Николай Беспалов - Встречи на ветру

Это его слова. И еще.

– В экономике их цель – развал производства, и через это – создание искусственного дефицита продовольствия.

А теперь у меня на кухне немолодая уже женщина, не имеющая высшего образования, но от природы наделенная острым умом, высказывает свои суждения по этим вопросам, и я диву даюсь, насколько они прозорливы.

– Ты слышала, в Литве что надумали? Они решили отделиться, а наш Ельцин их поддержал. Он чем думает, как ты считаешь? Определенно, не головой. Саша говорит, что это все происки жидов. Я так не думаю. У нас евреям не жизнь, а малина. Всё артисты, музыканты и академики.

Яичница готова, и мы принялись за неё. Вернее, кушала Антонина, а я так, была рядом. Нашлись у подруги и соленые огурцы. Их Тоня поедала с завидным усердием. Я не утерпела и спросила:

– Тоня, ты, случаем, не беременна?

– Такое в нашем возрасте по случаю не происходит. Девять недель уже. Аборт делать поздно, и Саша настаивает на том, чтобы я рожала. Он одинок и силен. Говорит, где один ребенок, там и второго прокормим. У него дом в садоводстве в Новой Ладоге.

Знала бы я, что там мне придется скрываться от моих врагов летом 1997 года!

Потом мы с Тоней пили чай, и я курила, выпуская дым в форточку. О коробочке вспомнила Антонина.

– Я твою коробочку сберегла. Держи.

Приятная тяжесть легла мне в ладонь. С этого мига я ощутила себя не менее чем Биллом Гейтсом.

– Давай выпьем.

– Мне лучше не пить.

– Тогда я одна выпью.

Осень в Ленинграде в самом разгаре.

Я слышу ребячий гомон. Тут на меня накатило. Я вспоминала Толика. Слёзы потекли по щекам сами собой.

– Ты что, Ирина?

– Толика вспомнила.

– Поплачь.

Слезы высохли.

– Вот и молодец. Какие наши годы. Ты ещё родишь.

– Ты шутишь. Мне сорок четыре года. Хочешь, чтобы я умерла при родах?

– А мне сколько? Врач мне сказал, кесариться будем.

– Убедила, но кто на меня позарится? Стара я для любовных приключений.

Если бы кто-нибудь услышал наш разговор, решил, что это беседуют пациентки психиатрической больницы.

Наверное, мы бы и дальше продолжили обсуждение этой животрепещущей темы, если бы не позвонили в дверь.

– Ты ждешь гостей? – спросила Антонина.

– Какие гости, если я приехала вчера?

– Тогда это из органов. Ты шпионка, и тебя пришли арестовывать.

Так шутит моя подруга, а я иду открывать.

– В дом пустишь?

Передо мной стоит Вера Петровна, моя первая начальница.

– Засиделась вчера у подруги до ночи, переночевала и вот, решила все же зайти к тебе. Антонина у тебя?

Узнаю бригадира. Все такая же деловая, командные нотки в голосе.

– Мы с Антониной только позавтракали.

– Распустились совсем. Кто же в такое время завтракает? Обедать пора.

Не стану я ей возражать, что, мол, сегодня выходной. Сама сообразила.

– Впрочем, сегодня воскресенье, можно расслабиться.

Антонина подала голос.

– Товарищ начальник, нечего на нашу иностранку наседать. Идите сюда.

Вера Петровна пришла не с пустыми руками.

– Вот, девочки, удалось отоварить талоны. Буквально с кровью вырвала кусок говядины. Говорят, в области коров забивают. Кормов нет.

– Вера Петровна, мы с Ириной яиц наелись.

– Так я и не предлагаю сейчас мясо жрать. Вы что, меня прогнать хотите?

Я успокоила Веру Петровну, усадила за стол и налила водки.

– Это дело, а то в глотке сушь.

Выпили. Помолчали.

