чихая от пыли, нашла босоножку, сдула с нее пыль и встала перед зеркалом.

«Господи! Если у меня сердце все время будет так колотиться, романтика у нас долго не продлится. Меня придется везти в ближайшую больницу на носилках. Хватит ли у него любви обхватить меня вместе с носилками?..»

Гэри…

Она уронила руки вдоль тела.

Улыбка Гэри… Улыбка столь же неповторимая, как его спина в толпе. Улыбка человека уверенного в себе, но не чересчур. Уверенного, но не заносчивого. Улыбка человека щедрого, который видит весь мир, а потом смотрит на тебя и словно дарит этот мир тебе. Только тебе. Как будто только ты достойна, чтобы мир сложили к твоим ногам. Как будто над миром — ты, ты и только ты.

Людей с такой улыбкой в жизни встречаешь от силы пару-тройку. Оборачиваешься, смотришь человеку вслед и понимаешь, что никогда его не забудешь.

А она чуть было не забыла этого человека, его улыбку!.. Гортензия стукнула себя по лбу сумочкой и обозвала клушей и рохлей.

Она надела большие темные очки, закинула за плечо розовый шарфик в белый горошек, распрямила плечи, сделала три глубоких вдоха, пожелала сама себе удачи и переступила через порог.

Консьерж крикнул ей вслед: «Have a good day!» Гортензия откликнулась так же громко, но голос у нее дрожал.

Она вошла в парк с той стороны, что напротив ее дома. Дошла до палатки с газировкой и пончиками. Налево. Прямо. Зеленая табличка с надписью «Дом шахмат и шашек». Направо, дальше, дальше. Остановилась проверить, не блестит ли нос, не потекла ли тушь, захлопнула синюю пудреницу, облизнула губы, подняла голову… У нее перехватило дыхание. Прямо перед ней, метров через десять, — дощатый мостик.

Гортензия перешла мост и сразу увидела домик: серая бревенчатая избушка с плетеной крышей, засыпанная листьями и ветками, открытая с трех сторон: с севера, востока и юга.

Она вошла в домик. И увидела Гэри.

Он сидел на скамейке и, наклонившись, протягивал белке орех.

Завидев чужую, белка отпрыгнула и удрала. Гэри обернулся.

— Гортензия!

В первое мгновение его лицо выражало только бесконечное удивление, но на него сразу набежала тень.

— Что ты тут делаешь?

— Шла мимо…

— Случайно проходила? — насмешливо переспросил он.

— Я просто шла и дай, думаю, зайду… Я часто тут гуляю в парке. Живу рядом, с южной стороны парка.

— Уже месяц. Я в курсе.

Его голос звучал укоризненно. «Ты здесь уже месяц и до сих пор не пришла, не позвонила…»

— Я знаю, что ты думаешь, — начала Гортензия.

— Неужели? Какая умница…

— А то.

Она посмотрела на него в упор, сняла очки и глянула ему прямо в глаза. Медленно выговаривая каждое слово, чтобы они ему запомнились, произнесла:

— Послушай меня, Гэри. Я не получала твоего сообщения на автоответчике, когда ты уехал из Лондона. Поверь мне. Я только потом узнала, что ты звал меня с собой. И мне было очень больно и обидно, что ты уехал без объяснений. Я на тебя злилась. Долго злилась…

Гэри теребил остатки орехов в пакетике, давил их пальцами, крошил и бросал на пол.

— Я знаю, что ты купил мне билет на самолет. Но я это только совсем недавно узнала. Я так злилась, что даже не сразу тебя простила. Я думала, у нас с тобой по-прежнему война. А потом мне вдруг расхотелось воевать…