Елена Катасонова - Бабий век — сорок лет

Телевизионная дикторша, обаятельно огорчаясь, уговаривает народ больше двигаться, пугает болезнями сердца и ожирением, только кого она уговаривает? Мы бы и двигались, дикие современные танцы — прекрасная ведь гимнастика, — да негде и вроде уже не принято. Даже в компаниях сиднем сидим за столом — едим, пьем, пьем, едим…

Даша наслаждалась музыкой, ритмом, чувствуя на талии руку Андрея. Что-то давно ушедшее, молодое напомнил ей этот танец. Ну да, это же "Арабское танго", мелодия ее юности…

По субботам в гостиных на Ленгорах всегда были танцы. Одна гостиная на два этажа, всего в общежитии этажей восемнадцать, значит, девять танцзалов. И можно потанцевать тут и мелькнуть там, поменять общество и подразнить того, кто сейчас за тобой бегает, вообще скрыться от любопытных взоров на чужом факультете. И вот однажды это танго Дашу спасло.

Она поссорилась тогда с Борькой, ходила сама не своя — в юности все острее, страдания тоже. Еле дожила до субботы: знала, что он придет в их гостиную. И он пришел, но не один. Медленно раздвинулась полированная дверь лифта, и Борька надменно ступил в холл, изысканно поддерживая под локоток модную меланхолическую блондинку. Он еще что-то ей говорил, а она отвратительно по-хозяйски слушала. — Дашин Борька! Целовались на заснеженных улицах, мечтали, как будут жить вместе, Даша собиралась даже в Борькин город — знакомиться с его мамой… Ревность полоснула так, что закружилась голова и стали ватными ноги. Надо было уходить, сейчас же, немедленно, но она не могла двинуться с места.

— Дашенька, что с тобой? У тебя лицо…

Мохаммед с физфака, высокий араб с черными ласковыми глазами, не нашел русского слова, неопределенно помахал рукой.

— Пригласи меня, скорее!

— О-о-о, Борька… — все понял. — Пошли, Даша, сейчас мы его убьем!

Он прижал Дашу к себе, томно прикрыл глаза и заскользил в танце — арабы на Ленгорах слыли танцорами самыми лучшими.

— Даша, он смотрит, смотрит, он уже не танцует! Слушай, он набьет мне мор-р-р-ду! Даша, тут такие слова…

И он стал шептать ей о любви и страсти, тоске и разлуке, не забывая при этом комментировать реакцию коварного Борьки.

Кончилась музыка, Мохаммед обнял Дашу за плечи, и тут возникла перед ними насмерть перепуганная Зульфия — всегда была праведной, сейчас у себя, в Таджикистане, доктор наук. Она схватила Дашу за руку и зашептала испуганно:

— Я тебя умоляю, идите на другой этаж, на другой факультет! Посмотри на Бориса — он же драться полезет!

Даша удивленно подняла брови:

— А он разве здесь? Хорошо, мы уйдем.

И победительницей отправилась с Мохаммедом пить кофе.

— Даша, кофе делаешь ты, идет? В конце концов, я рисковал жизнью, имею я право на отдых?

— Имеешь, имеешь, имеешь!

Борька в отчаянии смотрел им вслед, но что он мог сделать? Он даже догнать их не мог: рядом с ним, как привязанная, уныло стояла блондинка, с трудом найденная, уговоренная, привезенная с другого конца Москвы назло Даше. Господи, какими же они были смешными: так изводить друг друга! Не жалеть ни сил, ни времени в борьбе самолюбий…

— Знаешь, Андрей, это танго?

— Что-то не помню.

— Ну как же, когда-то вся Москва его танцевала!

— Вся Москва, говоришь? А ты его с кем плясала?

— С Мохаммедом, из Египта.

— Ох уж это мне время открытых дверей!

— А что? Прекрасное было время: разрядка…

Официант принес на огромном блюде упоительный натюрморт, налил в бокалы вина. Андрей был весел и легкомыслен, и был он, как всегда, щедр. Он был транжирой, таким же, как Даша, и это редкое для сегодняшних мужчин качество очень ей нравилось. Он и деньги вытаскивал откуда-то из карманов, обходясь без дорогих и красивых бумажников, он и счета не проверял никогда, и проницательные официанты бессовестно этим пользовались. Может, он такой потому, что нет у него ни жены, ни детей, а зарплата большая? Но у Валерия тоже нет никого, а как выразительно платил он в том погребке, прямо кровной была потеря! Зато Валерий в дубленке, и есть машина, японская стереофония, зато он собирает библиотеку, толкаясь и торгуясь на черном рынке, и квартира у него наверняка получше, чем у Андрея. Почему ж он звонит до сих пор, жалуется на пустоту — у него же все есть? Конечно, — если б умел он вкалывать с таким азартом и удовольствием, как Андрей… Но тогда не был бы он Валерием…

— Расскажи мне, Андрюш, о твоих планах, — попросила Даша. — Никак не пойму, почему ты все ездишь — то в Среднюю Азию, то в Казахстан? Работаешь вроде в Москве…

Через месяц он снова исчезнет, хорошо хоть, что совпадает по времени с ее экспедицией.

— А как же, Дань? Общесоюзные стройки, и Москва — как донор: вся подземка, все инженерное обеспечение наши. Сами они не справятся, да и нечестно валить все на них! Слушай, вот в прошлом году был у нас случай…

Андрей расхохотался так заразительно, что засмеялась и Даша, еще не зная, в чем дело.

— Тянули мы водопровод, дошли до сварки. Вечером все закончили, завтра варить… В одну из труб спрятали бревно…

— Зачем?

— Как — зачем? Чтоб не сперли.

— Да кому оно нужно, ваше бревно?

— Ну, Даня, кому-нибудь да понадобится! И не нужно, а раз валяется, стащат… Утром явилась новая смена, про бревно, сама понимаешь, никто им не доложил. Пристыковали трубу, пошли дальше, стали прессовать, а задвижка не закрывается. Что за дьявол? Чертежи там, ГОСТы, трали-вали — все верно, все тютелька в тютельку, а она не закрывается, хоть сдохни! Не можем найти причину, пришлось остановить работы. Потом плюнули, вскрыли задвижку. А ты знаешь, что это такое — вскрыть задвижку?

— Нет, конечно.

— Надо пригнать кран, развинтить болты и потом поднять ее краном. Представляешь, какая работа? Подняли — а там бревно, всего-навсего!

Андрей расхохотался снова. Надменно повернулась какая-то дама: загорелое мужское лицо, смелые глаза смутили. Крошечными, трассирующими зрачками дама прошила Дашу насквозь и отвернулась, почему-то сердито. Андрей ничего не заметил — все рассказывал про свою трассу, как про живое существо, в высшей степени симпатичное, хоть и не очень послушное, про "мертвую дорогу" от Салехарда к Игарке — в пятьдесят третьем заморозили, и правильно сделали — дорогая, собака. Но недавно один участок взялись достроить: Юра, главный инженер, доказал рентабельность. Зверь мужик, все пробил!

— У него на трассе, Данюш, сухой закон. На участках вообще выдают только часть зарплаты, остальная хранится в центре. Но и там спирт днем с огнем не сыщешь. Мужики плюются, Юрку бранят почем зря, а на Большую землю не уезжают: интересно он все раскрутил, да и деньги серьезные. Отвалят в отпуск, все больше в Сочи, грозятся: "Ни за что не вернусь, пусть другие уродуются…" Отгуляют свое, спустят денежки и назад… Дань, тебе интересно?