Джеймс Чейз - Зарубежный детектив (1989)

— Ну и холодина у тебя, — произнесла Мария с порога. — Знаешь что? Пойдем на улицу, там приятней… Нам ведь есть о чем поговорить, — добавила она нерешительно.

— К черту! Иди сама! — Эмила даже не подняла глаз от книги. — Мне надоели пустые разговоры! — И так резко перевернулась на живот, что металлическая кровать под ней заскрипела. Подперев ладонями щеки, Эмила продолжала читать.

Все это выглядело довольно красноречиво, но Мария не сдавалась.

— Послушай, Мила, ну почему ты не хочешь поговорить? Спокойно, без эмоций. Разве мы не можем откровенно…

— Оставь меня в покое! — прервала ее Эмила.

— Мила, ты же добрая душа. — Мария повысила голос. — Что с тобой происходит? Пожалуй, здесь не обошлось без кого-то…

— Проваливай!

— Как ты со мной…

— …разговариваешь, — закончила фразу Эмила. — Потому что иначе не могу. С тобой уже нельзя нормально разговаривать. А спектакль, который ты сейчас разыгрываешь, — пустое притворство. Почему ты раньше не захотела внести во все ясность? Нет, ты бесилась, как фурия! И все повторится, если я затрону главное. Нет, мое терпение лопнуло.

— Даже не представляешь, как ты меня обидела. И у тебя хватило совести…

— Совесть! — Эмила в раздражении уселась на кровать. — Не смей говорить о совести, у тебя ее нет! Как трогательно ты беспокоишься о том, что здесь холодно! А сама выгоняешь меня в Праге из квартиры! Ведь на улице гораздо приятнее…

Мария молча повернулась и вышла. Пройдя коридором, стала спускаться по широкой каменной лестнице со стершимися ступенями. Сделав несколько шагов, она оступилась и едва успела ухватиться за деревянные перила. На секунду прислонилась к стене и закрыла глаза. Несколько раз вздохнула, стараясь овладеть собой и успокоиться. Она даже не услышала, как снизу к ней кто-то приблизился.

— Привет, Мария! Собралась на прогулку? Вечер сегодня теплый.

Этот голос она узнала бы из тысячи. Но все же приоткрыла глаза, чтобы убедиться, что это действительно ее друг Рудольф Гакл. Точнее, бывший друг.

Гакл, высокий красавец, оперся рукой о стену и наклонился над Марией.

— Хочешь проводить меня?

— Что-то в этом роде, — засмеялся он в ответ. — Видишь ли, нам надо поговорить. Спокойно, без эмоций…

Мария вздрогнула, услышав собственные слова, только что сказанные Эмиле.

— Уходи отсюда, — сказала она тихо и снова закрыла глаза. Ей не хотелось его видеть. — Уходи отсюда, — повторила она жалобным, просительным тоном.

Гакл самодовольно ухмыльнулся.

— Не дури. Я сегодня много думал о пас с тобой. Мы такие давние друзья… Мне всегда казалось, что нашей дружбе ничто не грозит. Я очень дорожил ею, а ты вдруг из-за какой-то глупости…

— Ты называешь это глупостью? — в ее голосе послышалось презрение. Она открыла глаза и пристально посмотрела ему в лицо. Бледное, с угольно-черными глазами, оно напоминало лица испанцев на портретах, висевших в большом зале второго этажа. — Ты называешь это глупостью, — повторила медленно Мария. — Надо понимать так, что эта девочка для тебя ничего не значит — мимолетное увлечение…

— Послушай, нам надо объясниться. — Гакл накрыл ее руку своей ладонью. — Видишь ли, дорогая, эмоции для друзей — смертельный яд. Оставим их любовникам.

Они спустились с лестницы. Сквозь большие сдвоенные окна в коридор второго этажа лился слабый вечерний свет. Мария остановилась у оконной ниши и высвободила из его ладони руку.

Рудольф осторожно осмотрелся по сторонам. Конец коридора тонул в сумерках. Вокруг никого.

— Пойдем. — Он слегка обнял Марию за плечи — На улице сейчас хорошо. Там все тебе объясню. Не могу же я тебя лишиться. Ты для меня незаменима — мой друг, ближайший сотрудник, помощник. В жизни каждого мужчины появляются новые женщины, но остается…

— Говоришь как по писаному, Руда, — услышали они вдруг. — Эти медовые речи я уже читала в одном романе для дамочек. Там герой из-за молодой любовницы расстается со старой шлюхой и все точно так же ей объясняет. Но только она на это не клюнет, ведь не сумасшедшая. Правда, пани Залеска?

Из соседней оконной ниши вышла девушка. Невысокая, пухленькая, с пышной белокурой прической. Рудольф, отскочив при первых же ее словах от Марии, стоял с поникшей головой, словно преступник, застигнутый при краже музейных ценностей.

— Вы рассуждаете с очаровательной юной непосредственностью, Ленка, — улыбнулась через силу Мария. — Кстати, благодарю за комплимент. Это ничего, крошка, в девятнадцать мне тоже почти все люди казались развалинами, стоящими одной ногой в могиле. Слушайте, возьмите-ка нашего Рудольфа и идите с ним куда-нибудь погулять, он об этом только и мечтает. Но гуляйте где-нибудь подальше, чтобы нам не встретиться. Если возможно — никогда.

Она повернулась, чтобы уйти, но Рудольф неожиданно схватил ее за локоть:

— Подожди, пожалуйста!

Потом обратился к пышной блондинке:

— Потерпи, дорогая, мне необходимо обсудить с коллегой действительно очень важные…

— Он называет вас коллегой, — фыркнула девушка и в упор посмотрела маленькими карими глазками на старшую соперницу. «Сколько же в них злобы, — подумала Мария. — Уж скорей бы уйти отсюда, побыть одной…»

— Я тебе все потом объясню, моя девочка, — пообещал Гакл, — а сейчас оставь нас на минутку…

— Почему же потом, объясни ей сейчас, — предложила холодно Мария и вырвала руку.

— Она права. Что ты хочешь объяснить мне потом? Опять станешь болтать всякую чушь и лгать. А при ней не сможешь…

Блондинка вдруг умолкла и словно в испуге попятилась назад. Показалось, что Гакл стал выше ростом — так высоко он поднял голову и напряженно вытянулся.

— Перегнули палку, — повернулась к девушке Мария. — Руда с вами такой покорный, что диву даешься. Но будьте осторожны. Не слишком бередите ранимую душу гения.

— Ты можешь сказать то же самое себе, — буркнул он раздраженно.

— Вижу, что я не одинока, даже Ленка не понимает до конца твоего величия, — усмехнулась Мария.

Гакл решительно схватил ее за руку и повел к лестнице.

— Руда! Ты никуда не пойдешь! — испуганно пискнула Ленка и бросилась за ними.

— Ай-ай-ай, девочка! — Мария громко и хрипло рассмеялась. — Вы ведь ни за что на свете не оставите его со мной наедине, правда? Но чего вы так боитесь? Он же видит вас насквозь — для этого вы достаточно примитивное существо — и даже не удивится, когда я расскажу ему о сегодняшней пикантной сценке, которая может привести в ужас только меня, отсталую наивную старуху…