– Знаете, девочки, я с этой горбачевской антиалкогольной кампанией пьяницей стала. Как раньше было? Водку покупала только тогда, когда праздники или гости пришли. А начали на водку давать талоны, как же их не отоварить. Стоит родимая в буфете и так и говорит: выпей меня. Гад он, этот комбайнер. Не слышали, он из молокан? Я слышала.

– О мамонах я ничего не знаю. Знаю другое: о нашем президенте за рубежом отзываются весьма положительно.

– Ещё бы! – Вера Петровна возмущена. – Он же перед ними стелется.

– Товарищи женщины, – прерывает нас Антонина, – вам не надоела политика? Вы же бабы. Лучше расскажите, Вера Петровна, о вашем муже.

– А что о нем рассказывать? Сидит мой муженек в тюрьме.

Видно, что эта тема неприятна Вере Петровне, и я поспешила перевести разговор на другую тему.

– Как на заводе?

Реакция Веры Петровны оказалась неожиданно резкой.

– Как на заводе? А есть ли завод? Разворовали завод. Говорить тошно. Мясо надо жарить.

Я мяса не кушала, сыта была, но вместе с женщинами осталась сидеть за столом и слушала их.

– Ты все сделала, как я сказала? – спрашивает Вера Петровна Тоню.

– Все как Вы велели. Отнесла сумку по адресу. Получила конверт.

Настоящий детектив. Но не в моих правилах вмешиваться в чужие дела.

– Конверт с тобой?

– Конечно.

Антонина лезет в карман джинсовых брюк и достает обыкновенный почтовый конверт.

Вера Петровна аккуратно его вскрывает, и на свет появляется тоненькая пачка банкнот зеленого цвета. Теперь даже ребенок знает, что это за валюта. Доллары. Вспомнила я Наума Лазаревича с его тайником в книге – вот и до рядовых граждан из рабочего класса дошла долларовая лихорадка. Мелькнула дикая догадка: они торгуют секретами.

– Товарищи, доллары от ЦРУ?

Вера Петровна смотрит на Антонину, та на неё. Проходит несколько секунд, и моя тихая квартира наполняется хохотом. Отсмеявшись, женщины с удивлением уставились на меня.

– Ты чего, Ирина? Насмотрелась кино о шпионах? Мы секреты сумками отгружаем, так, по-твоему?

Вот ведь какая я дура. Речь шла о сумке, а я упустила этот факт. Теперь мы все смеёмся.

– Я, Ирина Анатольевна, если ты не забыла, отличная портниха.

Позабыла, честно говоря, а Вера Петровна мне шила костюм, когда я начала работать во Дворце Труда.

– Налейте и мне.

– Верное решение, товарищ Тиунова.

Вера Петровна ловко, по-мужски разлила остатки водки, мы чокнулись и без лишних слов выпили. И тут мне в голову пришла гениальная мысль: а не организовать ли мне кооператив по пошиву женской одежды? Не пускать же в распыл царские червонцы.

– Мне пора, – тоскливо сказала Антонина, – меня Саша будет ждать. Он говорит, мне надо много гулять.

– У Антонины мужик строгий. Зря, что ли, он в охране работает.

Антонина ушла, мы остались вдвоем с Верой Петровной.

– Что думаешь делать?

Вера Петровна говорит куда-то в сторону. Такого за ней раньше не наблюдалось.

– Думаю пока.

Говорить или не говорить ей о моей задумке? Скажу, решаю я, но сказать не успеваю.

– Ты не торопись. Наверняка, у тебя жирок есть. Поживи тут. Погляди, ты умеешь анализировать обстановку. Непросто тут все. Того и гляди кто-нибудь да взорвется. Рабочий класс у нас не весь спился. А может быть, военные встрепенутся. Замордовал он их совсем. Моего мужа упекли в Кресты за то, что дал в морду одному подонку в погонах. Везде есть паразиты. Инкриминируют мужу нанесение особо тяжких телесных лицу, находящемуся при исполнении служебных обязанностей. Муж записку передал: пишет, найди деньги и выкупи меня. А берут эти подонки исключительно в долларах. Кручусь, как шкурка на члене.