Анатолий Тосс - Почти замужняя женщина к середине ночи

И вообще, если со стороны, а мы оглядывали их прощальными взглядами только со стороны, то смотрелись они приподнятыми, полными впечатлений, на эмоциональном таком подъеме. Да и было отчего – в театре побывали.

Так и рассекали они поздневечернюю Москву. Победно, жизнерадостно, и даже по походке было видно – вот счастливые женщины идут. И прохожие тоже смотрели на них и тоже оглядывались, потому что счастье всегда притягивает. Даже если это чужое счастье.

Вот и нам хотелось крикнуть, остановить их, вернуть – неудержимо хотелось. Но мы сдержались, так как не могли мы.

А могли повернуться и поплестись совсем в противоположную сторону, и портфель почему-то попал в мои не стремящиеся к нему руки. И некстати это было, потому что он был действительно очень тяжелый.

В общем, через какие-то полчаса нашли мы себя совсем в другом, тоже неплохом месте. В очень просторном, практически уходящем под горизонт полуподвальном помещении, который кто-то называл «клубом», а кто-то по-простому – «Подземной горкой». Сейчас поясню.

Дело в том, что в Москве присутствует улица Архипова. Кто такой Архипов – я понятия не имею. Хотя помню, что висит там мемориальная доска с пояснением, которую я, впрочем, так никогда и не прочитал. Но раз висит доска, то, видимо, Архипов был какой-нибудь большевик, подло убитый эсерами до тридцать седьмого года.

Так вот, на этой улице расположился в обильно расширенном подвальном помещении некий клуб, в который, особенно в выходные вечера, каждый может прийти со своим любимым музыкальным инструментом. С гитарой, например, или тромбоном, и в своем отдельном уголке исполнять особенно запомнившиеся песни. Как правило, собственного сочинения. Хотя и не только.

А слушатели могут свободно мигрировать от исполнителя к исполнителю и поддерживать их всех по очереди. Иными словами, такой оплот самодеятельного народного творчества. Этакий фестиваль доморощенной песни, перенесенный с летних лугов, костров и полей в зимнюю Москву. А так как улица Архипова действительно улица горбатая, то и клуб называется «Подземная горка». Или просто «Горка».

Вот мы хоть и редко, но посещали эти музыцирования. Прежде всего из-за их импровизационной, свободной, неформальной атмосферы. А еще потому, что эта атмосфера привлекала не только нас. Но и обилие симпатичных молодых лиц обоих полов, и все с подходящим для нас эмоциональным настроем. Хотя один из полов нас интересовал лишь постольку-поскольку.

И это при том, что мы по большей своей части люди совсем не клубные. Потому что в основном клуб – это музыка, танцы, зрелище и снова музыка, только еще более громкая. То есть клуб – это когда темно, тесно, шумно и не совсем слышно соседа. Иными словами, клубы притягивают в основном любителей звуков, движения и снова звуков, только еще более громких.

А мы – люди слова (которое, напомню, было в начале). Мы комфортнее всего себя ощущаем во время спокойного семантического построения, нас ушами надо внимать, мы тогда на подкорку усиленно влияем. Вот и получается, что слово – наше самое действенное оружие, не танец, не музыка, не песня, а именно слово.

Потому что словом, при правильном его употреблении и при определенном развитом с детства навыке, добиться можно многого. Особенно у женщин, потому что они вообще, как известно, наиболее доверчиво чувствуют именно слова. И именно ушами.

Вообще-то наше любимое место – Инфантова комната в его коммунальной квартире на какой-то Ямской-Тверской, в которой мы часто и коротали вечерние наши часы. (Почему она все еще коммунальная, я попозже объясню.) Но чтобы не было нам в ней одиноко, чтобы не наскучили мы друг другу, нам порой приходилось заполнять ее вполне интеллектуальными собеседницами. Которых нам все время не хватало в количественном отношении.

А все оттого, что не каждая интеллектуальная собеседница может вынести, когда ей каждый вечер вешают лапшу на уши одни и те же люди. К тому же, как правило, одну и ту же лапшу.

Поэтому и происходила у нас чрезмерная текучесть собеседниц. А значит, список надо было регулярно пополнять.

А как его регулярно пополнять? Вот и приходилось нам совершать вылазки в места скоплений потенциальных собеседниц. Желательно туда, где если мы и начинали заманчиво говорить, то чтобы нас могли в общем гуле услышать и понять.

Так вот «Горка» в связи с отсутствием в ней динамиков, а еще в связи с подходящим интеллектуальным контингентом более-менее нам подходила. Так что мы туда и наведывались иногда.

И один из таких набегов выпал именно на сегодняшний вечер.

К тому же нас там ждала наша незаменимая Жека, которую мы в подобные места запускали заранее. В качестве подпольного нашего лазутчика. Пусть осмотрится, приглядится, оценит ситуацию, внедриться в заранее отобранные ею ряды. Проведет с помощью недюжего своего обаяния предсъемную обработку. А потом передаст их, тепленьких, нам.

Потому как девушке внедриться в девичьи ряды не представляет вообще никакого труда. Особенно Жеке с ее многочисленными талантами. Иными словами, Жека была такой «пятой колонной» внутри осажденного нами женского стана. Или, если по-другому, наш «Троянский конь». Хотя внешне она была хрупкой и очень миловидной. И вообще, схорониться внутри нее взрослому человеку было абсолютно невозможно.

Да что там говорить, много добрых слов мог бы я произнести о Жеке. И произнесу, но не сейчас, а как-нибудь в последующих историях.

Сейчас же скажу только, что без нее мы бы многое потеряли в нашем чисто мужском союзе. Без нее – мы бы выродились в банальное сочетание «трех товарищей», многократно описанное и в немецкой, и во французской литературе.

А вот с ней, с Жекой, мы подходили толь-ко для русской литературы. Потому что какой иностранной литературе мы все вместе с вами сдались?

– Жека, – поздоровался я с ней, – там Инфанта внутрь зала не пускают, потому что у него портфель тяжелый. А с портфелем его не хотят. На него и без портфеля косятся подозрительно… У тебя ничего нет подходящего, чтобы в портфель заложить? Чтобы создать законное основание для проноса портфеля в помещение?

– Да на, держи, – без раздумья нагнулась куда-то вниз Жека и достала оттуда что-то лохматое.

Я пригляделся – оказалась собачка, маленькая, веселенькая, почти игрушечная. Я взял в руки. Повертел, потормошил, выяснилось, что она живая.

– Подойдет, – поблагодарил я всегда изобретательную Жеку, у которой постоянно все нужное находилось под рукой. А потом с собачкой на руках я пошел за Инфантом с Илюхой, поджидающих меня снаружи.

Они, кстати, совсем не томились скукой, а наоборот, бутылка с сушняком бойко гуляла меж их рук. Я открыл портфель – в нем как раз нашлось место для кудрявенькой собачки миниатюрной комплекции. Она и замаскировала все бутылки, прикрыв их своим волосатым теплым тельцем.