Ридиан Брук - После войны

– Слово «аристократ» обычно расшифровывается как производитель оружия, верно? – Капитан Элиот обратился за подтверждением к специалисту по денацификации.

Бернэм вертел в руке бокал.

– Будь все так просто, мы бы быстро переловили всех «фонов» в Германии.

– А как ваш «nopleman», Рэйчел? – спросила Сьюзен. – Хорошо себя ведет?

Она нарочно задала вопрос во всеуслышание, так что Рэйчел пришлось ответить.

– Неловкие моменты случаются, но в целом, думаю, все идет так, как и ожидалось.

– Ах, бога ради, поведай же нам об этих неловких моментах.

– Да всякие бытовые мелочи, – непринужденно отмахнулась Рэйчел. – Кто из каких тарелок ест. Кто пользуется боковой дверью. В таком духе.

– Не представляю, каково это – жить под одной крышей, – вздохнула миссис Томпсон. – Как вы справляетесь? – Вопрос прозвучал так, словно речь шла о больном со смертельным недугом. – Это ведь страшно неудобно.

– Как-то справляемся. Как сказала Памела, мы все здесь везучие. – Взмахнув салфеткой, Рэйчел объявила следующую стадию вечера: – Думаю, пора нам спеть.

Компания переместилась к роялю. Сборник рождественских гимнов уже стоял на подставке, и Рэйчел, сев за инструмент, бодро исполнила «Я видела три корабля», потом оттарабанила «Храни вас Бог, веселые джентльмены». При каждом припеве майор Бернэм выражал бурную радость, шлепая по пианино ладонями – получалось не в ритм – и всех перекрикивая. На фоне поднабравшейся компании это было не так заметно, но Рэйчел разнервничалась: его как-то уж слишком быстро забрало. Воспитанный, выдержанный человек, с которым она беседовала за обедом, превратился в свинью. Она выровняла корабль исполнением «Средь хмурой зимы» и попыталась успокоить надвигающийся шторм «Молчаливой ночью», но Бернэм настоял, чтобы они спели на немецком, и все испортил, издевательски коверкая слова и обращая песню в злую пародию.

– А как насчет Гилберта и Салливана? – спросил капитан Томпсон. Он нашел на рояле издание в кожаном переплете и открыл его на «Пиратах Пензанса». – Как раз для вас, майор.

Бернэм поставил бокал и выпрямился. Рэйчел уловила его пьяное дыхание и почувствовала, как устремляются вверх пузырьки подавляемого гнева. Он запел в тон, агрессивно и во весь голос:

Рэйчел сбавила темп, чтобы он поспевал, но остроумный галоп текста оказался Бернэму не по силам. После первой строчки каждого куплета он сбивался на «ля-ля-ля», при этом все сильнее и сильнее колотя ладонями по крышке рояля. Посреди последнего куплета стоявшая на рояле ваза рухнула на пол.

– Оп! – сказал Бернэм.

Рэйчел перестала играть и встала, чтобы оценить ущерб.

Ваза раскололась ровно на четыре части.

– Кит! – воскликнула Сьюзен.

– Прошу прощения, – обронил майор. – Уверен, ее можно склеить.

– Это не моя ваза, майор. Она принадлежит дому.

– А… Ну… Значит, все в порядке!

Бернэм рассмеялся, и остальные, к полному смятению Рэйчел, тоже засмеялись. Она наклонилась, чтобы собрать осколки, и тут дверь открылась. В первую секунду она подумала, что вернулся Льюис, но это был герр Люберт.

Выглядел он так, словно сделал или намеревался сделать что-то ужасное. Лоб заливала кровь, грудь вздымалась от судорожного дыхания. Остановившись в дверях, он смотрел на них, как узревший оргию суровый пророк.

– Герр Люберт? – произнесла Рэйчел – отчасти для того, чтобы объяснить гостям, кто это, отчасти – чтобы удержать немца от следующего шага. – С вами все в порядке? У вас кровь.

Люберт посмотрел на вазу, потом на Бернэма. Ноздри его раздувались. Казалось, он готов поднять рояль и обрушить его на майора.

– Извините за вазу, старина, – пробормотал майор. – Уверен, с помощью… всей королевской конницы… фрау Морган все слепит.

Рэйчел взглянула на Сьюзен – пора той вмешаться.

– Идем, Кит, – сказала Сьюзен. – Думаю, с тебя хватит.

– Что? Споем еще. Может, и герр Люберт составит нам компанию? – И майор начал отбивать мелодию.

– Я бы попросил вас не стучать так по инструменту. – Люберт смотрел на Бернэма с нескрываемой угрозой, сжав внушительные кулаки.

В ответ майор ахнул по фортепиано с такой силой, что забренчали струны.

– Ваш рояль реквизирован, герр Люберт. А значит, является собственностью Контрольной комиссии. По существу, моей собственностью.

Уже не сомневаясь, что Люберт собирается ударить майора, Рэйчел распрямилась, положила на рояль осколки вазы, подошла к Люберту и мягко сказала:

– Мы все немножко перебрали.

Люберт посмотрел на нее и разжал кулаки. Потом бросил еще один взгляд на Бернэма, повернулся и вышел из комнаты, пробормотав:

– Sie ekeln mich am!

– Ха! – вскричал Бернэм. – Вы слышали? Мы ему противны. Мы ему противны! – И, повернувшись к Рэйчел, потребовал, чтобы она немедленно добилась извинения и определила соответствующее наказание.

– Думаю, он имел в виду тебя, Кит, – заметила миссис Бернэм и, взяв мужа под руку, повела к выходу, пока он еще чего-нибудь не натворил. – Пора баиньки.

– Но я же образец современного генерал-майора, – запротестовал Бернэм.

Вечер закончился. Закончился не так, как планировала Рэйчел, – они бы еще поиграли в карты и в шарады перед камином, – но ей хотелось только одного: чтобы все поскорее ушли. Надо найти Люберта. Гости вежливо бормотали комплименты, благодарности и извинения. Через десять минут она закрыла дверь за расстроенной миссис Элиот, которая выразила надежду, что все будет хорошо и что, возможно, Рэйчел посетит англо-немецкую группу и, может быть, приведет и герра Люберта.

Рэйчел уже собралась подняться по лестнице на верхний этаж, когда услышала стон. Перед камином, в кресле, опустив голову и закрыв ладонями лицо, сидел герр Люберт. Тяжелое дыхание прорывалось через стиснутые зубы, и получавшийся звук напоминал шуршание набегающей на галечный берег волны.

– Стефан?

Люберт открыл здоровый глаз – второй уже заплыл – и посмотрел сквозь решетку пальцев. Мягкий изгиб ее бедер напоминал виолончель, блестки на платье сверкали в свете камина.

– Вы в порядке?

Он почувствовал руку у себя на плече и опустил свою, чтобы показать рану, потом поднял лицо, чтобы она могла разглядеть ее лучше.

Увидев рану, Рэйчел поморщилась.

– Как это случилось?

«Меня чуть не убили плакатом «Дайте Германии жить!», – подумал Люберт, но сказать не сумел, к тому же и говорить было больно, поэтому он просто застонал.

– Пойду принесу что-нибудь. Я мигом. – Шурша платьем, Рэйчел направилась к лестнице.