Николай Беспалов - Встречи на ветру

В «Москвиче» пахнет то ли прогорклыми овощами, то ли отсыревшими портянками. В такой, с позволения сказать, атмосфере я долго не протяну. А водитель этого автомобиля явно не торопится.

– Вам к «Пекину»?

– Я же Вам скала, гостинца «Дружба».

– Это для хрущевцев она «Дружба», а для нас, сталинских соколов, все равно «Пекин».

Владелец «Москвича» оказался говорливым.

– Ваш Хрущев, – я не возражаю, – рассорился с Мао Цзэдуном в пух и прах, идиот, и мы получили Доманский. Дружба, – язвительно процедил он. – Какая дружба теперь? Уважать надо китайцев. Они не чета нам.

Машина выехала на улицу Горького. Виден своеобразный силуэт здания гостиницы. Он поражает столицы своим великолепием.

– Чтоб Вы знали, гостиница «Пекин» – памятник истории и культуры. Начали строить при Сталине, а открыли при Никите. Не хвастаясь, скажу: я присутствовал на её официальном открытии.

– Вы строитель?

– Я-то?

Машина свернула с улицы Горького.

– Нет. Я служил на Лубянке.

Мне все стало ясно: чекисты до сих пор чтут память Сталина. И не они одни. Генеральный секретарь Леонид Ильич Брежнев тоже уважительно отзывается о Верховном Главнокомандующем.

– К главному входу нам с моим «Москвичом» не по чину. А чемодан ваш дотащу, не извольте беспокоиться. Мы, москвичи, народ культурный. Не то, что пришлые. Понавезли лимитчиков, не продохнуть.

Подобные речи я слыхала и в Ленинграде. А кто, я вас спрашиваю, будет в непогоду класть кирпичи? Или стоять у револьверного станка, от которого к концу смены в волосах, как ни укрывай их, набьется столько пасты ГОИ, что хоть налысо стригись.

У входа в гостиницу мы распрощались.

– Меня Василем Павловичем зовут. Чтоб вы не подумали, что я кого-то боюсь. Отбоялись мы. И на, вот, держите.

Сунул мне мои два рубля.

– Я по дружбе Ваське услужил. Он у меня в отделении старшиной был. Высококлассный взрывник. Вы о партизанах определенно читали, а настоящие партизаны это мы, разведдиверсионные отряды НКВД.

Переступив порог гостиницы «Дружба», я оказалась в просторном и светлом холле, выдержанном в классическом стиле с колоннами и мраморной лестницей. Мой багаж тут же подхватил молодой человек в униформе.

– У Вас заказано?

– Да.

– Тогда Вам к администратору, я провожу Вас.

В холле малолюдно и тихо.

Из ста тридцати четырех номеров мне предоставили номер на девятом этаже. Лепнина, бронза, ценные породы древесины, то тут, то там картины известных советских художников. Дополняет интерьер роскошь гранита и мрамора.

В номере свежо. Семьдесят девятый год, и до этой гостинцы добрался прогресс, работает кондиционер. Большущая кровать застелена красивым бельем, на прикроватных тумбочках по два полотенца.

Постучали в дверь. До чего хороша горничная! С неё картину писать.

– Добро пожаловать. Просьбы, претензии есть?

– Откуда? Я только вошла.

– Тогда, если нет, предложу вам завтрак в номер. Это входит в стоимость номера.

– Завтрак в номер – это что-то из жизни буржуев.

– У буржуев, как Вы изволили выразиться, не все так уж плохо. Кроме того, бесплатный завтрак в номер предоставляется один раз. В день заезда.

Горничная ушла, оставив запах духов «Красная Москва». Интересно, какое у неё образование. Я слышала, что в гостиницы такого класса берут людей с высшим образованием и со знанием английского языка.

Надо бы распаковать багаж, но откуда я знаю, сколько буду тут жить, и потому решаю выложить из своего чемодана самое необходимое. Задумалась я: а на какой срок снял этот номер Максимилиан? От всей этой роскоши я как-то растерялась и не спросила о сроках администратора. Опять постучали. Горничная вкатывает тележку. Быстро, однако. Я не успела и умыться с дороги.

– Приятного аппетита, – улыбнулась и ушла.

Завтрак. Яичница из двух яиц, два бутерброда, с колбасой и сыром, черный кофе в кофейничке и сливки. Большое красное яблоко и сдобная булочка с маком. Так я никогда не завтракала. Даже тогда, когда хозяйство вела Антонина.

После такого завтрака и ночи без сна и в тревогах меня, естественно, потянуло в сон. Спать на свежем, хорошо пахнущем белье одно удовольствие, а снился мне желтушный мужчина. Будто он пытается овладеть моим телом, я извиваюсь, как змея. От него разит серой. «Он черт!» – кричу я и просыпаюсь.

Надо же такому присниться. Определенно, в Москве мне не жить. Все началось с дороги. Сначала Максимилиан Максимович заболел, потом этот желтушный из соседнего вагона. И эти двое, носильщик и его бывший командир, какие-то не нормальные.

Номер слишком шикарен для меня, бывшей подсобницы на складе Метизов, девочки из Жданова, у которой папа был стивидором в порту, а мама работала в рабочей столовой. Ну и что, что некоторое время работала в обкоме профсоюза, а уволилась с должности начальника управления. Сидит во мне провинциалка. Ох, как сидит.

В номере душ; стоя под горячими струями его, я постепенно прихожу в себя. Поживу тут столько дней, сколько оплатил Максимилиан Максимович, и уеду в Ленинград. Не пропаду. А что МГИМО? Не удалось стать дипломатом или кем-либо иным из сферы внешних сношений, так и это не трагедия.

Хороший завтрак, душ сыграли свою роль, я взбодрилась. Пора выйти в Москву. Именно так я определила свою прогулку. Грех не воспользоваться случаем и не побывать в Третьяковской галерее, Музее изобразительных искусств и, если удастся, посетить мавзолей Ленина. Но прежде я уточню срок своего пребывания в гостинице. У стойки администратора небольшая очередь. Встала в конец. Жду. А пока какой-то человек в тюбетейке пытается на плохом русском языке объясниться с портье, я разглядываю публику. Народ все солидный, хорошо одетый. Открывается дверь, и показывается человек, облик которого мне знаком. Секунда-другая, и я узнаю: это Игнатьев Петр Петрович. Честное слово, я обрадовалась так, как будто увидела родного человека. Он почти не изменился, если только немного раздобрел, появился животик. Одет скромно: серый костюм, белая сорочка и не броский галстук. Идет сюда, на ходу надевает на нос очки. Мгновения, и мы встречаемся взглядами.

– Ба! – громко, так, что люди оборачиваются, говорит он. – Это же Ирина Тиунова!

Народ вперился взглядами в меня: что за фигура?

– Петр Петрович, – отвечаю я. – Это я.

Нашу встречу наблюдали все, кто находился в этот момент в холле. Стоят двое и обнимаются.

– Ты что тут делаешь? Мест нет? Это не проблема.

– У меня номер на девятом этаже.

Он не дает договорить.

– Хочешь выше или ниже? Устроим.

Граждане поселяющиеся как вперли взгляды в нас, так и не отводят глаз. В этой заводи шика, люкса и престижности – и такое: громкое, откровенное, раскованное явление. Думаю, она меньше бы удивлялись, появись перед ними сам Иисус Христос.