Аркадий Макаров - Парковая зона

Вдруг шагах в десяти от поста кто-то потаенно чихнул или кашлянул. Пружина страха, разжавшись, бросила Метелкина под спасительные литые траки установщика.

И тут, ломая кусты, в сторону шарахнулось то неведомое, от которого Ивана между лопатками долбануло стальным рельсом. Забыв крикнуть «Стой, кто идет?!», он, нажав на спусковой крючок, полоснул от плеча очередь на возникший шум.

Из ствола полыхнули красноватые метелки прерывистого огня.

По-бабьи взвизгнув и затопав тысячей ног, кто-то бросился в лес, ломая все на своем пути.

Иван все метал и метал огненные брызги, пока не опустел рожок, и автомат не замолчал.

Откинув пустую коробку, он вставил запасной рожок, и снова в грудь бешено заколотил окованный сталью приклад.

Тряска в плече быстро прекратилась, и стало так тихо, что Метелкину стало слышно, как колотит в виски кровь и, остывая, потрескивает ствол автомата.

Распахивая настежь ночь светом огромных фар, тут же на звук автоматных очередей примчался дежурный штабной «газик» с начальником караула и несколькими солдатами из бодрствующей смены.

Метелкин уже стоял наизготовку, не зная, что говорить в свое оправдание. Выстрелы в карауле, на посту – это всегда ЧП, за которым следует дознание и выводы.

– Там! Там! – кричал в горячечном порыве Иван, показывая автоматом в кусты ежевики, в которых путался свет фар.

Сам начальник караула с солдатами прочесали все вокруг и не обнаружили никого.

– Ну, все! Допрыгался! Завтра передам тебя особисту, трус поганый! – зловеще прошипел начальник караула. – Соску бы тебе в рот засунуть. Наберут в армию дураков, а ты за них отвечай!

Метелкин крутил головой по сторонам, пытаясь доказать, что он стрелял по врагу, затаившемуся в кустах.

Конечно, с караула его сняли.

Сослуживцы над ним подтрунивали:

– Паникер ты, Метелка! В разведку с тобой никто не пойдет!

Подобных случаев стрельбы на посту в армии было много, и Метелкин знал, что ждет солдата, нарушившего караульную службу: или дисциплинарный батальон, или, при лучшем исходе дела, высылка в Союз на Новую Землю, где, по слухам, испытывали атомные бомбы.

– Хлебать тебе кисель клюквенный на Северах! – вторил ребятам и сам старшина-хохол.

А он-то все про всех знал.

С майором, Петей-пистолетом, начальником особого отдела части, прозванным солдатами так за свой негнущийся палец правой руки, сломанный при дознании какого-то упрямца, у рядового Ивана Метелкина был разговор долгий и обстоятельный.

Майор спрашивал отвлеченно: как служишь, какие разговоры ведут солдаты, и всяческую другую ерунду. А о происшедшем – ни слова.

– Иди пока в казарму! – сказал особист, задвигая письменное объяснение солдата Метелкина в стол. – Потом решим, что с тобой делать.

Вечером, уже после отбоя, старшина поднял Ивана и коротко спросил почему-то:

– Воротничок чистый?

– Только что подшил. Так точно!

– Тогда иди в штаб!

– Зачем? – дрогнул голос у Метелкина.

– Отставить разговоры! Там тебе все скажут.

Приходит провинившийся солдат в штаб, который располагался как раз напротив их казармы. Одноэтажное краснокирпичное здание времен гитлеровского рейха.

– Разрешите? – отворяет дверь начальника штаба. – Рядовой Метелкин по вашему приказанию прибыл! – отвечает по уставу, а у самого коленки дрожат.

А начальник штаба, надо сказать, был мировой мужик, участник Великой Отечественной войны, академий не кончал. Учился больше у жизни. Это он в первый раз спас солдата Метелкина от неизбежного трибунала, когда тот заснул возле полкового знамени.

Три часа ночи. Никого нет. Тепло, тихо. Одни мыши шуршат. По стойке смирно, как требует устав караульной службы, долго не простоишь. Вот рядовой Метелкин и присел на корточки возле стеклянной пирамиды с боевым знаменем части.

Вдруг оглушительный удар по затылку:

– Стоять! Кому сказал?!

Пружина Метелкина выбросила по стойке смирно. Перед ним глыбисто покачивался начальник штаба, майор – «отец солдат, слуга народа». Карман галифе пузырит солдатская фляжка.

В ракетных войсках тогда, да и сейчас, спирту немеряно.

Во избежание всяческих инцидентов заведовал этим стратегическим складом как раз начальник штаба.

Вот он и пришел разогнать бессонницу: жена со взрослыми детьми в Союзе, а что ему делать одному в холодной постели?

Глаза у майора веселые:

– Стоять!!

Стоит рядовой Метелкин, корчится, вроде как от боли в животе.

– Схватило, товарищ майор. Не могу…

– Ах, ты, дристун, мать твою мать! – и давай солдату ухо крутить.

Тогда все обошлось. Но на этот раз – вряд ли.

– Товарищ майор, рядовой Метелкин прибыл по вашему при… приказанию!

Голос у Метелкина дрожит, срывается. Пробкой горло заклинило. Колени слабнут. Думает: «Щас бить будет!»

Майор встает, протягивает испуганному солдату руку:

– Молодец, сынок! Бдительность на посту проявил. Вот, на тебя приказ оформил – десять суток отпуска домой, не считая дороги. Из тебя хороший боец получится.

Обнимает Ивана. Забыл, что месяц назад драл его за уши – не нарушай Устава караульной службы при знамени части. Пост № 1 – серьезный пост.

Теперь вот благодарит. Оторвал солдата от пола:

– Ох ты, легонький какой!

Глаза у майора блестят – выпимши, конечно. Смеется:

– Ты, боец, полвзвода немецких харь вчера ночью завалил. Благодарю за службу!

– Служу Советскому Союзу! – орет Иван во всю глотку, еще не понимая, что произошло.

– Так, – говорит майор, – иди к старшине, пусть он тебя сухим пайком снабдит. Завтра в Дрезден на сборочный пункт тебя отвезут. Вот мать обрадуется… – майор по-отечески похлопал Метелкина по спине. – Ну, иди, иди!

– Есть! – отвечает солдат и вихрем выносится из кабинета.

Старшина еще не спит. Влетает Иван в каптерку. Одышливо докладывает слова майора.

– Да не тарахти ты! Сам знаю.

Старшина, здоровенный хохол из сверхсрочников, указывает солдату глазами на стол:

– Садись, салажонок! Садись!

Старшина пирует. У него на столе большой оковалок мяса, графин со спиртом. А с чем же еще? Несколько ломтей крупно нарезанного сыра. Старшина тоже выпимши. Он тоже одинок. Ему скучно.

– Ты спирт когда-нибудь пробовал? – спрашивает.

– А то нет! – духарится солдат. – В монтажниках, где меня учили, приходилось и не то глотать.

– Ну, тогда пей неразведенный. Я посмотрю, какой ты питок.

Иван налил из тяжелого с гранеными стенками графина в алюминиевую кружку.

– Э-э, мы так не договаривались! – старшина отливает себе, оставляя солдату на палец от донышка. – Вот теперь хватит.

Метелкин спешно вытирает губы, опрокидывает в себя кружку и судорожно шарит по столу – чем бы потушить огонь в гортани.